минут они пытались сдвинуть грузовик с мертвой точки, но, выдохшись — больше от безнадежности, чем от физической усталости, отвалились один за другим. Только непреклонный Коттон продолжал удерживать грузовик на месте.
Остальные молча наблюдали, как его воля молчаливо борется с тонной металла. Коттон понимал, что они поступили вполне разумно, но следовать их примеру не хотел. Тело его, выгнувшись дугой, вибрировало между непобедимым грузовиком и недвижной земной твердью. Подшлемник свалился на землю. В такие минуты Коттон внушал страх. На него нашло. Он впал в неистовство. Где-то внутри у него заклинило, и гнев свой он обратил на богов, слишком равнодушных, чтобы потерпеть поражение. Его нежелание мириться с бесспорными фактами — днем и ночью, слабостью и силой, жизнью и смертью и земным притяжением — граничило с психозом. Он был рыжий, этот Коттон.
На вторую неделю Соревнования в лагере продолжились — теперь всем начислялись очки. На доске объявлений в столовой ежедневно вывешивались результаты шести отрядов по верховой езде, стрельбе из винтовки и лука, легкой атлетике, плаванию и спортивным играм. Итог был подведен в субботу после ужина. Вечером в сосняке у тира состоялась первая линейка. Вокруг костра, сложенного из сушняка и источавшего едкий дым, собрались мальчики и вожатые, и начальник лагеря рассказал, как теперь будут называться отряды и кому какие вручат призы. Подсчет очков будет вестись оставшиеся полтора месяца. На субботней линейке отряды, которые впредь будут именоваться племенами, получают призы и переименовываются по итогам истекшей недели. Племя, набравшее максимум очков, носит имя апачей. Апачам положены некоторые льготы и поблажки — например, поездка в кино на вечерний сеанс или дыня на сладкое. После апачей, в порядке убывания, идут сиу, команчи, шайены и навахо. О названии последнего, шестого племени он, начальник, сообщит чуть позже.
Следует подчеркнуть, добавил начальник лагеря, что места в Соревновании, а значит, и названия племен, и призы определяются по итогам каждой недели. Коли есть желание и упорство, любое племя может занять более высокое место. И наоборот: раззявы могут опуститься вниз на одну-две ступеньки. Таким образом, в систему заложен мощный стимул, столь характерный для американского образа жизни. Вам охота стать апачами? Милости просим. Охота избежать позора и не торчать в самом низу тотемного столба? Пожалуйста. А теперь, сказал начальник, попросим представителя победившего отряда, отныне — племени апачей, выйти на середину и получить приз.
В свете костра появился один из мальчиков постарше. Начальник лагеря вынес из-за дерева большую бизонью голову, покрытую густой шерстью, настоящую голову с рогами, с красными стеклянными глазами, словно налитыми кровью, с раздутыми ноздрями, и вручил ее апачам.
Сиу получили голову пумы, команчи — голову черного медведя.
Шайенам и навахо достались головы рыси и винторогой антилопы.
Затем начальник вызвал представителя последнего отряда. На середину вышел Коттон, которому и был вручен белый ночной горшок. Согласно обычаям лагеря, сообщил начальник, отряду, занявшему последнее место, название индейского племени не присваивается. Более того, чтобы способствовать продвижению этого отряда вверх, он по традиции именуется отрядом писунов.
Мышцы Коттона расслабились. Он поднял голову. Как только Коттон оставил в покое бампер и натянул подшлемник, Тефт влез в кабину и потянул на себя ручной тормоз.
— Коттон!
— Ау?
— Почему бы нам не добраться до города верхом, а? — нарочито небрежно предложил Тефт. — А в городе? Машину я добуду.
— Как?
— Угоню.
— Украдешь?
— Одолжу на время. Съездим на несколько часов, потом поставим на место, а в кабине денежки положим. За бензин и эксплуатацию.
У всех шестерых не было недостатка в карманных деньгах.
— По тебе тюрьма плачет.
Но новая идея внесла свежую струю и сняла напряжение. Коттона окружили и принялись дурачиться, предлагая шепотом:
— Сопрем не одну, а две и гонки устроим!
— Ты сам говорил — ничто нас не остановит!
— Ну ты и жулик, Тефт!
— Садись сам за руль, вместо Тефта, хе-хе, — сострил Шеккер.
— Спокойно, — прошипел Коттон. — Тефт, ты что, правда можешь угнать машину?
— Правда могу. Я знаменитый угонщик.
Все захихикали.
— Спокойствие, — Коттон поскреб воображаемую щетину на подбородке. — Угоняем машину. Потом возвращаем. Может, это и есть единственный вариант. Ладно. Давайте загоним этот дерьмовоз обратно в гараж.
Много времени на это не понадобилось: они скатили грузовик вниз, после чего Тефт сел за руль, и машину поставили на место. Лалли-2 достал из кузова свою подушечку, Гуденау — бизонью голову, и гурьбой они двинулись к конюшне. В лагере царила тишина, свет горел только в уборных. Однако на полдороге, обходя толстую сосну, они услышали, как скрипнула, а потом хлопнула дверь. Они замерли. Щурясь, они вглядывались в фигуру, стоящую на пороге домика, и в красный огонек сигареты. Это начальник лагеря вышел покурить. Они и не знали, что он курит. Казалось, он смотрит прямо на них. Они стояли не шелохнувшись, но вот огонек описал в воздухе дугу, дверь снова скрипнула и захлопнулась. На подгибающихся от страха ногах они пошли дальше.
4
Зайдя на конюшню, они нашарили в темноте, среди охапок сена, ведер и упряжи, уздечки, седла и попоны и перетащили их в корраль. Лошади признали их и вели себя спокойно.
Подтягивая подпругу, Коттон шепнул стоявшему рядом Тефту:
— Дрейфишь?
— А ты?
— Не то слово. Понесло же нас сегодня днем на это объявление. Свернули туда невесть для чего. Потом смылся Лалли-2. Грузовик угнать не смогли. Не хочу я, чтобы все пошло кувырком перед самым отъездом домой. Проголосовать-то мы проголосовали, но разве они понимают, что на себя взвалили! Так все лето может пойти насмарку.
— Считай, уже пошло. Если только это дело не провернем.
Коттон опустил стремена.
— Ну и скрипел ты сегодня зубами во сне…
— А ты подвывал… Страшный сон приснился?
Этот вопрос Коттон оставил без ответа.
— Нам, по-моему, пора.
— Ага.
Они уже выехали из корраля, когда Тефт махнул им рукой, чтобы подождали, отдал поводья Лалли-1 и куда-то умотал на своих длинных, паучьих ногах. Через несколько минут он воротился и, к всеобщему удивлению, принес винтовку 22-го калибра, прихваченную в тире. Идя гуськом, они провели лошадей, еще сонных, через сосняк, окружавший лагерь по периметру, и, осторожно ступая по усыпанному хвоей сланцу, вышли на грунтовую дорогу — по ней они прошли сотню ярдов, и тут Коттон остановил их.
— Тефт, ты зачем это винтовку взял? — спросил он.
