Еще Н. Карамзин считал казаков разрушительным элементом (см. подробно: Волк С.С. Исторические взгляды декабристов. Л., 1958. С. 368–372).

141 Южаков С.Н. Афганистан и сопредельные страны. Политико-исторический очерк. СПб., 1885. С. 55, 56. (Курсив мой. – М.Б.)

142 Иловайский Д.И. История России. T. I. Изд. 2-е. М., 1906. С. 15.

143 Там же. С. 110. (Курсив мой. – М.Б.)

144 Там же. С. 146–147, 296. (Курсив мой. – М.Б.)

145 Там же. С. 529.

146 Там же. С. 632.

147 Иловайский Д.И. История России. T. II. М., 1896. С. 247.

148 Там же. С. 355.

149 Там же. С. 389.

150 Там же. С. 409.

151 Там же. С. 471.

152 Тобин Э. Введение в историю русского права // ЖМНП. 1845, сентябрь. С. 79–80. Надо также учесть, что царизм всегда беспокоили довольно многочисленные факты участия исламских этносов в различного рода антиправительственных движениях. Восстание под руководством Пугачева – один из самых ярких тому примеров. Но и намного позднее, в 1835 г., на территории Пермской и Оренбургской губерний выступление крестьян-старообрядцев переплелось с волнениями мусульманской деревни, встревоженной действиями в ее среде православных миссионеров (см. подробно: Дружинин Н.М. Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселева. T. I. М.-Л., 1946. С. 234; Клибанов А.И. Народная социальная утопия в России. XIX в. М., 1978. С. 17).

153 См. подробно: Левин Ш.М. Очерки по истории русской общественной мысли. С. 324–325.

154 В частности, царское правительство не могла не раздражать деятельность враждебных ему польских эмигрантов в Турции, и оно постоянно требовало их выдачи. (О них подробно: Пиотровский С. Свет и тени Турции. Пер. с польск. М., 1981. С. 184 и след.)

155 Цит. по: Левин Ш.М. Очерки… С. 325.

156 См. подробно: Чичерин Б.Н. Современные задачи русской жизни // Голоса из России. Кн. IV. Лондон, 1858. С. 112–125.

157 Известный либерал К.Д. Кавелин вопрошал: «Сколько же столетий нужно нам прожить еще, чтобы стать хоть тем, чем была Европа в XVIII веке? А она между тем будет идти вперед не по дням, а по часам» (Кавелин К Д. T. I. Столб. 596).

158 Цит. по: Левин Ш.М. Очерки… С. 369. (Курсив мой. – М.Б.)

159 Кавелин КД. Собр. соч. T. I. Стлб. 614.

160 Цамугалия А.Н. Борьба течений… С. 170.

161 Возвеличение Кавелиным православия было реакцией и против Чаадаева, крайне отрицательно относившегося к этому верованию и отдававшего предпочтение католицизму, и против Белинского, Чернышевского и Добролюбова, с атеистических позиций оценивавших историческую роль религии и выступавших против преувеличения ее влияния на развитие того или иного народа (см.: Там же. С. 171).

162 Кавелин КД. Собр. соч. T. I. Стлб. 615–616.

163 Там же. Стлб. 618. Как он убежден, московские князья только воспользовались татарским игом для достижения той же цели, которую имели и другие князья, их предки и современники – создание централизованного государства. С.М. Соловьев также считал влияние татар на русскую историю незначительным. Между тем виднейший представитель т. н. «младшего поколения» государственной школы в русской историографии В.И. Сергеевич подчеркивал большую роль татар во внутриполитической жизни Древней Руси (Сергеевич В.И. Вече и князь. М., 1867. С. 21).

164 Кавелин КД. T. I. Стлб. 646. (Курсив мой. – М.Б.)

165 Цит. по: Левин. Ш.М. Очерки… С. 398.

166 См.: ScheltingA. Russlandund Europe im russischen Geschichtsgedanken, Bern, 1948; Schultze B. Russische Denker. Ihre Stellung zu Christus, Kirches und Papstum. Wien, 1950; Koyre A. Etudes sur l’histoire de la Pensee Philosophique en Russie. P., 1950 и др.

167 По словам П.И. Пестеля, «каждый имеет век свою отличительную черту. Нынешний ознаменовался революционными мыслями. От одного конца Европы до другого видно везде одно и то же, от Португалии до России, не исключая ни единого государства, даже Англии и Турции, сих двух противоположностей» (Цит. по: Лебедев А. Чаадаев. М., 1965. С. 9. Курсив мой. – М.Б.). Власти, конечно, увидели во всем этом следствие влияния Запада. «Надо сказать, – метко замечает А. Лебедев, – что вообще официально-самодержав-ная теория, согласно которой всякая «крамола» проникает на «святую Русь» с этого самого «гнилого Запада», – теория, с точки зрения даже психологической, совершенно троглодитская. Она шла от древнего-предревнего поверья: «человека сглазили». Она основывалась в старые времена на представлении о мысли как о заразе: достаточно, мол, здоровому человеку соприкоснуться с больными – дело сделано: болезнь передалась; нельзя «заразиться здоровьем»; заразиться можно только недугом. В то же время эта теория отражала в чаадаевские времена и вполне полицейский взгляд блюстителей николаевской государственности на распространение идей, как на всякую контрабанду: закройте границу, и крамола прекратится» (Лебедев А. Чаадаев. С. 158).

168 Сочинения и письма П.Я. Чаадаева / Под ред. М. Гершензона. T. II. М., 1914. С. 169.

169 Чаадаев, по словам Герцена, «сказал России, что прошлое ее было бесполезно, настоящее тщетно, а будущего никакого у нее нет» (Цит. по: Лебедев А. Чаадаев. С. 17). Между тем, по мнению всемогущего шефа николаевской жандармерии, графа Бенкендорфа, «прошедшее России было удивительно, ее настоящее более, чем великолепно, что же касается ее будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение…» (цит.: Там же. С. 35).

170 Осип Мандельштам написал о нем: «След, оставленный Чаадаевым в сознании русского общества, такой глубокий и неизгладимый, что невольно возникает вопрос: уж не алмазом ли проведен он по стеклу?» (Цит.: Там же. С. 204).

171 Там же. С. 116–117.

172 Пушкин смотрел на многое по-иному. «Нет сомнения, – писал он Чаадаеву, – что Схизма (разделение церквей) отъединила нас от остальной Европы, и что мы не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потрясли, но у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и отавить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру, так что нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких помех. Вы говорите, что источник, откуда мы черпали христианство, был нечист, что Византия была достойна презрения и презираема и т. п. Ах, мой друг, разве сам Иисус Христос не родился евреем и разве Иерусалим не был притчей во языцах? Евангелие разве от этого менее изумительно?» В статье «О ничтожестве литературы русской» (1834 г.) Пушкин вначале как бы солидаризуется с Чаадаевым: «Долго Россия оставалась чуждою Европе. Приняв свет христианства от Византии, она не участвовала ни в политических переворотах, ни в умственной деятельности римско-католического мира. Великая эпоха Возрождения не имела на нее никакого влияния; рыцарство не одушевило предков наших чистыми восторгами, и благодетельное потрясение, произведенное крестовыми походами, не отозвалось в краях оцепеневшего севера…» Но, продолжает Пушкин, «России определено было высокое предназначение… Ее необозримые просторы поглотили силу монголов (а в их нашествии он видит не только печальное, но и «великое зрелище». –