Золоченые орехи,И глазами, что огнями,Обожгли друг другу сердце.Вся краснея и робея,«Навсегда!» — она сказала.Это слово было ново… —«Навсегда!» — я ей ответил.И, с улыбкой, вдруг, ошибкой,Мы устами повстречались…А вкруг елки были толки,Что… играть мы не умеем.
XLI. «Мы носились на гигантах…»
М. Б.Мы носились на гигантах.Мы кружили до усталости.В ваших косах, в ваших бантахБыли зовы сладкой алости.Эти косы, эти змеи, —Две змеи в игре стремительной, —Разбегались все смелее,Заплетались упоительней.С обнаженными ногами,Нежным хохотом дразнящие,Два амура между нами,На одном кресте висящие,В синем бархате витали,Златокудрые, воздушные…Отдаляли и сближалиИ свергались, простодушные.И гвоздик кровавых грядыЗамутились, благовонные.И не знали мы, что взглядыНаши встретились — влюбленные.
XLII. НА ПАСХЕ
«Христос воскрес!» — Потупилась она.Зардела вся, как утренняя зорька…Но неотступен он, и — сладко или горько, —«Воистину» пролепетать должна.Уста сомкнулись в грезе поцелуя.И думают…Она по-своему: «зачемКогда я жажду слов, он, как заклятый, нем?Он имени Любви не произносить всуе…Он ждет… Чего? Я понимать должна:Страшит грядущее… Но как бы я любила!Я сердца первоцвет, как тайну, сохранила…»А он по-своему: «мила, но холодна».
XLIII. БОЖЬЯ КОРОВКА
«Лети туда, где суженый живет!»Шепнула ты, — и божия коровкаПо белым пальчикам забегала неловко.Мигнула, поднялась… Слежу ее полет.Над синевой реки чуть видная краснеет.Слабеют крылышки… Она не долетит!Твой взор, насмешливый и ласковый, горит,И ветерок кудрями тихо веет…