Адвокаты не особо любят давать рекомендации на своих коллег, особенно если речь идет о делах, которыми они не прочь заняться сами. Лиза не была исключением. Она вдруг разом потухла и потеряла интерес к беседе. Есть ли счастье в том, чтобы делать счастливыми коллег?

Но известная своей покладистостью Лида гордо выпрямилась.

– Благодарю вас, Андрей Сергеевич, за вашу доброту и щедрость. Но мне нет нужды в ваших деньгах. Слава богу, я зарабатываю, да и на черный день у меня кое-что припасено. Простите, что побеспокоила вас.

Мерцалов недовольно поморщился. Ох, уж эта женская любовь к мелодрамам!

– Ну, Лида, не нужны эти красивые жесты. Вам предстоит много трат, и наши деньги вам помогут. Не возьму в толк, почему вы обижаетесь. Уж не думали ли вы, что Елизавета Германовна возьмется вести ваше дело? Вы же понимаете, что в ее положении это невозможно.

Он кинул быстрый взгляд на жену, и та могла поклясться, что в нем она увидела сочувствие. Мерцалов по-прежнему считал беременность, роды и вскармливание ребенка тяжелой болезнью, при которой женщине необходим покой и постельный режим.

– Да, похоже, я действительно сглупила, – сконфуженно произнесла Лида. В знакомой обстановке, за хозяйским столом, она стала понемногу приходить в себя. – С моей стороны это был порыв. Кроме вас, у меня никого нет. Я подумала… впрочем, не важно. Простите.

– Вам не за что извиняться.

– Но тогда позвольте одно маленькое одолжение, – Лида сложила на груди руки, как для молитвы, и умоляюще взглянула на молодого хозяина. – Позвольте Елизавете Германовне разок сходить со мной к следователю. Мне нужно узнать, в чем обвиняют мою девочку. Вы же знаете, без адвоката мне и слова не скажут.

– Неужели мы откажем Лиде в этой малости? – Дубровская ощущала собственную неполноценность. Вот что значит сидеть дома с детьми! Все вопросы решает супруг, даже те, которые его напрямую не касаются.

Мерцалов тем временем не без внутренней душевной борьбы, но все-таки согласился.

– Так и быть. Пусть Елизавета сходит с вами к следователю. В конце концов, это будет полезно и вам, и ей. Она немного развеется, а то, кажется, от сидения дома она немного скисла.

Дубровская ответила ему злой улыбкой. Неужели ее господин заметил, что она уже начала потихоньку покрываться плесенью? Какая забота с его стороны! Она надеется, что ей не придется за эту милость целовать ему руки.

– Ваша благотворительность не знает границ, – вмешалась в разговор Ольга Сергеевна, крайне недовольная развязкой долгой истории. – Вот только позвольте мне поинтересоваться, с кем завтра останутся дети?

Вопрос повис в воздухе. Троица молчала. Голос из коляски подала неугомонная Маша, видно, также заинтригованная тем, кто завтра будет выдавать им молоко строго по расписанию.

– Надеюсь, мама, ты не ожидаешь, что я специально для этого случая завтра возьму выходной? – язвительно произнес Мерцалов. – По-моему, тут все абсолютно ясно. Ты посидишь с детьми, пока Елизавета с няней будут у следователя. Я не думаю, что им потребуется много времени.

– Но… – от столь неожиданного поворота мать внезапно потеряла дар речи. Ей предлагали остаться с детьми, в то время как Елизавета и нянька, две кумушки, обязанные находиться дома, отправятся решать какие-то свои дела. То, что это блажь скучающей от безделья невестки, у нее не вызывало никаких сомнений. Жаль, что сын пошел у них на поводу. – Но если я буду заниматься детьми, кто позаботится об ужине? Решит массу других проблем?

– Пусть тебя это не волнует, мама. Нам вполне хватит пельменей из морозилки. Тем более Лиза в свое время меня на них подсадила, – отвечал Андрей, имея в виду то время, когда они с женой, еще не обремененные заботой о потомстве, вели холостяцкую жизнь. Оба возвращались поздно и не устраивали церемоний из совместного приема пищи, довольствуясь тем, что было в холодильнике. Это сейчас, в тиши и уюте загородного дома, под неусыпной заботой маменьки, Андрей стал привередлив в еде. Каждый вечер, садясь за уставленный кушаньями стол, он не считал подобное положение вещей расточительством.

Слова Андрея всколыхнули приятные воспоминания в душе Елизаветы. Она невольно заулыбалась, уносясь мыслями в такое недавнее и вместе с тем далекое прошлое. Недовольной осталась только Ольга Сергеевна.

– Если вы согласны жевать на ужин картон, не мне вас отговаривать, – сухо сказала она, поднимаясь из-за стола, прямая и величественная, как королева. – На один день я смогу приковать себя к детским кроваткам, но не рассчитывайте, что это войдет у вас в систему. Детям нужна мать, – она выразительно посмотрела на Дубровскую, – и, возможно, няня. Если, конечно, она еще способна выполнять возложенные на нее обязанности.

Она вышла из столовой, даже не спросив, будет ли кто-нибудь пробовать абрикосовый пирог…

На следующий день, покормив малышей, Елизавета начала собираться к следователю. Свекровь, немного поворчав для порядка, уселась с дамским романом в детской. Она надеялась, что внуки, отяжелевшие после сытной трапезы, проспят несколько часов.

Однако Дубровская, дав клятвенные заверения в том, что вернется немедленно после визита к следователю, столкнулась вдруг с неожиданными препятствиями. Дело в том, что все ее бывшие деловые костюмы оказались ей малы. Юбки отказывались застегиваться на талии, а пиджаки трещали под натиском налитой молоком груди. Лиза была в отчаянии. Не идти же ей в следственный комитет в том самом затрапезном платье, в котором она изо дня в день кормила малышей? Только тут она осознала, что милая свекровь оказалась права, внушая ей, что настоящая женщина, впрочем, как и ее гардероб, должна быть готова к любым обстоятельствам. Позаимствовать одежду Ольги Сергеевны Лиза не решилась, чтобы не навлечь на свою голову целый поток нравоучений и насмешек. В общем, облачившись в брюки, которые она называла не иначе, как «беременные», и блузку веселой расцветки, приобретенную в магазине для будущих мам, Елизавета тихонько выскользнула из дома.

Стоял чудный летний день, и в другое время Лиза только бы радовалась хорошей погоде, но сегодня она чувствовала себя так, словно ее подгоняют демоны. Во-первых, ныло сердце и не давали покоя угрызения совести. Это было ей внове, ведь до этого она ни разу не оставляла детей одних на попечении бабушки или няни. Во-вторых, она ощущала беспокойство, как человек, долгое время находившийся в изоляции. Не выглядит ли она смешно или несерьезно? Может ли она называть себя адвокатом, когда у нее в голове только расписание кормлений малышей и наставления педиатра?

В общем, раздираемая противоречиями, она ступила на порог кабинета следователя. За спиной у нее маячила внушительная фигура няни Лиды.

Елизавета вручила сыщику ордер и показала адвокатское удостоверение, после чего официальная часть представлений была завершена. Он осмотрел ее с профессиональной тщательностью с головы до пят, и на лице у него появилось странное выражение. Быть может, он сомневался, что молодая женщина в неприлично цветастой кофточке является адвокатом? Во всяком случае, Елизавета приняла его колебания на свой счет и покраснела.

– Вы пришли вовремя, – сказал он наконец, показывая, что принимает адвоката даже в таком виде. – Сегодня собирался предъявить обвинение вашей клиентке. Потом я ее допрошу.

Дубровская почувствовала укол беспокойства. Так, ничего особенного, но по опыту она знала, что подобные следственные действия занимают не час и не два, а несколько часов. Но что она могла сделать, когда уже отдала ордер следователю?

– У меня будет возможность встретиться с Евой? – спросила она.

– Разумеется, вы же знаете закон. Сейчас ее приведут. Но матери придется остаться в коридоре. Я не даю пока свиданий с родственниками.

– Но как же ей не увидеться с матерью? – ошеломленно произнесла Лида, глазами ища поддержки то у следователя, то у адвоката.

Дубровская только пожала плечами, понимая, что бессильна пока что-то предпринимать.

– Если ваша дочь будет вести себя разумно, я обещаю дать ей свидание, – объяснил женщине следователь. – Сразу же после допроса. Хотите?