души.

Отец протодиакон Григорий Михеев больше половины своей жизни прожил в миру. Он был человек образованный и семейный, имел детей, которые занимали видные общественные должности. Служил в больших соборных храмах, в больших городах и столицах. Одним словом, он был человек «большого полета» и большого практического дела. И по внешнему виду он был замечательным во всех отношениях: солидный, высокий, с приличной бородкой, с благообразным открытым русским лицом и сильным протодиаконским басом.

Трудно определить, какими путями протодиакон Григорий оказался в Троице-Сергиевой Лавре. Но, видя его крайнюю любовь к святой обители, а главное — к ее основателю Преподобному Сергию, можно с уверенностью предположить, что отец Григорий пришел в святой монастырь не по расчету, не с намерением заработать или найти себе здесь спокойный и тихий уголок. Он любил святую обитель и Преподобного Сергия. И любил давно, с самого детства.

Вот маленький Гриша в доме своего отца, известного священника, сидит в уголочке детской и увлеченно читает «Троицкие листки». Любил эту книгу маленький Гриша, нежно берег и прятал подальше от своей озорной сестренки, чтобы она не вырвала из нее картинки. Гриша особенно любил читать в этой книге о Сергии Преподобном. Он замирал и весь уходил в себя, когда читал строки об отшельнических подвигах этого дивного и любимого им старца.

Ему хотелось быть рядом со старцем, вместе с ним молиться ночами, поститься и трудиться. Как-то ночью после чтения маленький Гриша долго не мог заснуть. В детской кроме него никого не было. Он встал на своей постели на коленочки и молился Сергию Преподобному, чтобы тот взял его к себе. Он стал бы носить ему воду из источника, дрова из лесу, стал бы держать ему свечку, когда отче читал священные книги. Молился по-детски чистосердечно и помнит, как ему тогда было хорошо!

Будучи юношей, он не забывал своего заветного желания — побывать в святой обители Сергия Преподобного, пожить в ней и потрудиться. Когда Григорий уже был хорошим семьянином, в минуты досуга он рассказывал или читал своим малым деткам о Троицкой обители и славном Сергии.

Начались годы тяжких испытаний. Григорий Михеев был уже к этому времени почтенным протодиаконом. Ему пришлось пережить много огорчений, напастей и злоключений. И чем больше жизнь обрушивала на него свои испытующие удары, тем больше и чаще думал он о Троице-Сергиевой Лавре. Отец его погиб где-то на трудных работах, мать-старушка умерла и тоже переселилась к вечной жизни. Жена, по воле Божией, пожила недолго, приболела и умерла. Детки, как оперившиеся птенцы, разлетелись в разные стороны. Отец Григорий понял, что настал его желанный час.

…Ранним зимним утром, когда еще все спали и только в дежурной будке горел огонек, к святой обители Преподобного Сергия подошел человек. Он был похож на духовное лицо и имел приличный вид. Дежурный монах сказал ему, что придется немного подождать, так как Наместник Лавры еще не выходил из своей келии. Незнакомец вежливо поклонился, поблагодарил и тихонько подался к Успенскому собору. Он шел и все поднимал свой взор на золотые главы святых храмов. Его уста шептали неслышные слова: «Любимая святыня, любимая святыня…» Спустя два часа этот человек сидел в келии отца Наместника архимандрита Иоанна и выражал свое горячее желание потрудиться в святой обители и быть постоянным ее жителем. Так протодиакон отец Григорий Михеев оказался в Троице-Сергиевой Лавре.

Послушанием, а правильнее сказать, обязанностью его было в качестве протодиакона служить богослужения в праздничные дни, когда совершал их Наместник Лавры или кто из старших: благочинный, эконом, казначей. Служил он хорошо, благоговейно, торжественно, а главное — молитвенно. Как сейчас вижу его пред собою, стоящего в полном протодиаконском облачении, поющего с народом «Верую». Его представительный вид и воодушевление были исключительными — служить он любил. И так продолжалось лет пять.

Монашество он не принимал, но все готовя, и уже по самому образу жизни и по положению своему он был почти монахом. Жил в отдельной приличной келии, которая была у него в идеальной чистоте.

Особым его качеством было тщательное приготовление к Божественной службе. Перед службой он всегда вычитывал все каноны, акафисты, молитвы к святому Причащению и крайне не терпел нерадения, которое ведет к сугубому наказанию Божию. В связи с повествованием об аккуратности отношения отца Григория к правилам приготовления к Божественной службе мне хочется привести пример совершенно обратного отношения человека к этому делу.

Однажды к схимнику отцу Гавриилу, который находился в одной из наших русских обителей, приехал священник исповедаться. И вот на исповеди схимник вопрошает:

— А вы правила читаете, когда служите?

— Что? — будто не слыша, переспрашивает его священник.

— Правила-то вы читаете? — повторяет схимник.

— Ах, да, правила. А как же, читаю — газеты.

— Как газеты? — возмущается схимник. — Да вы что, веруете хоть сколько-нибудь?

— Я верующий, а как же иначе, я же священник.

— Ну, чему же вы учите народ, когда сами…

— Я считаю, что это мое внутреннее дело. Других учу, а сам как хочу.

— Боже мой, — вздыхает схимник, — да что же это такое? Значит, у вас на устах — мед, а в сердце — лед. Преступник, лицемер, обманщик! Что вы делаете?! Как это можно!..

И схимник стал самыми грозными словами обличать и вразумлять нерадивого священника. Последний растерялся. Потом стал утираться ручным платком и, наконец, зарыдал…

Отец Григорий не относился к числу таких священнослужителей. Он свято и благоговейно исполнял свой долг.

Проверь себя, мой милый друг, может быть, и тебе следует приложить большее усилие для подготовки к Причащению? Может быть, и ты вместо правила и молитв читаешь если не газеты, так свои суетные мысли или рассеиваешься по всему свету своим воображением? А то, может быть, просто отделываешься небольшими молитовками и потом бесстрашно и дерзко приступаешь к Святым Тайнам? Какое это страшное дело! Как мы будем сурово наказаны за свое нерадение и неблагоговейное отношение к святыне! Надо читать правило к Святому Причащению, кто бы ты ни был, какие бы обязанности ни тяготили тебя. Особенно если ты имеешь на себе священный сан, или монашеский чин (явный или тайный), или иноческий. Господь взыщет с тебя за невыполнение твоих обязанностей, а если не исправишься, то и накажет.

Вторым особенным качеством отца протодиакона была его любовь к чтению о христианах первых веков. Он всегда с трепетом говорил о мучениках и мученицах, которые ради Господа Христа не щадили своей цветущей юности и самой жизни. Он читал эти исторические бытия со слезами и благоговением. Он восхищался героизмом этих людей и поражался их мужеству, беззаветной преданности Христу, их верности своей христианской идее и стойкости до смерти.

…Кекилию схватили в восточных дверях, ведущих в катакомбы, где христиане первых веков совершали богослужения скрытно от язычников.

Ей было всего девятнадцать-двадцать лет. Стоя с зажженной лампадой, она освещала путь христианам — братьям и сестрам, скрывающимся внутрь катакомб. Как привидение, стояла она во всем белом, высоко подняв над головою светильник.

— Кекилия, бежим, мы последние, — быстро сказал ей брат и скрылся в подземелье.

— Нет, я буду здесь, — ответила Кекилия и осталась на своем месте.

— Ты кто? — раздался голос сотника-язычника.

— Я христианка.

— А где другие?

— Ушли, и вам их не найти.

— Взять ее, — раздался грубый приказ воина.

— Да она слепая!

(Кекилия действительно была слепой от рождения).