благодарила судьбу за то, что она все же компенсировала свой недосмотр и что меня ждет новая творческая работа. А еще я знала, что есть на земле розовый город, который замер после моего отъезда, как в сказке о спящей красавице. И проснется, когда я вернусь.
Прошла осень, наступил декабрь. Я много и с интересом работала, несколько раз встречалась с Вартаняном по деловым вопросам. Он был мной доволен! Мама была рада, что все мои дела шли в гору, Гутя стала моей лучшей подругой и без конца мастерила для меня талисманы на успех… Все было хорошо, но почему-то я все больше ощущала, что лишь на время заняла чужое место. А настоящее мое место не здесь… Казалось, что какая-то часть меня все еще живет там, в приморском городке, будто и не уезжала.
Друзья из Веденска звонили очень часто, делились новостями. Экспериментальный участок Влада пока так и остался экспериментом. Порт продолжал работать в прежнем режиме. Владу предложили работу в Гамбурге, и он уехал в Германию на три года. Он писал мне, и его мейлы и письма все так же были полны задушевности. Из театра пришло сообщение «Волшебную флейту» выдвинули на номинацию в конкурсе «Золотая маска», начали разбирать «Фиделио», но немецкий все же хромает… Григ продолжал работать в театре и тоже часто писал мне. Он скучал по мне, а я скучала по нему.
Сегодня двадцать пятое декабря, первое, католическое. Рождество. В Москве, как по заказу, идет снег. Он идет уже три дня, и я, чтобы избежать непредвиденных аварий, поставила свой новенький «ситроен» в гараж. На работу меня отвозит служебная машина. Офис компании украшен сдержанно, в вестибюле стоит большая елка. Помню, как ровно год назад Аркаша и Толяша расхаживали в красных колпаках по крошечному коридору нашей фирмы, каждый с коробкой конфет «Рафаэлло» в одной руке и бутылкой шампанского в другой. Неужели прошел год? На столе в своем кабинете я нашла бандероль, доставленную курьерской службой. Подарок от Влада. Немецкий рождественский кекс, большой плюшевый олень и открытка.
Открыв электронную почту, я увидела письмо Грига. – Сегодня я встретил твою тетю Раю. Она выглядела расстроенной. Я спросил, в чем дело, и вдруг она расплакалась. «Ах, Григ, – сказала она, – мне приснилась наша Санечка. Она была такой грустной, такой бледной. Она блуждала по каким-то пустым комнатам, как в лабиринте, и все время пыталась открыть двери. Но двери были заперты. Тетя тоскует по тебе. А уж как я тоскую, описать невозможно. Помни, что у меня на свете есть только ты одна». Я взглянула на картину, которая так дисгармонировала с хайтековской обстановкой в моем кабинете – корабль с алыми парусами, бегущий по волнам… И приняла решение, которое подспудно долго зрело во мне. Через два часа я сидела в вагоне поезда, отправлявшегося в Веденск. Маму я предупредила по телефону, а Григу отправила эсэмэску: «Буду завтра. Встречай». Ответ был краток: «Люблю и очень жду».
Не верьте, когда говорят, что любовь бывает только одна. У нее множество ликов, и одним из них она повернулась ко мне. Я думала, что для меня важнее всего в жизни карьера, самореализация. А оказалось – любимое дело немыслимо без любимого человека. И если пришла пора выбирать, то я выбираю любовь.
Я смотрела из окна вагона на ровные притихшие заснеженные поля. Снег покрыл дома, здания вокзалов, дороги… Так легко было вывести на нем, как на чистом листе бумаги: – Счет ноль– ноль. Все только начинается».
Бояре, а мы к вам пришли!
«Копейкина дача», бывшая барская усадьба, потом колхозная, а ныне дачный поселок, весной утопает в пышных зарослях пахучей сирени, осенью полыхает пожаром кустов боярышника, золотится кружевом берез и осин. Старые клены неспешно осыпают резные листья, а крупные ягоды рябины всегда привлекают перелетных птиц.
Давным-давно мои родители купили здесь дом-развалюху. Они вложили в него все свои сбережения и таланты, и в результате появился чудесный терем– теремок, который время от времени подновляется, оснащается газо– и водопроводом, отоплением, бытовой техникой, но все равно остается патриархально– сказочным. Когда я возвращаюсь мыслями в беззаботное детство, сразу вспоминается Подмосковье, запах родной дачи, стоящей прямо у старого барского пруда, лодочные прогулки по его спокойной воде, пахнущий дымком чай из самовара в резной беседке в саду. Вечерами, сидя на теплом, разогретом дневным солнцем крыльце, так хорошо наблюдать кроваво– красные закаты, слушать скрип старых кленов. А какое разнотравье здесь бывает летом! Купава, дрема, пастушья сумка, чабрец, подмаренник, медуница – названия, которые давно стали достоянием книг по траволечению. В городе же их днем с огнем не сыщешь!
Дача всегда была моим прибежищем, личной и скрытой от всех глаз резиденцией. И в хорошие, и в плохие времена я черпаю здесь энергию и силу. Это так здорово, когда ты можешь спуститься на три ступеньки и оказаться на земле. А земля, трава, деревья, даже фрагменты развалин старого барского дома передают тебе столько своей энергии! За все время существования нашего поселка ни одна семья не продала своего дома, здесь никогда не было дачников, а для многих – «Копейкина дача» – единственное место проживания. Мы знаем о наших соседях все, они знают все о нас, и очень часто можно зайти по– соседски в любой дом и напроситься на чай с черникой или брусникой, которыми богат подступающий прямо к поселку лес.
В один прекрасный осенний день, который я коротала на крыльце с ноутбуком на коленях, переводя заумный немецкий текст доморощенного философа, в доме раздался телефонный звонок. Лучше бы я его не услышала! Но я бодро прошмыгнула через сени в комнату и сняла трубку. Это была моя институтская подруга Таисия. Томным голосом она осведомилась о моих делах, с тем, чтобы я в свою очередь задала аналогичный вопрос ей.
Услышав ожидаемую реплику. Тая ввела меня в полный курс дела относительно гриппа, который она подцепила, а затем, изображая Мими из последнего акта «Богемы», попросила об одолжении. Не подозревая ничего дурного, я легкомысленно согласилась помочь подруге. Как говорится, не делай добра… Короче, уже через три часа мне следовало заводить свой старый – «жигуленок» и мчаться в сторону Шереметьева-2. Там я должна обнаружить супружескую чету Адам, туристов-индивидуалов, а также водителя Витю, который будет в течение пяти дней катать нас по всему Золотому кольцу на зеленом – «мерседесе».
«Они очень милые, эти Адам, – уговаривала меня Таисия, – спокойные, любознательные. Ты совсем не устанешь. Кроме того, в программе есть экскурсии, которые местные экскурсоводы ведут на немецком языке. Ты сама-то хоть видела Золотое кольцо полностью?»
Кольца я не видела, но в настоящий момент мне хотелось сидеть на своей даче и наблюдать за тем, как клены роняют листья в пруд, что я и довела до сведения Таисии.
За моими словами последовал надсадный кашель, хрипы, стоны и жалкий голос, молящий о пощаде.
Кто перед этим устоит? Под диктовку Таисии я записала программу, все адреса, пароли, явки, захлопнула ноутбук, проверила наличие бензина в своем авто и пошла собираться. Вещей на даче у меня было немного, поэтому сборы не заняли и десяти минут.
Во двор заглянула баба Шура – соседка справа.
– Уезжаешь уже? – с сожалением спросила она и потуже затянула концы белого платка под подбородком.
– На работу вызывают, – хмуро сообщила я.
– Ох-ти, мнешеньки! – вздохнула баба Нюра, – а я собиралась к тебе вечерком зайти чайку выпить! Пирожки уже затеяла!
Я тоже вздохнула – баба Шура пекла умопомрачительные пирожки. Только у нее они получались ровными, пышными и очень вкусными, вне зависимости от того, с какой начинкой они затевались. Соседка часто приходила ко мне на чай, просила рассказать что– нибудь из «заграничной жизни» и получала упрощенный отчет о моей последней командировке. Я предлагала выпить за удачно окончившуюся поездку, баба Шура из приличия отказывалась. Затем, выпив пару маленьких стопочек водки, соседка начинала петь. Неизменная реакция «водка – песня» – возникала всегда, как заключительный аккорд наших чаепитий. Впрочем, эта реакция характерна для любых застолий, когда-либо проходящих в поселке по любому поводу. Репертуар у бабы Шуры обширный, и мы настолько привыкли к такому музыкальному сопровождению, что ни банальный магнитофон, ни тем более караоке не заменят нам нашу неизменную
