— Хорошо тебе говорить. А кто меня втравил?
— Вот это да! Ты сам просто рвался в бой.
— С твоей подачи.
— Прямо скажем, ты не сопротивлялся!
Они вызверились друг на друга, вот-вот — и началась бы свара, но епископ взял себя в руки.
— Килька, — сказал он, улыбаясь своей дивной улыбкой, — это ниже нашего достоинства. Лучше подумаем, как выкрутиться из положения, в которое мы так необдуманно попали. Давай, например…
— Нет, — отвечал директор, — давай сделаем так…
— Ничего не выйдет.
Они посидели и подумали. В это время открылась дверь.
— Генерал Кроувожад, — сообщил дворецкий.
— О, если б я имел крылья голубки! Псалом 14, стих 6, — пробормотал епископ.
Действительно, они бы ему не помешали. Сэр Эктор Кроувожад, кавалер многих орденов, долго подвизался в секретной службе Западной Африки, где его прозвали Уах-нах-Б'гош-Б'джинго, что в вольном переводе означает «Большой Начальник, Который Видит Все Насквозь».
У генерала были голубые глаза и густые седые брови. Епископ счел, что взгляд его слишком пронзителен.
— Нехорошо, — сказал попечитель. — М-да-м. Нехорошо.
— Что уж хорошего, — согласился епископ.
— Скажем так, плохо. Ужасно. Чудовищно. Знаете, что у нее на голове? Ваша шляпа, епископ. Шляпа. А-х-м! Шляпа.
— Моя? — вдохновенно вскричал епископ. — Откуда вы знаете? Тут были сотни епископов.
— Там ваше имя. У-хр-р! Имя. Имя.
Епископ вцепился в подлокотник. Генерал сверлил его взглядом, и ему все больше казалось, что он — овца, повстречавшаяся с изготовителем мясных консервов. Когда он собрался сказать, что это — подделка, в дверь постучали.
— Войдите! — вскричал директор.
Вошел небольшой мальчик. На кого-то он был похож, кроме помидора с носом, но епископ никак не мог вспомнить, на кого именно.
— Сэр, простите, сэр, — сказал мальчик.
— Пошел, пошел, — сказал сэр Эктор, — пошел! Не видишь, мы заняты?
— Сэр, я насчет статуи, сэр.
— Статуи? Статуи? А-хм-х-рр! Статуи?
— Сэр, это я, сэр.
— Что?! Что?! Что?! Что?! Что?! Восклицания эти распределялись так:
епископ — одно
генерал — три
директор — одно
------------
пять
Мальчик стал ярко-алым.
— Вы — покрасили — статую?! — воскликнул директор.
— Сэр, да, сэр.
— То есть ты? — спросил епископ.
— Сэр, да, сэр.
— Ты? Ты? Ты? — осведомился генерал.
— Сэр, да, сэр.
Все помолчали. Епископ смотрел на директора, директор — на епископа, генерал — на мальчика, мальчик — в пол. Первым заговорил военачальник.
— Кошмар! — сказал он. — Кошмар, м-м-м, кошмар. Немедленно исключить, исключить, исклю…
— Нет! — звонко откликнулся директор.
— Тогда — выдрать. Выдрать. Х-р-р! Выдрать.
— Нет!
Странное, неведомое достоинство снизошло на Тревора Энтвистла. Он быстро дышал носом, глаза напоминали креветку
— Когда речь идет о дисциплине, — сказал он, — решаю я. На мой взгляд, для суровости нет оснований. Вы согласны со мной, епископ?
Епископ вздрогнул. Он думал о том, что недавно, в статье о чудесах, пошел на поводу современной мысли и выказал излишний скепсис.
— О, конечно! — отвечал он.
— Умываю руки, — сказал сэр Эктор, — руки, м-дэ, руки. Если так воспитывают нашу смену, не удивительно, что страна катится псу под хвост. Хвост. Хвост.
Дверь захлопнулась за ним. Директор, нежно улыбаясь, обернулся к мальчику
— Больше не будете? — спросил он.
— Не буду, сэр.
— Тогда и мы не будем строги к ребячьей проделке. Вы согласны, епископ?
— О, да!
— Мы и сами в его годы, ха-ха!
— Конечно, конечно.
— Итак, Маллинер, перепишите двадцать строчек Вергилия, и мы обо всем забудем.
Епископ вскочил.
— Маллинер?!
— Да.
— У меня такой секретарь. Вы не в родстве?
— Да, сэр. Он мой брат.
— О! — сказал епископ.
Августина он нашел в саду за обработкой розовых кустов (ибо племянник мой — завзятый садовод) и положил ему руку на плечо.
— Маллинер, — сказал он, — я узнал ваш почерк.
— А? — сказал Августин. — О чем вы?
— Как вам известно, — продолжил епископ, — вчера, из самых лучших, мало того — благочестивых соображений, мы с преподобным Тревором Энтвистлом выкрасили в розовый цвет статую Туши Хемела. Только что некий мальчик взял это на себя. Он — ваш брат.
— Вот как?
— Чтобы спасти меня, вы подучили его. Не отпирайтесь. Августин смущенно улыбнулся.
— Епиша, какие пустяки!
— Надеюсь, расходы не слишком обременительны? Насколько я знаю младших братьев, он потребовал мзды.
— Да что там, два фунта. Хотел три, но это уж слишком.
— Они возместятся вам, Маллинер.
— Что вы, епиша!
— Да, возместятся. Сейчас у меня их нет, но пошлю по новому адресу в Стипл Маммери.
Августин едва удержал нежданные слезы.
— Епиша! — хрипло воскликнул он. — Не знаю, как вас благодарить. Вы все обдумали?
— Обдумал?
— Ну, жена на ложе твоем, Второзаконие, 13,6. Что она скажет?
