бюро местных партийных комитетов была действительно абсолютной, но с двумя принципиальными оговорками: лишь в пределах своей территории и только в рамках указаний, исходящих из центра. В партии все решалось Политбюро и Секретариатом – всего 30 – 32 человека и горсткою – не более 15 – 20 человек – самой верхушки партийного аппарата, т. е. руководством Отдела оргпартработы и Общего отдела. Вот где была сосредоточена вся полнота власти в партии, от которой в решающей степени зависело, сможет ли демократизироваться КПСС. То есть возродится ли она на новой основе или погибнет. Иными словами реальной властью в КПСС обладало менее 0,3 % ее численного состава. 99,7 % ее членов на формирование власти влияния не оказывали – только выполняли руководящие решения. А в конечном итоге все определяла одна стотысячная процента»[240].
3. В резолюции XII съезда компартии, первого съезда в отсутствии ее председателя, который был уже безнадежно болен, с одной стороны, было принято решение о создании ЦКК-РКИ, а с другой – черным по белому было написано: «Диктатура рабочего класса не может быть обеспечена иначе, как в форме диктатуры его передового авангарда, т. е. Компартии» (при этом следовала сноска «Неправильная формулировка „диктатура партии“ появилась в резолюции по недосмотру. (См. И. В. Сталин. Сочинения, т. 6, стр. 258, и т. 8, стр. 31 – 60.) Ред.»[241] Сталин написал по поводу этого «недосмотра» 30 страниц текста (а он всегда писал лично[242]). Вопрос был настолько пропагандистски важный, что первый раз яркая страница написана в 1924 г., а второй раз разбор «недосмотра» идет в первом издании «Вопросов ленинизма» на 29 страницах в 1926 г. Процитируем лишь первый «заход»: «Еще один пример. Нередко говорят, что у нас „диктатура партии“. Я, говорит, за диктатуру партии. Мне помнится, что в одной из резолюций нашего съезда, кажется, даже в резолюции XII съезда, было пущено такое выражение, конечно, по недосмотру. Видимо, кое-кто из товарищей полагает, что у нас диктатура партии, а не рабочего класса. Но это же чепуха, товарищи. Если это верно, то тогда неправ Ленин, учивший нас, что Советы осуществляют диктатуру, а партия руководит Советами. Тогда неправ Ленин, говоривший о диктатуре пролетариата, а не о диктатуре партии. Если это верно, тогда не нужно Советов, тогда нечего было говорить Ленину на XI съезде о необходимости „размежевания партийных и советских органов“. Но откуда и каким образом проникла эта чепуха в партийную среду? От увлечения „партийностью“, которое приносит больше всего вреда именно партийности без кавычек, от беззаботности насчет вопросов теории, от отсутствия привычки продумать лозунги раньше, чем они пущены в ход, ибо стоит на минуту подумать, чтобы понять всю несообразность подмены диктатуры класса диктатурой партии. Нужно ли доказывать, что эта несообразность способна породить в партии путаницу и неразбериху?» [243].
Возвратившись к этому вопросу в 1926 г., Сталин посвятил ему 29 страниц, однако, сколько он не доказывал обратное «недосмотру», у него все одно выходило, что Советы, профсоюзы и комсомол – «приводные ремни» от партии к массам. Кто-то из высокопоставленных чиновников «Единой России» недавно снова публично в телеэфире употребил этот термин по отношению то ли к «Идущим вместе», то ли ко вновь создаваемым органам местного самоуправления – «приводные ремни», мол. Воз, как говорится, и ныне – там. Олигархия в России бессмертна, как Кощей.
Но рассмотрим приведенные высказывания с точки зрения эмпирических данных.
Академик Львов завышает число овладевших ресурсами страны. Если бы их было столько, сколько он насчитал, мы бы давно как сыр в масле катались. Одна тринадцатая – одна четырнадцатая часть населения объективно смогла бы вырабатывать решения, соответствующие смыслам жизни и своей, и всего населения. Делала бы она это хотя бы в целях собственной долгосрочной безопасности. Но «присвоивших-работодателей-работовзятелей» много меньше. Всех предприятий промышленности, сельского и лесного хозяйства и строительства с частной формой собственности на средства производства на 1 января 2002 г. было около 805 000[244]. Даже если взять всех владельцев этих предприятий, посчитав их «присвоившими» ресурсы страны, что по сути неверно, то получится лишь 0,55 % населения РФ. Если прибавить к ним всех работников органов власти всех уровней (1252,3 тыс. человек), то суммарно они дадут 1,42 %. И так-то нельзя считать, откуда же 7 %? Если же взять реально эффективно работающую одну десятую часть всех владельцев, которые поделили предприятия и учреждения, то мы получим около 80 000 человек. Это 0,055 %. Если брать именные указы, по которым выделялись в собственность «работовзятелей» гиганты индустрии, то их будет не более 2000, Это 0,001 %. Думаю, последняя цифра ближе всего к истине. Но оставим диапазон от 0,001 % до 0,55 %. В мире не создано еще социальной системы, где столь малые группы лиц могли бы аккумулировать интересы всей общности. Даже такой, терпеливой и находчивой в ситуациях выживания общности, как наша российская. Отсюда – объективная неизбежность катастрофических ошибок в сознании этой группы «присвоивших» относительно принятия решений по поводу сущностных основ развития жизненной пирамиды всей массы людей. Они этих сущностных основ не могут увидеть по определению. Себе они создали свой мир. Они заменили весь спектр социальных потребностей в нашем обществе потребностью в физическом выживании. Народ начал вымирать. И после этого они предлагают решать проблему рождаемости за счет решения жилищной проблемы. Бартер: «пещеру» на «пушечное мясо». Им даже не приходит в голову оставить людей в покое, чтобы они могли спокойно трудиться и, получая за труд в соответствии с нормами, общепринятыми для фантастически природно богатых стран, сами смогли бы решать свободно свои проблемы. Вместо этого они насаждают «начальников» в каждый дом и каждый подъезд, думая, что корпоративно воровать начнут все и народ станет в массе богатым.
Леон Аршакович Оников ошибся в расчетах, или это опечатка. 15 – 20 человек, принимающих решения, составляют от 19 млн одну десятитысячную, а не одну стотысячную процента. Но три человека, собравшихся со своей дворней в Пуще, составляют от 290,1 миллионов жителей общности, о существовании которой они принимали решение, одну миллионную долю процента. Этот акт – достойное завершение и по форме, и по содержанию той политики, которая продолжается в нашей стране с некоторыми частными редкими просветами сотни лет. «Когда-то признавалось, что Россией самодержавно правит воля царя. Но едва где-нибудь проявлялась воля этого бедняги самодержца, не вполне согласная с намерением правившей бюрократии, у последней были тысячи способов привести самодержца к повиновению. Не то же ли с таким же беднягой, нынешним „диктатором“? Как вы узнаете и как вы выражаете его волю? Свободной печати у нас нет, свободы голосования – также»[245]. Это написано 85 лет назад второй «совестью русского народа» по смерти Льва Толстого и читано Лениным, который инициировал Луначарского выявить мысли Короленко и который после Кронштадтского мятежа и этих писем, в частности, нашел силы выработать новую экономическую политику, балансировавшую обмен результатами труда между городом и деревней. Все было разрушено великим устроителем и «хозяином» бессмертной бюрократической машины, подобной гидре со множеством отрастающих вместо одной голов. Но не то же ли, о чем говорит Короленко, и сейчас, когда «свободные выборы» выражаются в столичном «голосовании ногами» более чем двух третей населения? Не то же ли сейчас, когда мало-мальски позволяющие себе свободу слова журналисты убираются с телеэкранов даже не самых ходовых программ? Не то же ли в Пуще, когда «самодержцев» не привела к порядку та бюрократия, в интересах которой и были предприняты асоциальные действия?!
Сталинизм, окончательно похоронивший идею самоуправления и кооперации трудящихся, превративший компартию в учреждение, в «орден меченосцев», а «советскую» власть – в фиговый лист самовластья бюрократов, вырождаясь в нашу, как и в брежневскую, эпоху в еще более уродливые и фарсовые формы политики претендующих на диктатуру чиновников, по той же причине страха свободного творчества людей в организации своей социальной жизни в очередной раз приведет общество к катастрофе. Легитимность власти, выбранной 15 % или 25 % от всего населения, имеющего право голоса и не считающего на 50 – 70 %, что его голос что-либо изменит, а потому заранее не делегирующего свои властные общественные права чиновничьей олигархии, ничтожна. Мы уже говорили, что на этих порогах энтропия знания того, что происходит в социальной системе, нарастает лавинообразно[246]. Ни общественные палаты, ни расширение органов местного самоуправления не заменят цивилизованных отношений, при которых людям дано право свободно вершить свои дела на своей земле без чиновников. Правительственные полумеры напоминают методы фокус-групп с бездарными модераторами.
Противопоставлением этому и реальным выходом является только такое благоустройство общества,
