– Видите ли, есть еще одно обстоятельство… Вернее, два. Первое, это то, что женщина… женщина, у которой я живу сейчас, и моя умершая жена – обе «Викторовны». Одну звали Алевтина, другую зовут Альбина. Как вы понимаете, не самые распространенные женские имена. И еще, самое главное, тетка моей жены упоминала как-то, что ее сестра, мать-одиночка…
– Мать вашей покойной жены Алевтины?
– Да-да! Так вот, она назвала малышку в честь именитого, так сказать, свекра. Как его звали, она толком не помнит. Лишь то, что его имя начиналось на «А» и было иностранным. То ли Адольф, то ли Альберт, то ли Алан… Якобы тот спал и видел внука – продолжателя славной ученой династии, которому мечтал дать свое имя. Но умер, так и не дождавшись.
– А что говорит… женщина, у которой вы сейчас живете? Она ведь не незаконнорожденная, правда? И, наверное, помнит что-то про своего отца и деда.
Игорь вздохнул. Как же все запуталось и как тяжело все объяснить!
– Ее деда действительно звали Альберт, он умер за два года до ее рождения. У них в семье был своеобразный культ дедушки-профессора. Портрет на видном месте, и все такое. Про отца она ничего примечательного не рассказывала. Только то, что его зовут Виктор. А я, как вы понимаете, не могу ее спросить, не кажется ли ей, что у него могла быть еще одна дочь помимо нее. Да и вряд ли она это знает…
– Очень интересно, – генеалог записал что-то в пузатый блокнот. – А похожи ли ваша жена и… эта женщина?
Игорь усмехнулся. Они оба затруднялись, как называть Альбину. Слово «сожительница» звучало бы грубо, а эпитет вроде «возлюбленная» был бы неуместным.
– Нет, Альбина и Аля совсем не похожи. Но моя жена вообще гораздо больше была похожа на свою мать.
– Я понял. – Он снова сделал пометки в блокноте и поднял на Игоря уже начавшие выцветать глаза. – Позвольте повторить мой вопрос. Какую цель вы преследуете, обращаясь к помощи генеалогии?
Игорь развел руками.
– Я не знаю. Понимаю, что сообщил вам весьма скудные сведения, но я слышал, что иногда родовые древа строятся буквально из ничего. Я не специалист и не представляю, как вы проделываете эту работу, но…
Евгений Леонидович снял очки, положил их на стол и откинулся на спинку стула.
– Игорь, вы меня не поняли. Вполне очевидно, что вы хотите подтвердить вашу догадку о том, что ваша умершая дочь и девочка, которую вы, – он сделал паузу, – собираетесь растить, я правильно понял? – двоюродные сестры. Я понимаю, поверьте. Кому, как не нам, генеалогам, знать: голос крови – великая вещь. Родственник, тем более кровный, это не просто человек с похожим набором хромосом. Но я спрашиваю про другое.
Придя ко мне, не все отдают себе отчет, что генеалогия – не забава. А построенное древо – не просто красочный рисунок, который можно повесить на стену в рамочке и показывать гостям.
Иногда на человека взваливается непосильная ноша знаний о его родственниках и предках. Большие знания – большие печали, как говорили древние. Но еще – это очень большая ответственность. В каждой семье обязательно есть свой скелет в шкафу, и надо очень хорошо подумать, стоит ли его вынимать.
– Я понимаю. Если бы я мог вам объяснить…
– Неважно, дружочек. Мы все сделаем, как вы решили. Не надо ничего мне объяснять. Главное, чтобы вы могли объяснить себе, какую правду вы хотите услышать, и что изменится в вашей жизни, если вы ее услышите. Или, наоборот, что будет, если получите совсем не ту правду, на которую рассчитывали?
Но Игорь уже едва слушал его. Его беспокоило совсем другое.
– Скажите, Евгений Леонидович, то, о чем я прошу, вообще возможно узнать?
– У вас есть еще что-то, кроме того, что вы мне рассказали?
– Только письма матери моей жены к этому человеку.
– Что ж, негусто. Но вот что я вам скажу: для генеалога самое важное – знать точное место рождения. Место даже важнее, чем время. Вы удивлены? Ну подумайте сами – метрические книги хранятся в архивах по территориальному признаку. То есть если место рождения известно точно, а год – лишь приблизительно, то найти его можно. Правда, придется перелистывать записи за несколько лет. А вот если неизвестно место рождения, то в каком архиве нужно искать? Тогда затея обречена на провал.
Игорь положил на стол тетрадь, взятую из дома Натальи:
– Вот. Она исписала целую тетрадь, но так и не отправила ни листка. Видимо, просто не знала, куда отправлять.
Дворжецкий кивнул.
– Понимаю. О цене мы с вами договоримся позже. Очень трудно сказать заранее, сколько это будет стоить. Скажу вам честно: заниматься двадцатым веком – одна морока. То ли дело искать дореволюционные корни. Там все предельно просто. Метрические книги велись при каждом приходе. Ревизские сказки, исповедальные ведомости, послужные списки… Все четко и ясно. Все по сословиям – крестьяне, мещане, купечество, дворяне. А уж первая половина девятнадцатого века – вообще песня, я бы даже сказал, серенада…
Евгений Леонидович сел на любимого конька, и остановить его было невозможно.
– Только представьте, Игорь, – тогда был введен чудный документ, правда, прижился он ненадолго. Для желающих вступить в брак составляли так называемые «брачные обыски». Что-то вроде анкеты для жениха и невесты. Вот где кладезь информации! Как бы несколько документов на одном листе. Там писали о сословной принадлежности жениха и невесты, их месте жительства, роде занятий, возрасте, не находятся ли они в родстве и так далее. Но что это я! Так далеко нам с вами заглядывать не придется. Думаю, дедушка вашей жены родился значительно позже.
Игорь кивнул. Ему не хотелось уходить из этой уютной комнаты, доверху заставленной книгами и забитой разными старыми вещами. Хотелось сидеть тут еще долго-долго. Вдыхать сладковатый запах пыльных страниц, рассматривать схемы древ, развешанные на стенах, – большие и малые, ветвистые и не очень. И слушать этого человека, для которого генеалогия стала делом всей жизни. Или, по крайней мере, второй ее части.
– Скажу сразу, ваш случай сложный. Ведь, как я понял, мать вашей жены не подавала на алименты? И общалась с отцом своей дочери совсем недолго?
– Думаю, что недели две. Во время поездки в Москву. Больше они не встречались.
– Как и ваша супруга… Алевтина, да?
– Да, она тоже ничего не знала о своем отце. У меня и то больше информации. Эти письма ее матери, – он показал на стол, – она никогда не читала. Мне отдала их ее тетка.
– Понятно. Ну что ж, мы раскапывали и не такие сведения. Будем стараться. Знаете, даже если все архивы сгорели и все современники умерли, все равно не бывает, чтобы от человека, который жил на этой земле, совсем ничего не осталось. Я с таким ни разу не сталкивался.
Игорь поднялся и протянул старичку руку. За всю жизнь ему еще ни разу не приходилось выступать в роли подобного заказчика, и он чувствовал себя немного неловко.
– Спасибо, Евгений Леонидович. Все, что мне нужно, это подтверждение моей догадки.
– Да-да, я понял вас. Про деньги мы уже с вами договорились. Стоимость будет зависеть от количества документов, которые нужно просмотреть полистно, количества архивов, в которых нужно работать, и количества заверенных копий документов. Хотя, как я понял, последнее для вас не особо важно?
Игорь кивнул.
– Мне просто нужно знать – да или нет. Это все.
– Ну что ж. На это и будем опираться, – они уже стояли у двери, и Игорь надевал куртку. – И все же подумайте, о чем я вас просил. Зачем вам это? Что это изменит?
Проводив гостя, Евгений Леонидович еще минуты две неподвижно простоял в прихожей, а потом, недовольно причитая, вернулся в комнату, заставленную книгами. Ему очень понравился Виточкин молодой человек, но он предполагал, что вряд ли сможет чем-нибудь ему помочь.
Даже если бы он очень хотел установить родство девочек, невзирая на Витину просьбу, сделать это было бы практически невозможно.