это Сталин. Он может из человека сделать г…., как он сделал с Троцким, и из г… человека, как он сделал из Микояна,- ответил Кеворкян.

День чистки в ГПУ приближался. Откуда-то сотрудники уже знали, что членами комиссии по чистке ГПУ будут члены ЦКК Сольц, Трилиссер и Филер. Узнали, что эта комиссия уже два раза заседала в кабинете Трилиссера и просматривала личные дела сотрудников. Что они уже выписали список лиц, подозрительных в партийном отношении. Настроение работников ГПУ становилось все напряженнее. Каждый про себя перебирал свои прошлые грехи и думал о своей судьбе. В конце концов вопрос партийности помимо всего был вопросом хлеба, вопросом работы, ибо, будучи исключенным из партии, сотрудник должен был потерять и службу. Кто был опасен и вреден для партии, тот естественно был опаснее и вреднее в ГПУ, этом органе диктатуры ЦК партии, где сконцентрированны все секреты государственной жизни. Характерно отметить, что уволенных из ГПУ работников ни в какие другие учреждения не принимают. И вот почему. Во-первых, руководители разных

учреждений думают, что раз человек служил в ГПУ, то у него остались там связи, через которые он будет информировать о недочетах учреждения. В результате аресты, неприятности. Затем, может быть, ГПУ нарочно демонстрировало увольнение, чтобы сильнее законсперировать работника, что часто практиковалось. Наконец, если ГПУ уволило своего работника, то оно же само препятствует поступлению его на другую службу. Чекиста, в результате, все избегают иметь на службе.

Наконец, был объявлен день проверки и чистки ГПУ. Комиссии должны были заседать сразу в нескольких отделах. В иностранном отделе комиссия состояла из чле-ла ЦКК – Филера, начальника транспортного отдела – Благонравова и какого-то красного профессора (фамилии не помню). Заседание устроили после занятий в одной из больших комнат иностранного отдела. За столом расположился Филер, седой высохший и разлагающийся старик лет 65-ти. Одетый подчеркнуто в грязные рубища, он с самого начала заседания

недоброжелательно поглядывал на сотрудников ИНО, в большинстве побывавших заграницей и сносно одетых. Благонравов и профессор сидели по сторонам Филера. Напротив комиссии сидли мы, сотрудники, на скамьях и стульях, собранных со всех комнат отдела.

Заседание открыл Филер, прошамкав маленький спич о значении и задачах чистки партии. В первую очередь должны были проверяться сотрудники, намеченные к срочной отправке за границу. Началась чистка просто и без перебоев. Вызванный рассказывал свою автобиографию, в то же время комиссия следила по его личному целу за правильностью рассказа. Затем председатель обращался к остальной аудитории, спрашивая нет ли у них вопросов к проверяемому. Причем характерно, что первое время все хором отказывались ставить вопросы. Каждый думал о своем, о себе. Он боялся, что если он будет расспрашивать, то когда придет очередь, остальные также могут засыпать вопросами. Получалась какая-то, с молчаливого согласия, круговая порука. Но картина начала меняться, как только первые два десятка прошли проверку. Им уже нечего было стесняться задавать вопросы, и чем дальше, тем вопросы становились чаще.

Чистился помощник начальника ИНО – Горб. Из его рассказа видно, что он был до 1919 года левым эсером на Украине и, сражаясь в рядах Красной Армии, тогда еще был захвачен в плен гетманом Скоропадским138.

– Странно, как ты остался жив, когда в то время гетманцы расстреливали всех большевиков, а евреев в особенности,- задал вопрос кто-то из публики.

Горб стал путанно рассказывать о женщине, которая, якобы, его спасла в то время от расстрела. После еще нескольких дополнительных вопросов его объяснения с натяжкой признают удовлетворительными, и он проходит чистым.

Вызвали личного секретаря Трилиссера Лебединского. Крепкий здоровый латыш, больше занимающийся спортом, чем партийными вопросами. Биография его безупречна. Рабочий, с 1917 года член партии и красногвардеец. Затем ЧК и ныне ГПУ. Но, к его несчастью, он был членом тройки шефства над деревней, и профессор в связи с этим задал ему вопрос, как часто он посещал колхозы.

– Я раза три был в совхозе под Москвой,- ответил Лебединский.

– Тов. Лебединский, я спросил вас о колхозе, а не о совхозе,- повторил профессор.

– Так ведь это одно и тоже,- ответил Лебединский.

– Как одно и то же? Вы не знаете разницы между колхозом и совхозом?

И начался форменный экзамен политзнаний Лебединского. Результат оказался плачевным. Полная безграмотность.

– Товарищи, что я могу сделать, если я занят у Трилиссера с утра до 12 часов ночи? Когда же мне готовиться? – чуть не плача оправдывался Лебединский, боясь, что его исключат из партии. Но его не исключили… Трилиссер поддержал.

Стал рассказывать свою автобиографию заместитель Трилиссера Логинов. Член партии большевиков с 1905 года. В 1907 г. был избран от военных организаций на съезд партии, но при переходе границы царское правительство его арестовало. С тех пор и до революции, т.е. 9 с лишним лет просидел в каторжной тюрьме. Освобожденный после революции Логинов поселился в Архангельске и был избран председателем Совета. Но вот белая армия во главе с генералом Миллером139 заняла Архангельск. Большевики, оставив Архангельск, отступили, а Логинов остался. Белые знали, кто он такой, но не тронули его. Он даже умудрился издавать газету.

– Не находите ли вы странным, что белые даже не арестовали вас? – задал вопрос Филер.

– Ничего странного не нахожу,- пробурчал в свою рыжую бороду Логинов, пришедший на чистку, видимо для храбрости, несколько выпивший.

– Странно, странно,- перешептывалась между собой комиссия. У всех возникло сомнение. Неужели провокатор? Пробыл девять лет на каторге за большевистскую идею и когда она осуществилась, перейти на сторону лютых врагов своей идеи – белых генералов. И, наконец, теперь снова занимать пост заместителя начальника ИНО и руководить разведкой против тех же вчерашних хозяев, белых генералов. Какой хаос должен быть в душе этого человека. Может ли быть такое смешение идей. Кто ответит на этот вопрос? Все смущены и стараются не смотреть в сторону Логинова.

– Ладно, мы поговорим с вами особо,- наконец, сказал Филер, откладывая дело Логинова.

Вызвали следующего. Капитан разведывательной службы австрийской армии в войну 1914- 1917 гг. Затем после революции, присоединившись к украинцам, воевал против большевиков и попал к нам в плен. Теперь же неизведанными путями оказался членом ВКП(б) и на работе в иностранном отделе ГПУ. Его как раз собирались через несколько дней послать на нелегальную работу в Австрию… Не поехал, его исключили из партии и уволили из ГПУ.

Следующий тоже должен был поехать на нелегальную работу в Париж. Прекрасный парень, хороший товарищ. Все его любили. С 18-летнего возраста он был в рядах Красной Армии, откуда перешел в ГПУ. При проверке оказалось, что его отец был чиновником департамента царской полиции. Напрасно он старался доказать, что его отец был всего лишь мелким чиновником, что в конце концов дети не отвечают за грехи отцов. Он умолял комиссию, просил поддержки товарищей. Напрасно. Комиссия дело его отложила в сторону. Товарищи старались не встретиться с его умоляющим взглядом. Через несколько дней он был исключен из партии и в ту же ночь вместе с женой застрелился…

Вызвали некоего Штейнберга. Молодой парень, еврей из Бессарабии. Он только недавно появился в иностранном отделе и заведывал разведкой в Румынии.

– Где вы были в 1926 году? – задал вопрос председатель, заглядывая в его личное дело.

– В Румынии,- коротко ответил Штейнберг.

– Затем?

– Затем поехал в Бельгию и работал там шесть месяцев на заводе и оттуда поехал во Францию.

– Для чего вы раскатывались по этим странам? Ведь вы в ГПУ работаете всего с прошлого года? – недоумевающе спросил Филер.

Штейнберг, опустив голову, молчал.

– Что же вы не желаете отвечать комиссии? – упорствовал Филер.

– Да, не желаю,- ответил Штейнберг.

– Можешь говорить, теперь уже дело прошлое,- подбодрил его с места Горб.- Он был в этих странах по нашему поручению секретным агентом,- ответил Горб комиссии.