неуступчивости и привел текст инструкций тегеранского правительства, рекомендующего идти и на уступки. Али Гулихан просил срочно расследовать и выяснить, откуда большевикам известно о содержании шифрованной переписки персов. Я немедленно телеграфировал Трилиссеру об этом, указал, что легкомысленное отношение Карахана к нашей информации может грозить провалом нашей работы. В ответ ГПУ мне прислало телеграмму, что данный случай был единичной оплошностью со стороны Карахана, которая не повторится. Они просили меня спокойно продолжать работу. К счастью для источника, премьер-министр поручил вести расследование ему же, и он безболезненно замял следы карахановской 'оплошности'. Выгораживая Карахана, я помню, между тем, как ГПУ требовало привлечения к суду торгпреда в Персии Суховия (который ныне работает зам. торгпреда в Берлине) за то, что он как-то забыл некоторые секретные бумаги в ящике своего письменного стола, в то время, как по правилам, он должен был сдать их на хранение в секретную канцелярию торгпредства.

– Мне тов. Трилиссер говорил, что вы имеете новые предложения по Афганистану. Так вот, мы бы хотели, чтобы вы их высказали,- сразу обратился ко мне Карахан, как только мы уселись.

– Насколько мне помнится, тов. Карахан, я специальных предложений политического характера не делал. Я лишь докладывал тов. Трилиссеру сегодняшнюю обстановку в Афганистане, и, на основании имеющихся у нас данных, мы пришли к выводу, что нам нужно предпринять шаги к установлению отношений с Бача-Саккау, который нам может быть более полезен, чем окончательно скомпрометированный в глазах населения Аманулла.

– Что вы скажете на это, Владимир Моисеевич?- обратился Карахан к Цукерману.

– У нас совершенно отсутствует информация о положении в Афганистане, но и по тем косвенным сведениям, что мы имеем, можно сказать, что Бача-Саккау еще не утвердился окончательно на всей территории. Против него Аманулла сосредоточил под Кандагаром123 двадцатитысячную армию, имея в тылу родное ему плеля дурани124. Южные племена также продолжают воевать против Бача-Саккау. Наконец, имеются предположения, что Бача-Саккау является ставленником англичан, поэтому, я полагаю, было бы благоразумнее подождать конца событий,- высказался Цукерман.

– Разрешите мне,- попросил я Карахана и после его утвердительного кивка головой сказал:

– Во-первых, должен вам сообщить, что вчерашние сведения из Кабула говорят, что двадцатитысячная армия Амануллы разбита и разбежалась. Кое-какие из частей, бросив амуницию, прибежали в Кандагар и посеяли еще большую панику. Не сегодня-завтра этот город, как и все другие, будет во власти Бача-Саккау. Что касается того, что он английский агент, то, конечно, это абсурд, ибо в таком случае зачем англичане не хотят признавать своего агента на престоле, а, наоборот, допустили, чтобы такой опасный конкурент, как Надир-хан, проехал через Индию и начал войну с ним. Наконец, из перехваченных нами английских документов видно, что англичане также отрицательно относятся к Бача-Саккау, как и вы, Владимир Моисеевич. Дальше вы предлагаете подождать с признанием Бача-Саккау. Но пока вы будете ждать, другие могут занять ваше место. Из шифрованных персидских и турецких телеграмм мы знаем, что эти два государства уже начали вести переговоры о признании. Кроме того, наше признание укрепило бы положение Бача-Саккау и дало бы ему возможность спокойно вести борьбу с Надир-ханом, который как раз и может быть английским агентом, поскольку они пропустили его через Индию,- закончил я.

– А вы знаете, что я предпочел бы иметь дело с Надир-ханом, чем с Бача-Саккау,- вдруг заявил Карахан,- и вот почему. Бача-Саккау по национальности таджик, и, естественно, имея родственные племена в Туркестане, будет стремиться к агрессии в сторону нашей границы. В то время как Надир-хан – чистокровный афганец и будет направлять свои усилия в сторону индийской границы.

– Я против такой теоретической постановки вопроса ничего не имею возразить. Разве только, что таджики, к каковому племени принадлежит Бача-Саккау, живут разбросанно, начиная с вашего Туркестана и вплоть до берегов Инда,- возразил я.

– Давайте не будем спорить. Передайте Михаилу Абрамовичу, что я бы хотел иметь от вас записку с изложением всех ваших доводов. В понедельник я буду в Политбюро ЦК и постараюсь поставить этот вопрос на обсуждение авторитетной инстанции (членов Политбюро) ,- сказал мне Карахан.

Выйдя из кабинета и попрощавшись с Цукерманом и Славуцким, я направился к заведующему административным отделом Наркоминдела Федорову. Это был еще недавний сотрудник Наркоминдела, 'выдвиженец', еще не успевший заразиться бюрократическим духом этого учреждения. Не будучи в курсе порученного ему дела, Федоров боялся всяческих подвохов и для безопасности старался работать в полном контакте с ГПУ, выполняя все наши поручения.

– Вот что, тов. Федоров,- обратился я к нему.- Нам нужно послать одного из наших работников в Константинополь и одного в Тавриз. Какие должности в тамошних консульствах могли бы вы предложить нам? Федоров стал рыться в списке штатов этих консульств.

– В Константинополе можно предоставить вам еще должность коменданта консульства, ибо одним из ваших работников занята уже должность атташе консульства. А в Тавризе можно устроить делопроизводителем,- ответил он.

– А нельзя ли в Тавризе занять должность секретаря консульства,- спросил я.

– Нет, эта должность там уже занята работником Разведупра,- ответил он.

– Ну, ладно. Так к вам придут товарищи с запиской от меня, и вы, пожалуйста, проведите их по вашим штатам как можно скорее,- попросил я.

– Хорошо, будет сделано,- ответил Федоров.

Возвратившись к себе в ГПУ, я застал поджидающим меня некоего Баратова-Аршака. Он – наш старый секретный сотрудник, работавший под видом уполномоченного Наркомторга в Афганистане и выехавший оттуда ввиду военных событий. Хотя он и коммунист, но 'носились слухи', что он на своих заграничных поездках накопил около 25000 долларов, на которые через подставных лиц занимается торговлей.

– Тов. Агабеков, я к вам по делу,- обратился Баратов ко мне в коридоре.

– Заходи ко мне, поговорим,- пригласил я его, и мы вместе зашли в мой кабинет.

– Вчера меня вызвал к себе военный атташе в Афганистане Примаков125 и предложил записаться в его отряд. Я попросил дать мне три дня сроку, чтобы обдумать его предложение. И вот я хотел бы спросить у вас совета,- сказал Баратов.

– Какой отряд Примакова?- спросил я удивленно.

– Как? Вы разве не знаете, что собирается отряд для отправки в Афганистан?- Получив отрицательный ответ, Баратов рассказал следующее.- Третьего дня состоялось личное свидание между Сталиным и афганским министром иностранных дел. На этом совещании присутствовал также военный атташе Примаков. Обсуждалось положение в Афганистане и было решено, что

Советское правительство снарядит отряд в тысячу человек, которых переоденут в афганскую форму и перебросят в Афганистан. Официально предводителем отряда будет афганский посол в Москве Гулам Наби-хан, командовать же отрядом будет Примаков под видом турецкого офицера. И вот в связи с этим решением сейчас идет набор верных и преданных коммунистов, знающих восточные языки. Примаков предложил и мне вступить в этот отряд,- рассказал Баратов.

– Тут, по моему и раздумывать нечего. Раз ты коммунист, то и должен выполнить свой долг,- сказал я.

– Да, но что мне там делать? Это же будет настоящая война, а у меня жена и ребенок. Зачем мне самому лезть в войну?- ответил Баратов.

– Что значит жена и прочее! Повторяю, ты коммунист и должен жертвовать собой для революции,- сказал я, усмехнувшись. Я знал, что Баратов, как и 90% всех остальных членов коммунистической партии, просто шкурник, прилипший к революции, как к выгодному предприятию. Скольких я видел коммунистов 'баратовского' пошиба за время своей работы!

– Я готов жертвовать собой, но я не имею права жертвовать судьбой жены и ребенка. Я поставлю условия, чтобы их обеспечили материально на случай моей смерти, и тогда, может быть, соглашусь,- рассуждал Баратов.

– Правильно! Только смотри, чтобы потом тебя из партии не исключили,- сказал я.

Итак, в то время как сегодня Карахан рассусоливал о политике в Афганистане, Сталин, оказывается, решил этот вопрос по-своему два дня тому назад. Решил единолично. Ни Наркоминдел, ни ГПУ ничего не знали. В порядке личного приказа Сталина военному командованию красные войска, правда переодетые в афганскую форму, перейдут границу и начнут войну на территории дружественного государства. Без