силой…

И вот там-то было всё — и выстрелы из-за угла, и ненавидящие взгляды, и мертвая тишина при твоем появлении. И вспышки насилия — внезапные, никем не прогнозируемые, большей частью происходящие в пятницу, после намаза. Последняя произошла, когда еврейский пацан изнасиловал маленькую арабскую девчонку лет десяти — тогда казаки не справились. Пришлось вводить войска. То, что пацану этому дали пятнадцать лет каторги, местных «исламских правоведов» не успокоило, они требовали смертной казни пацана через выдачу родственникам потерпевшей и выселения всех евреев. Из-за одного молодого придурка, наказанного, как полагается по закону, погибло больше двадцати человек…

И тут тоже могло произойти всякое. Их четверо, у них оружие и специальная подготовка. Против них — гражданские, пусть их больше раз в пять, но…

В том-то и дело, что гражданские. До бунта, до массовых беспорядков — рукой подать. Как же — казаки поляков в кавярне побили. Или, не дай бог, постреляли. Тут уж «Хей, кто поляк — на багинеты!»[65] Понеслась, родимая!

Ситуацию разрядила Кристич. Уверенно подошла к хозяину заведения, поговорила с ним по-польски, потом показала рукой на дальний столик:

— Сюда, господа казаки…

Сотник отметил, что недалече — запасной выход, видимо, в подсобку, где напитки и харч. Если что…

Принесли кофе — в маленьких, на один глоток, чашках, по-европейски. Казакам тоже это непривычно — обычно они пили чай с травами, а в качестве посуды у них были гильзы от гаубиц, переделанные под кружки. Мало у какого казака не было такой кружки и еще армейской ложки из набора для выживания. Дюже удобная и маленькая, в карман можно спрятать…

— Приятно чувствовать себя оккупантами? — поинтересовалась Кристич, смакуя напиток.

Чебак было вскинулся, но Велехов одним взглядом осадил его.

— Вот что, пани… — негромко сказал он, — я здесь не оккупант и никогда им не был. Вы с вашими воплями про оккупацию в печенках у меня сидите. Вы падлы, таскаете здесь контрабанду, наркоту, спирт, всё это продаете русским, зарабатываете на этом. Русские дают полякам деньги, и они на эти деньги обустраивают Польшу. Варшава — ничуть не хуже Санкт-Петербурга обстроилась, русские, все, кому свободы не хватает, едут сюда. У Польши ни производства нет особого, кроме того, что русские здесь построили, ни полезных ископаемых, только неподлеглости — хоть лопатой загребай! Вы все живете на наши деньги, если бы не Россия, были бы захудалым панством между двумя великими державами. А если б возбухнули с вашими рокошами, тут бы вас и прихлопнули, как муху на окошке, не одни, так другие. И при этом вы, гады, искренне, до зубовного скрежета ненавидите русских. Надо вам, чтобы как в Австро- Венгрии? Чтобы за слово по-польски вас батогами пороли? Так будет, дождетесь. Давайте, устройте очередной ваш рокош! Рокошане сраные! В какой курень ни зайди — у кого спирт, у кого стволы, у кого еще чего! Я только этого и жду — чтобы по хатам вашим пошмонаться как следует. Чтобы навек запомнили! Прадеды наши ума вам не вложили — так я зараз вложу!

Над столом повисло молчание…

— Эй, хозяин… — по-русски крикнул сотник на всю кавярню, — еще нам налей!

Выпили еще кофе. Потом сотник отодвинул стул, глянул на часы.

— Поехали зараз… К обеду на базу поспеть надо, а то сухпаем дневать надоело. Чебак, ты поведешь.

— Есть.

Вышли, и сотнику что-то не понравилось. Сразу — вроде бы обычный польский городишко, ничем не примечательный, относительно знакомый, потому что бывали здесь и не раз, сонный, потому что большая часть местных обитателей трудится по ночам…

И всё-таки что-то было не так. Велехов не знал, что именно, он просто чувствовал. Простой казак отмахнулся бы от своих предчувствий и пошел дальше. Но Велехов не был простым казаком. Без малого восемь лет в командировках на Востоке сделали его крайне наблюдательным и чувствительным к мелким, почти незаметным признакам надвигающейся беды. Другие на Востоке просто не выживали.

Протянув руку, он тормознул идущего за ним Петрова. Еще раз внимательно огляделся. И всё понял…

— Чебак, стоять!!!

Всё-таки армия кое-что, но дает. И эта шагистика — тупое разучивание строевых команд на плацу, когда командир добивается автоматического выполнения уставных команд, — она не просто так введена в программу подготовки. Во время боевых действий, особенно, если это не масштабные боевые действия с армией противника, от одного человека не так уж и много зависит, а в борьбе с терроризмом крайне важно, чтобы любой исполнитель выполнял команды совершенно автоматически, не задумываясь. От этого может зависеть и жизнь исполнителя, и жизнь всех членов группы.

Чебак, уже почти дошедший до машины, замер на месте.

— Ко мне! Бегом!

— Что произошло? — недоуменно спросила Кристич.

— Вызывайте полицию. Где-то здесь бомба.

— С чего вы…

— Бегом, я сказал!!! Петров, Певцов, Чебак — встаем в оцепление на площади, чтобы никто не шлялся.

Полициянтов — специальный взрывотехнический отдел — пришлось вызывать из самого Ченстохова, ждали больше часа. За это время поляки стали проявлять ропот, однако выйти на площадь и проверить на своей шкуре, есть ли там бомба, никто не решался. Слово «бомба», которое в русском и польском языке произносится одинаково, горячие головы остудило надежно.

Взрывотехники прибыли на небольшом местном фургончике «Жук» [66] мрачного черного цвета. Они были одеты не в полицейскую форму, а в армейскую, без знаков различия…

— Цо ту трапилось?[67] — старший группы, невысокий, усатый, коренастый, с брюшком подошел к ним.

— Бомба здесь. Машину нашу проверьте.

Взрывотехник молча кивнул, пошел назад.

Скоро сказка сказывается, а дело делается еще скорее. Опустив блестящие алюминиевые сходни, взрывотехники скатили на землю небольшой трехосный, похожий на детскую игрушку увеличенного размера вездеходик. Выделялась система наблюдения с тремя объективами, в том числе одним выдвижным, и руки — их здесь было две, а не одна, как на других подобных роботах. Две блестящие металлические руки-манипуляторы.

Скатив вездеходик на землю, взрывотехники достали большой пульт с антенной. Старший группы сел на подножку фургона, робот немного покатался туда-сюда, подвигал манипуляторами, потом бодро покатил к «Егерю» казаков. Подкатился с одной стороны, посмотрел, отъехал. Подъехал с другой…

— Матка бозка…

Робот остановился, старший группы положил пульт на место, поискал взглядом казаков. Увидев, приглашающе махнул рукой…

Видно было плохо — темно, да еще робот свет заслоняет, да камера плохая, устаревшая. Но то, что под днищем что-то есть, проглядывало отчетливо.

— Это что? — спросил сотник.

— Это… — командир группы взрывотехников тоже перешел на русский, видимо, из уважения, — это похоже на пластит. И его на вас не пожалели — килограмма три, по виду. Граммов двести-триста на обычную машину хватит, ну, полкилограмма, но не три.

— До Луны долетишь, — неуместно сострил Певцов и осекся под взглядом сотника.

— Надолго тут?

— На час, как минимум. И то не факт, что сделаем чисто. В машине есть что ценное?

— Особо нет. Правда… спецоружие там. Не хотелось бы… на мне записано.

— Что за оружие?