еще и в Литве, и в Мазовии.

— Мечты не всегда сбываются, — вздохнул Муссо.

— Мои — всегда, — надменно подчеркнула Бона. — Я хотела дать династии Ягеллонов наследника престола, и звезды помогли мне, я не обманула надежд своего короля-супруга…

— Да, но король Сигизмунд не стал наследным князем Мазовии.

— О, это лишь потому, что Мазовия была княжеством, где еще правили последние князья пястовской династии, она присоединилась к Короне. Однако я боролась до конца! Епископ Дантышек, наш легат при императорском дворе, разве он не рассказывал об этом, будучи в Бари?

Странно, дело было очень громкое… Я многое хотела сделать для Августа, а вот Карл отказал своему сыну в императорском титуле…

— Быть может, потому, что Испания лежит в стороне и трудно из Мадрида править всей Европой? — вставил свое слово Паппакода.

— А вы могли бы и помолчать, — раздраженно заметила Бона. — Высокие гости лучше разбираются в здешних отношениях. Ваше преосвященство, я вас внимательно слушаю.

Епископ Муссо только развел руками.

— Бари — небольшое герцогство, в вассальной зависимости, император Карл и думать о нем забыл.

Здесь бывали посланцы и наместники императора из Неаполя, вот и все. Намерения Габсбургов трудно разгадать…

— Неужели? Но я не отступлю… — раздраженно промолвила Бона. — Я воочию видела, какой сетью интриг опутал нас венский двор. И не уставала предупреждать польского короля.

— Тешу себя надеждой, государыня, что вы не питали такой неприязни к императору Карлу? Ни ваш посланник Дантышек, ни синьор Алифио, приносивший от вашего имени присягу на верность, не вспоминали об этом.

— После смерти матушки во имя спасения Бари и Россано я все время сдерживала свой гнев. Но Карл много раз уговаривал меня отказаться от наследования этих герцогств, и я всегда отвечала: нет!

Хватит того, что наша семья утратила права на Милан и Неаполь! Мой дед был неаполитанским королем, а я последняя наследница Арагонской династии, неаполитанских властелинов. Это я всегда помнила.

— Не значит ли это, госпожа, что теперь в Бари многое изменится? — обеспокоился епископ. — И мы по-иному должны относиться к наместникам и легатам испанского короля?

— Филипп — из династии Габсбургов. А здесь земли рода Сфорца, и после меня…

— После вашей долгой жизни, — поторопился добавить Виллани.

— Будь по-вашему — после моей долгой жизни… эти земли перейдут во владение моего сына.

Пусть Август видит, как я забочусь о его величии… Не в пример Карлу, лишившему сына императорского титула.

— Глава церкви в Бари — кардинал Неаполя, — не преминул отметить Муссо. — Так вот, до меня дошли вести, что в случае вашего отказа от герцогства Бари он будет просить короля Филиппа передать герцогство ему в ленное владение.

— Почему? По какому праву? — возмутилась Бона.

— Быть может, это всего лишь сплетня? — пошел на попятную епископ. — Но, если кардинал спросит меня о намереньях польской королевы, какой ответ я должен ему дать?

Она уже не сдерживала гнева:

— Скажите, что Бона Сфорца Арагонская прибыла сюда не только лечить горло, но еще и реставрировать замок, столь обветшавший под опекой наместников испанского короля. И никогда, ни за что не отдаст Бари Габсбургам! Кардинал Неаполя ничего не получит, даже если за него вступится сам святой отец, в чем я сильно сомневаюсь.

— Разве вы, ваше величество, не знаете, что кардинал Неаполя из семейства Караффа?

— Ну и что? — надменно спросила Бона.

— Да, но теперешний римский папа Павел Четвертый — это Джан Пьетро Караффа.

Бона не в силах была скрыть своего изумления. Она и не подозревала, какие кипят здесь страсти.

Глаза у нее заблестели.

— Я-то думала, что смогу здесь отвлечься, думать только о себе, но уже слышу слова угроз, идущих не только от Филиппа, но и еще от какого-то там кардинала, родственника святого отца. Черт побери! Я чувствую, что кровь бурлит в моих жилах, как у горячего, норовистого скакуна!

— Все может кончиться борьбой… как в Польше с Габсбургами, с королем Фердинандом, — заметил Муссо.

— Ну и что же? — вскрикнула она. — Борьба — моя стихия! И, надеюсь, мы будем вести ее вместе с вами. Вы будете моими союзниками. Благодарю вас за столь торжественную встречу, — добавила она уже спокойнее. Я была счастлива после стольких лет увидать дом своего детства…

Гаэтано… Я хочу, чтобы конюший и слуга моей матери оставался при мне.

— Госпожа, разве я не служу вам верой и правдой? — вмешался в разговор Паппакода.

— Советник, это совсем иное, — ответила Бона, вставая. — На первый раз довольно… Пора и отдохнуть после столь долгой дороги. Я прощаюсь с вами, ваше преосвященство, и с вами, бургграф. В ближайшие дни мы увидимся, всенепременно…

Наутро она в сопровождении Паппакоды и Виллани обошла обветшалый замок, осмотрела часовенку, преклонила колени перед образом святого Николая.

— Теперь, когда я вернулась сюда, следует привести замок в порядок, позолотить алтарь нашего покровителя. Я хочу, чтобы здесь, как в соборе на Вавеле, затеплились кадила и во всех подсвечниках горели свечи.

— Для этого надо много золота, — заметил Паппакода.

— Оно у меня есть, я немало привезла с собой, — перебила его королева. — Санта Мадонна! Я опять вижу эти стены! А уезжая отсюда много лет назад, я сказала своей матери, принцессе Изабелле, что никогда сюда не вернусь.

— Почему вы так сказали тогда? — полюбопытствовал Виллани.

— Да потому, что даже допустить не могла, что мне, польской королеве, придется покинуть Краков. И вот теперь этот замок, пустой, необжитый, как когда-то мой Япит. Но, слава богу, я сумею украсить эти стены. Как Вильга? Все ли он довез? Синьор Паппакода, даю вам один день на разгрузку повозок. Сундуки перенести в подвалы.

— Будет исполнено, государыня…

Бона обошла сад и, закончив осмотр своего фамильного гнезда, тяжко вздохнула.

— После стольких лет отсутствия мне кажется странным, что небо Италии такое чистое… Ни единого облачка. Однако же… и здесь уже сгущаются тучи. Филипп и впрямь так уверен, что получит от меня то, в чем я упорно отказывала его отцу? Претензии семейства Караффа… Хотя кто знает? Если испанский король вместе с дожем выступит против Рима, кардинал Неаполя примет сторону своего родственника — святого отца. И уже не врагом моим, а союзником.

— Быть может, следует что-то предпринять уже сейчас? — спросил Паппакода.

— Быть может, и так… — чуть задумавшись, ответила Бона. — Но прежде мы вместе с Виллани объедем все герцогство. Мне самой надо увидеть, кто виновник этого запустения: наместники императора или мои слуги.

На следующий день рано утром Паппакода, усадив в карету свою госпожу, подошел к стоявшей у входа в замок Марине.

— Всегда такая подозрительная, проницательная, неужто ни о чем не догадывается?.. — с ехидной ухмылкой спросила она.

— Здесь не Польша, а Бари, — отвечал Паппакода, все еще следя взглядом за удалявшейся каретой. — И пусть этот старец не надеется, что я ему верну ключи, которые передала мне королева.

— Я ведь говорю не о том, — продолжала Марина. — Неужто она и впрямь не догадывается, что после встречи в Венеции испанский посол рассчитывает на вас как на будущего союзника короля Филиппа?