объятия своей подруги.

После приветствия Дашковой Екатерине приходится выслушать еще бесчисленные поздравления других людей, потому что двери дворца открыты для всех, все могут приветствовать 'матушку Екатерину', подобно тому, как им разрешено было прийти проститься с 'матушкой Елизаветой'. Одновременно с этим среди толпы распространяется отпечатанный ночью манифест.

К полудню к гвардейцам присоединяются первые армейские полки. Теперь на широкой площади перед дворцом собралось более десяти тысяч солдат, они заняли все прилегающие улицы и превращают их в вооруженный лагерь. Весь город на ногах, чтобы почтить новую повелительницу. В одной из боковых улиц показалась похоронная процессия, и в толпе распространяется слух, что Петр III умер. Многие думают поэтому, что дело идет не о государственном перевороте, а о законной смене престолонаследия. Никто не знает, находился ли вообще в замеченном катафалке какой-нибудь покойник, или вся похоронная процессия была измыслена Орловым.

Стоит чрезвычайно жаркая погода, но ни один человек из собравшейся перед дворцом несметной толпы не покидает своего места. Постоянно происходит что-нибудь новое, на что стоит поглядеть, что служит толчком к новому взрыву энтузиазма. В двенадцать часов появляются высшие представители духовенства, почтенные седовласые старцы в полном облачении, они несут Екатерине царские регалии, корону, скипетр и державу. Спокойно и величаво движутся они среди солдат, почтительно уступающих им дорогу. Совершенно иное впечатление производит выдумка фельдцейхмейстера: не получив на то никакого распоряжения, он велит доставить на площадь из цейхгауза в исполинских фургонах старые русские мундиры и раздать их солдатам. С криками безграничного ликования солдаты тут же сбрасывают с себя ненавистные прусские мундиры, топчут ногами прусские шапки и переодеваются в старую форму.

К часу дня двери дворца закрываются для любопытных. Екатерина и сенат совещаются. Самой жгучей проблемой является Петр. Никто не знает, что Петр намерен предпринять, что он может сделать, что делать с ним. На последний вопрос еще, пожалуй, легче всего ответить: необходимо принудить Петра отречься от престола и интернировать его.

Сейчас же после въезда в Зимний дворец Екатерина отдала очень важное распоряжение – заградить Калин-кин мост и не выпускать в этом направлении никого из города. Через Калинкин мост пролегает единственная дорога в Ораниенбаум, и заграждение этого моста имело целью оставить Петра подольше без вестей из столицы. Но после обеда Петр должен будет, согласно уговора, приехать в Петергоф для празднования своих именин, он найдет Петергоф пустым и сообразит, что произошло нечто неладное.

Что он предпримет? Он может направиться в Лифляндию, где находится большая часть русской армии, готовой выступить в поход против Дании и, следовательно, вооруженной до зубов. Эти находящиеся в Лифляндии войска, еще не признавшие Екатерину, являются серьезной опасностью для нового правительства. Не меньшая опасность угрожает столице и со стороны моря, в том случае, если бы Петр решил направиться в Кронштадт, а оттуда двинуться на судах к Петербургу.

Для предупреждения этих двух опасностей принимаются соответствующие меры. В три часа дня отправляется курьер к рижскому генерал-губернатору, тому генералу Брауну, который встретил двадцать лет тому назад на русской границе маленькую Цербстскую принцессу и информировал ее о происходящем при дворе. Теперь он получает манифест о восшествии Екатерины на престол, формулу новой присяги и указ, которым он приглашается не подчиняться никаким распоряжениям, если они не снабжены подписью Екатерины. Екатерина добавляет еще собственноручно, что если бы 'бывший император' появился в Лифляндии, его надлежит арестовать и доставить живым или мертвым в Петербург.

В Кронштадт отправляется адмирал Талызин с запиской от Екатерины к коменданту Нуммерсу, в которой тому повелевается выполнять все приказания Талызина.

Приток солдат все продолжается. Верховые гвардейские офицеры поскакали в расположенные в окрестностях Петербурга полки, чтобы агитировать в пользу признания нового правительства. На улицах столицы оживление все растет, к патриотическому воодушевлению вскоре присоединяется алкогольное, потому что Орлов обещал солдатам водку и щедро сдержал свое обещание. Все кабаки открыты, и в них разрешается пить на казенный счет. Представители Австрии и Франции закупили бочки водки и угощают всех приходящих, чтобы подогреть их симпатии к союзу, направленному против Пруссии. Несмотря на это, происходит ^только один эксцесс: арестовывают принца Георга-Людовика Гольштинского, и его дом подвергают разгрому.

В шесть часов появляется первый посланец от Петра – канцлер Воронцов. Он осведомляется у Екатерины, почему она покинула Петергоф, и делает ей упреки по поводу совершенного ею переворота. Екатерина подводит его к окну и, указывая на несметную, охваченную энтузиазмом толпу, говорит:

– Вы видите, я не действую, а только подчиняюсь воле народа.

После этого она спрашивает канцлера, готов ли он присягнуть ей. Ответ Воронцова чрезвычайно умен и свидетельствует о его большой находчивости.

– Принимая во внимание, что я в настоящий момент не могу оказать вашему величеству никакой помощи в военных начинаниях, – говорит он, – и должен казаться вашему величеству, после сделанных мною только что заявлений, подозрительным, а с другой стороны, я не же лаю предпринять никаких мер против вашего величества, я просил бы вас арестовать меня и отдать под надзор преданных вашему величеству лиц.

Этим путем канцлер страхует себя от любого исхода переворота.

Вскоре появляются князь Трубецкой и граф Шувалов. Петр послал их в Петербург, чтобы они образумили гвардейцев и, в случае надобности, убили Екатерину. При виде вооруженной до зубов и охваченной единодушным ликованием столицы они предпочли явиться на поклон к новой царице.

Никогда еще планомерно и тщательно подготовленное восстание не приводило к такой быстрой, легкой и всеобъемлющей победе, как этот дилетантский, просто экспромтом устроенный переворот, в котором, несмотря на отсутствие надлежащей подготовки, каждый участник, словно по распоряжению невидимого режиссера, оказался на своем посту и выполнял свою роль с надлежащим пылом. Весь этот день подобен одному беспрестанно нарастающему модному аккорду, без малейшей дисгармонии, без малейшего фальшивого тона. Екатерина, не потерявшая ни на одно мгновение присутствия духа и не забывшая даже в максимальной суматохе отдавать малейшие распоряжения, находящая для каждого приветливое слово, сама захваченная порывом, охватившим народные массы, находится в зените своего величия. Только одной мелочи не хватает для того, чтобы эта исполинская горячо любимая Россия оказалась перед лицом всего мира ее собственностью, – свержения Петра.

Но этому яркому, сияющему, проникнутому жизнью летнему дню суждено закончиться не простым холодным указом, а зрелищем еще более величавым, еще более героическим, чем ее утренний въезд в город.

В десять часов вечера Екатерина переодевается в мундир князя Голицына (старый мундир Преображенского полка) и объезжает верхом свои войска в знак того, что приняла верховное командование над ними. Во время этого ночного смотра происходит один ничтожный, казалось бы, эпизод, который приобретает, однако, впоследствии огромное значение. Екатерина замечает вдруг, что забыла портупею. Немедленно выбегает из рядов войск молодой офицер и подает ей свою. На протяжении нескольких секунд Екатерина видит перед собой пламенное, молодое, прекрасное мужское лицо, слышит в ответ на свой вопрос неизвестную ей фамилию, и в следующее мгновение смелый юноша снова стоит в рядах своей роты. Но Екатерина никогда не забудет оказанной ей услуги, много лет спустя она вспомнит эту фамилию, прозвучавшую впервые в момент, когда она находилась на высоте счастья, и навсегда свяжет ее со своей личной историей и историей России.

Молодого офицера звали Григорий Потемкин.

В одиннадцать часов вечера четырнадцать тысяч солдат выступают из столицы по направлению к Петергофу, навстречу царю. Екатерина едет верхом впереди войск. Ее солдатская шапка обвита гирляндой из свежих дубовых листьев, ее длинные черные волосы развеваются, колеблемые порывом легкого летнего ветерка. Рядом с нею скачет, тоже верхом, Дашкова, также в мужском военном мундире, худенькая и стройная, как пятнадцатилетний мальчик. Сон и действительность, прошедшее и настоящее, миф и история сплетаются воедино в таинственно-серебристом полусвете этой северной ночи. Из бессознательных глубин раннего детства встает перед Екатериной носящее характер предчувствия воспоминание. То, что она переживает сейчас это воплощение ее первых грез: она сидит верхом на коне, как мужчина, имеет большее