Чего доброго, испачкает платье.
— Она в гостиной.
Высокая прическа открывала лучистое, гладкое лицо Оланны. Никогда еще Угву не видел ее такой красивой.
— Праздник с пальмовым вином устроим чуть позже, когда наши войска отобьют Умунначи, — пояснила Оланна, будто Угву не знал.
— Да, мэм.
— Я послала письмо Кайнене в Порт-Харкорт. Она не приедет, но все равно пусть знает.
Угву помолчал.
— Нас ждут, мэм.
Оланна встала, поправила кремово-розовую шляпку, оглядела себя. Одернула кремово-розовое платье с пышной юбкой, чуть закрывающей колени.
— Сшито плохо. Аризе сделала бы лучше.
Угву ничего не сказал. Ему хотелось протянуть руку, коснуться ее губ и убрать с ее лица печальную улыбку. Но в жизни не так все просто…
Профессор Ачара стукнул в приоткрытую дверь:
— Оланна? Вы готовы? Просили передать, что Оденигбо и Чудо-Джулиус уже в церкви.
— Я готова, заходите. Вы с букетом?
Профессор Ачара протянул ей пеструю охапку пластмассовых цветов. Оланна попятилась:
— Что это? Я просила живые цветы!
— В Умуахии не выращивают цветы — только то, что годится в пищу, — усмехнулся профессор Ачара.
— Тогда лучше без букета, — решила Оланна.
Свадьбу отпраздновали скромно. Оланне пришлось обойтись без цветов. Небольшая католическая церковь Святого Себастьяна была лишь до половины заполнена Друзьями, кому удалось приехать. Впрочем, Угву не особо присматривался к гостям — глядя на ветхую белую напрестольную пелену, он мысленно рисовал собственную свадьбу. Невестой сначала была Оланна, потом Ннесиначи и, наконец, Эберечи с чудесной круглой попкой — все в одном и том же кремово-розовом платье и крошечной шляпке в тон.
Из задумчивости его вывел приход Океомы. Океома не попал в церковь, пришел сразу в дом. Океому было не узнать: ни косматой шевелюры, ни мятой блузы поэта. В ладно сидевшей военной форме он выглядел прямее, стройнее, а на рукаве рядом с половиной желтого солнца был нашит череп с костями. Хозяин и Оланна бросились его обнимать. Угву и самому хотелось кинуться гостю на шею, потому что оживленное лицо Океомы так живо напомнило ему о прошлом.
Вместе с Океомой приехал его долговязый двоюродный брат, доктор Нвала.
— Офицер медицинской службы, главный специалист больницы «Альбатрос», — представил Океома.
Доктор Нвала смотрел на Оланну с неприкрытым восхищением. Угву готов был сказать: «Хватит пялить на нее свои лягушачьи глаза!» Подумаешь — главный медицинский офицер или как его там! Угву не просто желал Оланне счастья, а чувствовал себя в ответе за то, чтобы она была счастлива. Когда она танцевала на веранде с Хозяином, в кругу аплодирующих друзей, Угву думал: «Они мои». Их свадьба была печатью надежности: раз они женаты, то никуда от него не денутся. Сначала Оланна и Хозяин танцевали, тесно прижавшись друг к другу, а когда Чудо-Джулиус сменил музыку, разжали объятия, взялись за руки и закружились под новую песню Рекса Лоусона «Эй, Биафра, земля свободы!». Оланна на шпильках была выше Хозяина. Она лучилась счастьем, смеялась. Когда Океома стал говорить тост, Оланна вытерла глаза и попросила фотографа, стоявшего с треногой: «Подождите, подождите, не снимайте!»
Наступил черед свадебного торта, но разрезать его не успели. Угву услыхал рев — с неба неслось частое «уу-уу». От воя сразу заложило уши, потом он стих, но тут же раздался вновь, громче и чаще. Где-то закудахтали куры, кто-то из гостей крикнул:
— Вражеский самолет! Воздушная тревога!
— Все на улицу! — приказал Хозяин, но многие с воплями ужаса бросились в спальню.
Самолеты гудели все громче, прямо над головой.
Хозяин, Оланна с Малышкой на руках, Угву и часть гостей выбежали на поле маниоки и упали лицом вниз. Приподняв голову, Угву увидел в синем небе самолеты, кружившие низко, точно пара хищных птиц. Из них градом сыпались пули, а потом полетели огромные темные шары — самолеты как будто откладывали большие яйца. От взрыва под Угву затряслась земля. Соседка из дома напротив дернула Оланну за подол:
— Снимите! Снимите белое платье! Его увидят и откроют по нам огонь!
Океома сорвал с себя форменную рубашку и накинул Оланне на плечи. Малышка заплакала. Хозяин ладонью прикрыл ей рот, словно боялся, что пилоты услышат. За первым взрывом прогремел второй, третий, потом еще и еще. Угву почувствовал, как в брюках стало мокро. Казалось, бомбы будут падать, пока не уничтожат все вокруг и не перебьют всех до единого. Но взрывы стихли. Самолеты полетели дальше. Некоторое время все лежали молча, неподвижно. Первым с земли поднялся Чудо-Джулиус.
— Все, — сказал он.
— Они так низко были, так низко! — захлебывался от восторга соседский мальчишка. — Я даже видел пилота!
Хозяин и Океома двинулись по полю к дороге. Океома в майке и брюках казался ниже ростом, худее. Оланна все сидела на земле с Малышкой на руках, в форменной рубашке поверх свадебного платья. Угву тоже встал и пошел по дороге.
Над двором возле молотилки на соседней улице клубился дым. Два дома превратились в пыльные развалины› и несколько мужчин лихорадочно разгребали обломки цемента, перекрикиваясь: «Вы слышали плач? Слышали?» С головы до ног в мелкой серебристой пыли, они походили на призраков.
— Ребенок жив, я слышал плач, слышал, — сказал кто-то.
Вокруг толпились зеваки и желающие помочь; одни разгребали завалы, другие причитали, заламывая руки. Невдалеке пылала машина, рядом лежала мертвая женщина, одежда на ней сгорела, лишь кое-где на обугленной коже виднелись розовые лоскутки, и когда тело прикрыли рваным джутовым мешком, снаружи остались торчать угольно-черные ноги. Небо хмурилось. Пахло дождем и гарью. Океома и Хозяин включились в работу. «Я слышал плач ребенка», — снова сказал кто-то.
Угву двинулся дальше. Посреди дороги лежала изящная сандалия. Угву поднял ее, рассмотрел кожаные ремешки, толстую подошву-танкетку и положил на прежнее место. Он пытался представить ее хозяйку, молодую модницу, что обронила ее, когда пряталась от налета. И где же вторая сандалия?
Когда вернулся Хозяин, Угву сидел на полу в гостиной, спиной к стене. Оланна ковыряла кусочек торта на блюдце. Она была по-прежнему в свадебном платье, форменная рубашка Океомы, аккуратно свернутая, лежала на стуле. Гости понемногу разошлись, притихшие, с виноватыми лицами, будто стыдясь, что позволили воздушному налету испортить праздник.
Хозяин налил себе пальмового вина.
— Слышала новости? — спросил он Оланну. — Наши войска потеряли всю завоеванную территорию на западе, и поход на Лагос окончен. Теперь это уже не полицейская акция. Нигерия объявила войну. — Хозяин покачал головой. — Нас предали.
— Будешь торт?
Торт стоял в центре стола, почти целый, не считая тонкого ломтика, отрезанного Оланной.
— Попозже. — Хозяин осушил бокал и налил второй. — Построим бункер на случай бомбежек. — Он говорил спокойно, будто воздушные налеты — пустяк, будто забыл, что совсем недавно все они были на волосок от смерти. Повернулся к Угву: — Знаешь, друг мой, что такое бункер?
— Да, сэр, — кивнул Угву. — Как у Гитлера.
— М-да, что-то вроде.
— Но сэр, эти самые… бункера называют братскими могилами, — всполошился Угву.
— Ерунда. В бункере уж точно безопаснее, чем посреди поля маниоки.
За окном сгустились сумерки, тьму то и дело прорезали молнии. Оланна вдруг соскочила со стула, вскрикнула: «Где Малышка? Где Малышка?» — и бросилась в спальню.