Подведем итоги.

Выдающийся прорыв советской социологии в виде исследований проектов «Общественное мнение», «Право»-1976», «Образ жизни»-1980 – 87, «Правда»-1977» и «Правда»-1991» позволил в первом приближении построить модель функционирования обмена свойствами людей в социальной системе. При этом проведена независимая социологическая экспертиза процессов, происходивших в нашем обществе за последние 40 лет. Конечно, по отношению к отдельным направлениям она не является исчерпывающей. Исходя из представленной модели, можно развернуть картину анализа фигур обмена в иных формациях, рассмотреть динамику становления и развития сущностных элементов власти в нашем обществе, описать метаморфозы активности, информированности, потребностей, форм и смысловых полей обмена, описать методологические, философские, методические проблемы, которые лишь косвенно упомянуты по ходу изложения, так как без этих упоминаний было бы невозможно понять ракурс взгляда на объект. Однако это темы самостоятельных работ с иной логикой доказательств существования обнаруженных параметров системы. Данная же книга логически определенным образом закончена. Что, на мой взгляд, важно еще раз подчеркнуть, так это следующее.

Наиболее широкое социологическое определение общественной системы независимо от ее устройства и положения на кривой эволюции принадлежит Марксу: «Что же такое общество, какова бы ни была его форма? Продукт взаимодействия людей»[247]. Исходя из этой посылки, предметный характер присвоения свойств и способностей индивидуумов в процессе обмена общественно необходимым временем очевиден. И отсюда уже следует теоретическое обоснование константности относительной величины общественно необходимого для воспроизводства жизни времени, эмпирические референты которой были представлены в этой работе. О нижнем пределе относительной величины этого времени – точке баланса, выражающейся в физическом воспроизводстве этих самых людей, которые составляют общество, в книге уже сказано. Однако при этом важно отметить несколько моментов.

Недостаточность экономических парадигм для объяснения поведения социальной системы, на которой по нехватке места нельзя было особенно останавливаться, отмечалась специалистами еще четверть века назад. «В действительности определение максимальной эффективности в достижении цели при минимизации расходов само по себе не может рассматриваться как безусловно оптимальный подход, ибо понятие оптимального из среды экономики вряд ли безоговорочно может быть перенесено в социальную, – писала Е. Х. Нерсесова в 1981 г. – Подобные выводы и были сделаны французскими социологами при изучении, с позиции принятия решений и PPBS (Planning-Programming-Budgeting Systems, политика «рационального выбора бюджетных статей'), проблемы формирования целей в сфере здравоохранения[248]. Они столкнулись с теоретическими и этическими трудностями при попытке определить, что такое «рациональность выбора цели» применительно к такому понятию как здоровье человека или нации. И, естественно, усомнились, можно ли говорить об оптимальном решении в области здравоохранения, если оно опирается только на экономические критерии. Сегодня никто не сомневается, хотя реальная исследовательская практика еще не располагает достаточно общим решением вопроса, что для формирования социальных показателей нужны соответствующие концептуальные модели изучаемых явлений[249]. Этой точки зрения придерживаются и советские социологи. У них период идентификации идеи социального показателя с его статистическим представлением оказался много короче, чем у западных социологов»[250].

Через десять лет в 1991 г. Роберт Л. Хайлбронер в статье «Экономическая теория как универсальная наука», говоря о «сокрытии социального порядка в способе, которым экономика объясняет функциональное распределение доходов», замечая «что выплачиваемое в виде чистой прибыли вознаграждение, которое получают только собственники капитала, дает им лишь „остаточное“ право на произведенный продукт, после того как все факторы, в том числе и капитал, свою долю уже получили», фиксирует «мировоззренческую систему и идеологические функции экономической науки» и поясняет, что «только социолог или политолог сможет объяснить, почему собственники капитала с таким пылом защищают эти свои сомнительные права». Он заключает эту статью, бьющую нашу власть не в бровь, а в глаз, замечанием: «На троне понимания социальных процессов восседают люди, наделенные неполными и несовершенными знаниями, теориями, представлениями и опытом, с помощью которых они стремятся свести неразбериху, возникающую при нашей встрече с историей, к удобопонимаемым терминам. Даже если в трудах, рассказывающих об имевших место событиях, и концептуальных работах, с помощью которых мы пытаемся привнести в этот хаос некий порядок, экономической науке принадлежит важная роль, ее слово не является ни решающим, ни окончательным»[251].

Под факторами, получающими свою долю, политическая экономия подразумевает, кроме Капитала, и Землю, и общество в виде воспроизводства рабочей силы. Однако и состояние окружающей среды и «процесс демографического перехода» говорит о полном забвении всех «факторов», кроме первого. Таким образом, даже в западной экономической науке вопрос стоит о выделении, нахождении и ограничении в смысловом поле тотальных форм функционирования в обществе таких квазиобъектов, как «стяжательство» и «обладание», которые, как Джинн из кувшина частной собственности, приводят систему к катастрофе.

Наш анализ показывает, что существует объективная целостность социальной жизни, имеющая отражение в фундаментальной точке баланса обмена, на которую указывают показатели воспроизводства населения. Отражением этой объективной реальности является положенная в основание подсистемы духовного производства и декларируемая всеми светскими и религиозными формами сознания ценность человеческой жизни. Однако фетишизация предметной реальности, особенно при действии товарно- денежных отношений, перекошенных тотальностью института частной собственности, разрушает сначала субъективное, прописанное во всех декларациях и конституциях смысловое поле, а затем и базовую основу существования людей. При этом речь уже идет не только о вековом движении в направлении норм детности, ведущих к вырождению популяций, но и о таком балансе обмена результатами труда в создании предметного мира, который практически ведет к ежедневным катастрофам, сопровождающимся массовыми смертями (так что и мировые кровопускания больше не нужны). По сути это просто разные, взаимодополняющие стороны единого процесса нарастания энтропии в регуляционном поле смыслов, балансирующих процесс обмена людей общественно необходимым временем. Я не считаю нужным приводить здесь «дальние» или «ближние» примеры или иллюстрации. Посмотрите любые из них по телевизору, обратитесь к книгам по демографическим проблемам, нормам поведения в процессе замещения поколений, охране окружающей среды или даже безбожно лгущей «себе во благо» государственной статистике.

В силу потери общественно-системных человеческих смысловых точек баланса, исправление «ошибок» властями принимает форму «латания дыр» из боязни анализа реальности и сокрытия последствий от широких слоев общества[252]. Анализ информированности показывает, что этот процесс имеет обоюдоострый разрушительный характер для всех агентов