— Госпожа д'Арвиль, сейчас в большей моде и всегда окружена поклонниками, как и подобает красивой женщине. Но боюсь, сударыня, что я злоупотребляю вашим временем...

— Да нет, что вы, уверяю вас! Для меня такое счастье встретить самого элегантного кавалера, законодателя столичной моды. Благодаря вам я за десять минут узнаю о Париже все, как будто и не уезжала отсюда..... Как поживает ваш дорогой друг де Люсене, который был с вами свидетелем на свадьбе д'Арвиля?

— Оригинален, как никогда: отправился путешествовать на Восток и вернулся как раз вовремя, чтобы получить вчера укол шпагой, впрочем, вполне невинный.

— Бедный герцог! А его жена по-прежнему прекрасна и обворожительна?

— Вы знаете, сударыня, что я имею честь быть одним из ее лучших друзей, так что мое свидетельство будет пристрастным... Надеюсь, по возвращении в Обье вы не забудете меня и засвидетельствуете мое почтение графу д'Орбиньи.

— Уверяю вас, он будет очень тронут — это очень мило, что вы его помните. А он о вас часто вспоминает, интересуется вашими успехами... Он всегда говорит, что вы ему напоминаете герцога де Лозена.

— Одно это сравнение уже выше всех похвал, но, к несчастью для меня, в нем больше доброжелательности, чем истины. Прощайте, сударыня, потому что я не смею надеяться, что вы окажете мне честь принять меня до вашего отъезда.

— Право, я была бы огорчена, если бы вы решились навестить меня, потому что я кое-как устроилась на несколько дней в меблированных комнатах. Но если летом или осенью вы окажетесь поблизости от нас, по дороге в один из модных замков, где щеголихи будут соперничать между собой за счастье пригласить вас... Подарите нам несколько дней, хотя бы из любопытства и любви к контрастам и чтобы отдохнуть у бедных сельских жителей от оглушительной суеты, ибо там, где вы, всегда начинается праздник!

— Сударыня...

— Мне нет необходимости говорить вам, как мы с д'Орбиньи будем счастливы принять вас. Однако прощайте, виконт. Я боюсь, что этот добрый ворчун, — она кивнула на нотариуса, — уже устал от нашей болтовни.

— О нет, сударыня, совсем наоборот, — возразил Ферран со скрытой издевкой, что удвоило еле сдерживаемое бешенство виконта де Сен-Реми.

— Признайтесь, что Ферран — ужасный человек, — продолжала г-жа д'Орбиньи с шаловливым кокетством. — И берегитесь! Поскольку он, к счастью для вас, занимается вашими делами, он все время будет вас ругать и распекать. Это человек безжалостный! Но что я говорю? Наоборот! Для такого вертопраха, как вы, иметь своим нотариусом Феррана, — да это просто счастье, это свидетельство о вашем полном благополучии, ибо все знают, что он никогда не дает своим клиентам совершить безумства, иначе он от них отказывается... Он вовсе не хочет быть нотариусом кого попало, не так ли, Ферран? А знаете, господин пуританин, вы совершили благое дело, наставив на путь истинный этого великолепного светского льва, законодателя мод.

— Да, поистине это было благое дело, сударыня... виконт уходит из моего кабинета совсем другим человеком.

— Я же говорю: вы творите чудеса, и в этом нет ничего удивительного, потому что вы — святой.

— Ах, что вы, вы мне льстите, — сокрушенно возразил Жак Ферран.

Виконт де Сен-Реми низко поклонился г-же д'Орбиньи и, прежде чем покинуть нотариуса, решил сделать последнюю попытку разжалобить его.

— Дорогой господин Ферран, — проговорил он как будто небрежно, но с плохо скрытым волнением, — может быть, вы передумаете и окажете мне услугу, о которой я вас прошу?

— Несомненно, какой-нибудь каприз? — со смехом воскликнула г-жа д'Орбиньи. — Не уступайте, мой пуританин, будьте непоколебимы!

— Вы слышали, сударь? Разве я могу перечить такой прекрасной даме?

— Дорогой господин Ферран, поговорим серьезно... о серьезных вещах, а это дело, вы знаете, очень важное. Вы решительно мне отказываете? — спросил виконт с дрожью в голосе.

Нотариус не мог отказать себе в жестокой шутке и сделал вид, что колеблется. У виконта на миг зародилась надежда.

— Как, вы, железный человек, собираетесь уступить? – со смехом воскликнула мачеха маркизы д'Арвиль. — Значит, вы тоже поддались очарованию этого красавца?

— Право же, сударыня, я действительно чуть не уступил, как вы сами заметили, — проговорил Ферран. — Но вы заставили меня устыдиться своей слабости. — И, обращаясь к виконту, продолжал в таких выражениях, которые не оставляли ни тени сомнения: — Увы, отвечаю вам очень серьезно, — он подчеркнул последние два слова, — это совершенно невозможно... Я не потерплю, чтобы вы из каприза совершили подобную неосторожность... Господин виконт, я считаю себя опекуном моих клиентов, у меня нет другой семьи, и я бы никогда не простил себе, если бы позволил им совершать всякие безумства.

— Вот видите? Вот что значит настоящий пуританин! — воскликнула г-жа д'Орбиньи.

— А впрочем, повидайтесь с господином Пти-Жаном. Но я уверен, он ответит вам точно так же, как я, он вам скажет «нет»!

Виконт де Сен-Реми вышел в полном отчаянии.

После минутного размышления он сказал себе: «Ничего не поделаешь, надо». А лакею, открывшему перед ним дверцу кареты, приказал:

— К особняку де Люсене.

Пока виконт де Сен-Реми едет к герцогине, давайте послушаем, о чем беседуют наедине Жак Ферран и мачеха маркизы д'Арвиль.

Читатель, наверное, уже позабыл портрет мачехи г-жи д'Арвиль, обрисованный ее падчерицей. Напомним, что г-жа д'Орбиньи была маленькой, тоненькой блондинкой с почти белыми ресницами и круглыми голубыми глазами; речь ее слащава, взгляды лицемерны, манеры вкрадчивые и завлекающие. Изучая ее насквозь фальшивую и коварную физиономию, можно обнаружить в ней какую-то подлую скрытую жестокость.

— Какой очаровательный молодой человек, этот де Сен-Реми, — сказала г-жа д'Орбиньи Жаку Феррану после ухода его жертвы.

— Да, очаровательный. Но поговорим о делах, сударыня. Вы мне написали из Нормандии, что хотели бы посоветоваться по важному вопросу.

— Разве вы не были всегда моим советчиком с тех пор, как наш добрый доктор Полидори направил меня к вам?.. Кстати, как он поживает? — спросила г-жа д'Орбиньи самым невинным тоном.

— После отъезда из Парижа он ни разу мне не написал, — так же безразлично ответил нотариус.

Предупредим читателя, что эти два человека бесстыдно лгали друг другу.

Нотариус недавно виделся с Полидори, одним из двух своих сообщников, и предложил ему отправиться в Аньер к Марсиалям, этим речным пиратам, о которых мы еще поговорим, появиться у них под именем доктора Венсана и отравить Луизу Морель.

А мачеха маркизы д'Арвиль приехала в Париж специально для тайных переговоров с этим мерзавцем, который, как она уже знала, давно скрывался под именем Сезара Брадаманти.

— Но речь пойдет вовсе не о нашем добром докторе, — продолжала мачеха маркизы д'Арвиль. — Я очень встревожена. Мой муж плохо себя чувствует. Здоровье его становится все хуже и хуже: Я не поддаюсь страхам, но его состояние беспокоит меня, вернее, его самого беспокоит, — проговорила г-жа д'Орбиньи, вытирая платочком чуть повлажневшие глаза.

— В чем, собственно, дело?

— Он все время говорит о последних распоряжениях о завещании. Тут г-жа д'Орбиньи на несколько