— Хорошо. Четыре сотни кавалеристов будут в постоянной готовности и ударят, если керберийцы выйдут из крепости.

— Замечательно. Несколько дней, и мы заставим керберийцев покинуть их прикрепостной лагерь.

— Посмотрим, — генерал с сомнением покачал головой.

День перешел в вечер, а тот, самым естественным образом закончился ночною тьмой. Пришла пора осуществить задуманный Артом план. Часовые на стенах крепости запалили факела, так же поступили и часовые, располагавшиеся на наблюдательных площадках прикрепостного лагеря. Разумеется, эта мера предосторожности была предназначена для того, чтобы осветить подходы к стенам. Вместе с тем факела освещали и часовых. Прячась за приготовленными для этой цели щитами, лучники легиона двинулись на позиции. Пройти им предстояло от трех до пяти километров. Каждый щит несли четверо. Впрочем, за ним было достаточно места, чтобы укрыться всем. Нелегкая работа, но легионерам не пристало искать легкие пути. Часа через полтора лучники вышли на место. Над ночными просторами раздался крик птицы, который послужил условным сигналом. Десятки стрел взвились в воздух и нашли свои цели — керберийских часовых. В крепости поднялась тревога, раздались крики командиров. То же самое творилось в прикрепостном лагере. Керберийцы приняли стрельбу лучников за атаку на крепость. Пехотинцы заполняли стены, сотня лучников легиона продолжала их обстреливать. Кто-то укрывался за щитами, часть стрел вообще летела мимо (все-таки освещение было неважным), но то здесь, то там выстрел оказывался удачным, и защитники крепости выбывали из строя. Керберийцы мириться с этим не хотели: их лучники принялись засыпать поле стрелами. Лучникам легиона пришлось затаиться. Через десять минут, когда обстрел поля стих, лучники легиона опять принялись за работу. Ненадолго. Они сделали два-три залпа и укрылись за щитами, пережидая новый обстрел. Так продолжалось раз десять. Керберийцы загасили факелы, но это помогло лишь отчасти — ночь была ясной, позиция пристрелянной, а силуэты пехотинцев хорошо видимыми на фоне неба. Стрелы ударяли в стену, в доспехи часовых, в большие щиты, за которыми они укрывались. Немногие выстрелы были результативными, но ответные действия обороняющихся совсем не приносили результата.

Наконец, керберийцам это надоело, и они решились на вылазку. Не слишком интенсивный огонь со стороны поля оставлял надежды на то, что стрелков немного. Распахнулись ворота прикрепостного лагеря и тяжелая пехота, бряцая щитами, потекла наружу.

— Вождь, враг идет! — один из охотников-лироков подскочил к Арту.

— Вижу. В бой не вступать. Это дело кавалерии.

Арт вскочил на коня и направился в сторону бодрствующих кавалеристов. Командир первой тысячи капитан Арантье сам остался сегодня на ночное дежурство. Когда подоспел Арт, кавалеристы уже строились в походный порядок.

— Капитан, в поле наши лучники, осторожнее, не перепутайте их с врагом.

— Далеко они от крепости?

— Шагов триста. И прошу тебя, поторопись. Если пехота до них доберется…

— Не успеет. Сотни, пики к бою! — Арантье вскочил в седло. Он сам решил возглавить атаку. — Вперед!

Удара кавалерии керберийцы не ожидали. Лучники легиона уже приготовились биться врукопашную, что наверняка закончилось бы для них печально, когда на пехотный строй керберийцев с фланга обрушилась кавалерия. Разгон у атакующих кавалеристов был не слишком велик. Несмотря на это, свалка образовалась грандиозная. Почти по Лермонтову: «смешались в кучу кони, люди…». Разумеется, залпы тысячи орудий в протяжный вой не слились, не додумались здесь пока дока до огнестрельного оружия и хорошо, что не додумались, свалка и без того получилась потрясающей. Кто-то из кавалеристов пострадал в этой сумятице, пострадали и кони, но все это не шло ни в какое сравнение с потерями керберийской пехоты. Полутысячный отряд был разбит за считанные минуты. Немногие уцелевшие керберийцы отступили к прикрепостному лагерю и успели там укрыться. Будь у Фонтена в готовности больше сил, они могли бы ворваться за частокол на плечах у отступающего противника, но атаковать ночью без поддержки пехоты пусть и временные, но укрепления… Кавалерия могла сама себя загнать в ловушку. Так что все завершилось лишь разгромом отряда, вышедшего за ворота. Это была небольшая, но победа. Небольшая, но значимая. Особенно после того поражения, которое здесь же потерпел гарнизон крепости, когда она еще была в руках воинов королевства. Остатки бывшего гарнизона влились в отряд, которым командовал теперь капитан Церьен. Крепость же сменила хозяина. Но радость завоевателей была недолгой. Теперь захватчики сами оказались в осаде.

Ворота прикрепостного лагеря закрылись за немногими уцелевшими пехотинцами керберийского войска.

Арт подождал с полчаса, желая удостовериться, что факела не зажгут снова.

— Пора. Бонкр, отправь людей к стрелкам. Пусть снимаются и уходят.

Минут через двадцать начали подтягиваться первые лучники — те, что были ближе. Щиты, которые уберегли их от вражеских стрел, они несли с собой. Еще через четверть часа подошел сотник Свилт

— Как дела, сотник? Потерь нет? — поинтересовался Арт.

— Наши все целы. Только жаль…

— Договаривай.

— Мы так хорошо устроились на позициях, стены пристреляны, до рассвета еще далеко, — в словах Свилта чувствовалась искренняя досада.

— Ты откуда родом, сотник? — поинтересовался Арт.

— Почти из этих мест. Была семья, был дом, — слова Свилта были полны горечи.

— И что дальше?

— Что дальше? Пришли керберийцы. Когда из амбара стали забирать последнее зерно, отец не выдержал, схватился за топор. Там же его и зарубили. Я бросился следом за отцом. Лет мне тогда было пятнадцать, и ростом не выдался, — Свилт упрямо сжал челюсти, видимо воспоминания были нелегкими. — В общем, очнулся я ночью от скрипа колес. Рядом мать плачет. Кобылка совсем старая была, керберийцы на нее не позарились. Только она и уцелела; как потом узнал, наш дом спалили. Ехали мы полями, дорог избегали. Я порывался отомстить подлым захватчикам, да только не до мести мне тогда было — ходить начал только через неделю. А к тому времени мы были уже далеко от родных мест. Пробовал в армию записаться, не взяли. Тогда подался в охотники. А в стрелки попал уже через несколько лет, когда подрос.

Свилт выговорился и замолчал. Похоже, он сам был удивлен такой длинной своей речью. Сам от себя такого не ожидал. Зацепило его что-то. Всколыхнулись давние воспоминания, и полилась рекой давняя полузабытая обида. Или не забытая, лишь спрятавшаяся до поры.

— Вот оно как.

— Дело давнее, — Свилт махнул рукой. — С той поры уже многое минуло. Лет прошло почитай полтора десятка, а вот в родных краях оказаться довелось в первый раз.

— Ты хотел спросить, почему вы так рано снялись с позиций? Объясню. В следующий раз, если керберийцы решатся на вылазку, из крепости выскочит кавалерия. Тогда вы просто не успеете отойти.

— Кавалерия?! Это точно?!

— Я, конечно, утверждать не возьмусь, но вероятность такого развития событий весьма велика.

— Эр капитан, разреши спросить.

— Спрашивай, — разрешил Александр.

— Почему? — Свилт увидел непонимание и пояснил. — Почему ты стал мне это объяснять? Мог бы просто приказать, и я бы исполнил. Так раньше всегда и бывало.

Да, чего, казалось бы, проще — командир отдает приказ, подчиненный должен его выполнить.

— Был на свете один великий полководец. Так вот он говорил: «Каждый солдат должен знать свой маневр». А ты не солдат, ты сотник. Ты должен знать вдвое больше. Понимать, что зачем делается и почему именно так, а не иначе. Тогда и делу польза будет и, случись такая необходимость, ты сможешь оценить ситуацию и принять правильное решение.

— Понял, эр командир. Разреши выполнять?

— Выполняй. Тащите щиты в долину. Через час приступаем ко второй части марлезонского