чувство тоски по родным местам.
Пришел с молитвы и Али Мардан. Он встретил меня, как старого знакомого.
– Вот, слава Аллаху, живой человек из самой Бухары,- сказал он, обращаясь к слушателям. Мой престиж в глазах публики еще более поднялся. И когда, посидев еще некоторое время, я собрался ехать обратно, несколько человек из группы бросились к моей лошади и помогли мне усесться. Я дал мальчишке, прогуливавшему лошадь, пару рупий и, попрощавшись, уехал. Я возвращался в город, довольный своей поездкой. Я чувствовал, что посеянные мною семена принялись хорошо, и радовался будущему урожаю.
– Саиб,- услышал я сдержанное обращение за собой, идя по крытому Сары-Пуль, базару Кабула. Я обернулся и увидел двух бухарцев.
– Мы хотим с тобой поговорить. Не можешь ли ты пойти с нами в укромное место?
– Хорошо,- ответил я и свернул в узкий вонючий переулок.
– Мы вдвоем решили вернуться в Бухару и просим твоей помощи. Скажи послу, чтобы разрешил нам ехать домой, – сказал один из бухарцев, убедившись, что мы одни
– Хорошо, я передам вашу просьбу послу. Приходи на это же место послезавтра, и я вам передам ответ посла,- ответил я, записывая их имена. Через день мы снова встретились.
– Посол не верит, что вы искренно желаете вернуться на родину и заниматься мирным трудом,- начал я- он боится, что вы опять будете заниматься басмачеством.
– Нет, саиб, мы уже пять лет, как покинули наши дома и семьи. За это время мы испытали все. Нам все время обещали, что мы сможем скоро вернуться домой. Нас заставляли работать, как ослов, и держали впроголодь. Теперь довольно. Мы видим, что все это были пустые обещания. И не только мы вдвоем, но и все наши люди хотят вернуться к своим семьям, но боятся наказания большевиков.
– Ладно, а чем вы докажете, что, действительно, искренне решили порвать с эмиром?- спросил я.
– Чем хочешь, саиб,- ответили оба вместе.
– Хорошо, я вам предложу следующее: в течение двух месяцев вы будете жить здесь и информировать меня о том, что делается у эмира. Кроме того, вы должны уговаривать и других вернуться на родину. Если вы честно исполните эти два условия, то я обещаю уговорить посла выдать вам паспорта. А чтобы вы могли здесь жить, я вам буду выдавать по сто рупий в месяц на расходы,- предложил я.
– Мы сделаем все, что ты прикажешь,- без колебаний ответили они.
И я им выдал по десять рублей аванса. Дальше уже пошло как по маслу. Через месяц после первой встречи я отправил первую партию эмигрантов на родину, расставил в окружении эмира бухарского больше, чем нужно, информаторов для дальнейшей работы.
– Исак-хан,- обратился я к наиболее ловкому из моих информаторов-бухарцев, встретив его в горах на условленном месте,- мне нужно получить именной список всех эмигрантов-бухарцев в Кабуле. Сможешь ли ты достать?
Маленького роста, краснощекий, с хитрыми карими глазами, Исак-хан подумал несколько минут и ответил:
– Конечно, можно, только это будет стоить денег.
– Ладно, я и так тебе плачу много. Достань этот список, и я выдам тебе, кроме жалования, сто рупий награды,- предложил я.
– Сделаю, саиб, и принесу через неделю,- сказал он и ушел быстрой деловой походкой.
Через неделю мы вновь встретились на том же месте.
– На, возьми,- сказал Исак-хан, вынимая из-за пазухи большой сверток бумаги.- Тут имена всех бухарцев в Кабуле.
Я стал просматривать список и обратил внимание, что кроме имен и фамилий имелись и подробные биографии.
– Как ты достал это, Исак-хан?- спросил я, передавая ему мешок с рупиями.
– Саиб, мне долго пришлось работать. Я сказал всем своим, что хочу написать книгу истории Бухары, в которую хочу включить имена всех моих славных сподвижников. Я сказал, что эту книгу напечатаю и вся Бухара, весь мир будут читать эту книгу и прославлять героев, воевавших во славу ислама. И вот каждый приходил записать свое имя и давал подробные сведения о себе, чтобы его не спутали с другими однофамильцами,- рассказывал он, улыбаясь.
– Молодец, спасибо, скоро поедешь домой, будешь большим человеком,- ответил я.
– Саиб,- вдруг умоляюще начал Исак-хан,- ты знаешь, когда я приеду в Бухару, я хочу жениться. Так вот, я прошу тебя написать в Москву, чтобы государство выдало мне медаль.
– Зачем тебе медаль?- спросил я.
– Когда я буду иметь медаль, все девушки будут меня любить, и каждый бухарец согласится, чтобы я женился на его дочери. Пожалуйста, саиб, сделай это для меня,- просил он.
– Хорошо, вот кончишь работать, поедешь в Бухару, и мы дадим тебе большую медаль,- ответил я, смеясь в душе его наивности.
Исак-хан обрадовался. Он верит мне, ибо я всегда выполнял обещания. Он будет усердно работать, чтобы заслужить медаль у советской власти.
Я же обещал потому, что я должен был выполнить один из параграфов полученного из ГПУ письма. Впрочем, я выполнил свое обещание. Перед отъездом его в Бухару я ему подарил мой значок, АВИАХИМа, очень красивый и смахивавший на медаль.
Я сидел на квартире у своего секретного агента Хачубея, служившего в афганском военном министерстве. Кроме меня и хозяина в комнате находился и главарь Хатегинских басмачей Фузаил-Макеум. Он стоял в дальнем углу на коврике и молился. Человек, поражавший своей жестокостью даже жителей Востока, он сейчас смиренно, как дитя, стоял на коленях и молился своему Богу. Он также состоял у меня секретным агентом, глядя на его молитвенную позу, я невольно про себя думал: 'А черт знает, что у этого фанатика на уме'
Мы втроем ждали главу ферганских басмачей Курширмата. По агентурным сведениям, в период его борьбы против советской власти в Туркестане он заключил письменное соглашение с англичанами, в котором они обещали ему помочь оружием и деньгами в борьбе с большевиками. Получить такой документ нам в руки в 25 году, после опубликования 'письма Зиновьева'33, имело для нас колоссальное значение. Советское правительство смогло бы этим документом играть на общественном мнении Европы. Поэтому я имел инструкцию из ГПУ идти на все уступки, лишь бы заполучить этот документ.
Я, признаться, с любопытством и нетерпением хотел увидеть Курширмата, прославившегося своей жестокостью на всю Среднюю Азию. Именуя себя Джаанаем (покорителем мира) и считая себя потомком Чингис-хана, Курширмат уничтожал все и всех на своем пути. За период его деятельности в Туркестане он и его клика уничтожили до десяти тысяч мирных жителей. Наконец пришел Курширмат в сопровождении своего охранника. Среднего роста, худощавый, с забинтованным черным бинтом одним глазом. Черная чалма, которую он носил на голове, еще более оттеняла желтизну его лица. Кивнув нам головой, он уселся в конце длинного стола. Почва для переговоров между нами была уже подготовлена заранее Хасан-беем, и поэтому я сразу начал говорить о деле.
– Я говорю с вами, Шир-Ахмед, от имени советской власти. Мы предлагаем вам полную амнистию при условии, что вы подробно расскажете о ваших сношениях
с англичанами, распустите имеющихся здесь ваших людей и объявите всем вашим сторонникам в Фергане, что прекращаете борьбу с нами и подчиняетесь советской власти,- перечислял я наши условия.
– Хоб, а что я буду делать, когда я вернусь в Туркестан?- спросил он.
– Советское правительство вам назначит пенсию и, может быть, предложит приличествующую вам должность,- ответил я.
Курширмат обдумывал мое предложение, насколько можно было судить по одному глазу.
– Хорошо, я подумаю над вашим предложением,- наконец, ответил он.
– Правда ли, что вы вели переговоры с англичанами и заключили с ними договор?- спросил я.
– Да, я имел с ними беседу будучи в Пешаваре 4. Они мне многое обещали, а на самом деле ничего не помогли,- неохотно ответил он.
– Что же, вы имели с ними письменное соглашение, или как?- поставил я интересующий меня