альпинистскую застежку, пристегнул ее к шнуру, крепко обхватил обеими руками и плавно сполз вниз, повиснув над отвесным двадцатиметровым колодцем. Тут же мне в голову пришла совершенно нелепая мысль, что будет со мной, если я сейчас сорвусь и, пролетев короткие три секунды, рухну на крышу спокойно стоящего где-то внизу лифта? Мокрое место, вот что будет! Лучше об этом не думать…

Я медленно начал стравливать веревку, опускаясь все ниже и ниже к тому месту, где, если я еще не забыл, находилось перекрытое решеткой отверстие между двумя шахтами. Я постоянно прислушивался к гудению вентиляции и наконец ощутил, находясь в полной темноте, как мне в лицо ударил теплый воздушный поток, наполненный запахом пыли, сырости и многочисленных жилых помещений. Еще во время последней учебной тревоги я успел заметить, что решетка, перекрывающая вентиляционное отверстие между двумя шахтами, не прикручена, что весьма усложнило бы дело, а подвешена в верхней части на петлях и свободно открывается.

Я подтянулся, толкнул ее ногами, зацепился задней частью ботинок за край отверстия и стал, извиваясь всем телом словно змея, вползать внутрь соседней шахты, одновременно пытаясь нащупать там ближайшую ко мне скобу. Наконец, носок одного из ботинок уперся в железный прут. Я почти окончательно втиснулся в гораздо более узкую, чем соседняя, лифтовая, шахту. Продолжая обеими руками держаться за спусковой карабин на веревке, быстро освободил одну руку, пытаясь переместить тяжесть тела вперед, но тут моя нога соскочила со скобы, и я повис, изогнувшись буквой «S». Это продолжалось какую-то секунду, не больше, но и ее вполне хватило, чтобы по моей спине штормовой волной пробежал арктический холод. И все-таки мне удалось выкарабкаться из этой ситуации, благополучно перелезть в узкую – не более полутора метров в диаметре – трубу и спуститься вниз, словно верхолаз или пожарник, перебирая руками и ногами. Наконец я снова ощутил поток пробивающегося сквозь отверстие в стене воздуха и понял, что достиг промежуточной цели.

Передо мной находился вход в замкнутую систему вентиляции базы, по которому можно было добраться практически до любого из ее помещений. Ширина воздушного коллектора вполне позволяла передвигаться по нему на четвереньках или, в особенно узких местах, по-пластунски. Здесь можно было не опасаться сигнализации или видеокамер. В одном из многочисленных карманов у меня лежал фонарик-карандаш, я достал его и осветил пространство перед собой. Оставалось верить, что моя память не страдает склерозом и еще способна воспроизвести необходимый маршрут по извилистым воздушным коридорам, чтобы правильно и точно вывести к решетке на потолке моей комнаты.

Я поднял решетку, пролез в освещаемую фонарем горизонтальную нишу и вдруг резко вздрогнул всем телом оттого, что в подвешенной на груди рации неожиданно раздался знакомый и такой громкий в узком замкнутом пространстве коллектора голос Соловья.

– Командир, ты еще живой? Или послать за доктором? – Не прошло и пяти минут, как я последний раз говорил с этим наглым типом, а ему уже стало скучно! Наверно, забыл, несмышленыш, как нужно вести себя с начальником охраны. Пора напомнить.

– Слушай сюда, мужик. Если еще хоть раз вякнешь без веской на то причины, то по возвращении с задания тебя ждет внеплановая тренировка в спортзале. Хочешь повторить урок?

– Ладно, командир, у меня все в порядке. Просто…

– Если еще раз вызовешь меня просто так – получишь в «табло»! Всем находиться на установленных мной точках и смотреть в оба. Все!..

По моим предположениям, совещание «больших боссов» в бункере уже началось. Я взглянул на часы. Ровно десять минут назад видеомагнитофон начал записывать передаваемое скрытой камерой изображение, вместе со звуком. Пока они раскачаются и перейдут к серьезным делам, я скорее всего уже буду на месте.

Оказалось, что память моя еще вполне способна справляться с такими ерундовыми задачами, как нахождение нужных поворотов, подъемов и спусков в причудливо изогнутом чреве алюминиевой трубы. Пару раз приходилось туго, однажды я даже прополз на целый коридор дальше, чем нужно, но как бы там ни было – через пятнадцать минут бодрого змеевидного шевеления и ползания на коленках уже откручивал последний из двух винтов, мешающих мне снять тонкую жестяную крышку и, повиснув на руках, спрыгнул прямо на стол в собственной комнате.

Я не стал включать свет, а сразу приступил к делу. Спустя несколько секунд на цветном экране «Сони» вспыхнуло четкое изображение уже известной мне комнаты. И одного-единственного взгляда на собравшихся там, за длинным, янтарного цвета столом из карельской березы, людей в строгих деловых костюмах, было достаточно, чтобы возбужденный до крайности организм немедленно выбросил в кровь увесистую дозу адреналина.

Я был готов поклясться жизнью, что из десяти присутствующих на секретном совещании мафиозных авторитетов я прекрасно знал семерых. Да еще как! Персиков – само собой. Далее, двое из собравшихся были депутатами Думы, и их лоснящиеся физиономии не сходили с экранов телевизоров. Еще один – президентом крупного московского банка. Другой – председателем одного из фондов. Следующий – известным предпринимателем из «ближнего зарубежья». Ну и, наконец, присутствие среди собравшихся этого, хорошо знакомого мне человека явилось для меня просто ошеломляющей неожиданностью!

– Здравствуйте, товарищ генерал… – процедил я сквозь зубы, чуть не раздавив в машинально сжавшейся ладони пульт дистанционного управления телевизором. – Вот и свиделись…

Остальных трех я не знал. Но их лица говорили сами за себя. У меня сложилось впечатление, что передо мной сидят все три части популярного голливудского фильма «Крестный отец».

Я нажал на одну из кнопок пульта и включил минимальную громкость динамиков. Но в полной тишине, в которую незаметно погрузилась подземная база с приездом влиятельных гостей, даже эти несколько децибел звучали как пронзительный гудок проносящегося мимо электровоза…

Совет мафиозных авторитетов как раз заканчивал обсуждение вопроса о покупке «структурой» контрольных пакетов акций шести немецких и трех латвийских банков. Было также принято решение «опустить» кое-кого из крупных, но, к сожалению, несговорчивых бизнесменов на все имеющиеся в их распоряжении активы. Это выгодное предложение, внесенное одним из «крестных отцов», поддержали практически единогласно.

Ну а дальше я понял, что успел как раз вовремя. Встал председатель фонда – детского, сволочь! – и начал рассказывать совершенно немыслимые вещи, мол, на какие «сладкие» суммы обогатился его фонд, благодаря провернутым за последнее время махинациям. Мафиозный «папа» все говорил и говорил… Про оружие, наркотики, горючее, деньги, товары, нефть и многое-многое другое. Я ощутил, как глухо, надрывно начинает стучать сердце. Наконец он стал сообщать о традиционных «упаковках» для провоза наркоты и награбленного золота. Председатель детского фонда говорил о «грузе 200». О гробах. Его использовали американские солдаты во Вьетнаме, его – я знал об этом совершенно точно – применяли и советские военные чины в Афганистане, его используют и сейчас во всех без исключения «горячих точках». Все, кому не лень. И «наши», и не «наши»… Господи!!!

Я смотрел на маленький экран «Сони» пылающими от злости глазами и вспоминал, вспоминал… мой недавний отпуск.

Я слушал и не слышал тех страшных слов, которые с совершенно спокойным лицом выговаривал этот лощеный, очень довольный жизнью человек. Наконец он закончил, но его доклад опять не вызвал ни у кого из присутствующих никаких дополнительных вопросов. Все и так было предельно ясно – структура продолжает фундаментально и уверенно обогащаться.

Но мне вдруг показалось, что все эти люди, вальяжно рассевшиеся вокруг овального стола, находятся в состоянии ожидания. Они ждали чего-то особенного, ради чего всех их сорвали с мест и затащили в эту крысиную нору.

И вот поднялся мой старый знакомый… Он спокойно пригладил начинающие редеть, черные как смоль волосы, медленно обвел взглядом всех присутствующих. В какой-то момент его зоркие и холодные, как у ястреба, глаза остановились как раз на том месте комнаты, где находился внимательно наблюдавший за всеми ними стеклянный зрачок скрытой видеокамеры, и я впервые ощутил на себе всю силу и тяжесть этого дьявольского взгляда. Казалось, губы генерала чуть скривились в надменной усмешке, глаза едва заметно прищурились, а каменное лицо-маска приобрело выражение властного торжествования. Вот, мол, ты и попался, дружок! Как же больно теперь тебе будет, как же больно!..

Но, естественно, все это оказалось просто игрой моего до крайности возбужденного воображения.