Сегодня, однако, ресторан преобразился. Столики убрали, а стены завесили плакатами с логотипом журнала во весь лист и приветствиями приглашенным на вечеринку «50 самых интересных мужчин Британии». Свет приглушили до такой степени, что гостям приходилось на ощупь в сумеречной мгле находить дорогу к бару. Колонки же врубили на полную мощность, и они так фонили, что музыка могла быть любой, никто бы все равно не понял, что играют. Пол слышал лишь мерный стук ударных и заунывную скрипучую бас-гитару; звук вибрировал с такой силой, что по телу пробегала дрожь. Пол надеялся, довольно безосновательно, встретить здесь знакомых. Но, пробираясь сквозь группки орущих людей, он очень скоро сообразил, что вряд ли кто-нибудь из его неформального или политического круга общения окажется на этой вечеринке, а если бы и оказались, в толпе и темноте он не смог бы их отыскать. Не желая провести вечер в унизительной изоляции, Пол решил влиться в одну из небольших, хорошо одетых, обособленных компаний, группировавшихся вокруг него. Но как это сделать? И вообще, кто эти люди? Большинство выглядело лет на десять моложе Пола. Мужчины держались раскованнее, чем он, и обладали более яркой внешностью; у женщин — сплошь шикарных блондинок в облегающих черных платьях — был скучающий вид. Вероятно, многие из присутствовавших работали в журнале в том или ином качестве. Который из них редактор? Именно от него Пол получил письменные персональные поздравления с попаданием в список. Это был престижный глянцевый мужской журнал с обширной молодой аудиторией, и Пол хотел поблагодарить редактора за письмо, а затем, используя выражение благодарности как стартовую позицию, завязать беседу. Но он знать не знал, как этот человек выглядит.

На крайний случай у Пола был запасной вариант, к которому, он надеялся, ему не придется прибегать: всегда можно поболтать с Дугом Андертоном. Дуг тоже был в списке — и, к изрядной досаде Пола, значительно выше, чем он сам, под номером двадцать девять. Но Андертона нигде не было видно. Возможно, он пренебрег приглашением.

Пол направился в бар, где вооружился шампанским. Шампанское было бесплатным, и кому-то пришла в голову блестящая идея разливать его в высокие стаканы и пить через соломинку. В такой сервировке шампанское казалось жуткой гадостью. Выкинув соломинку, Пол принялся озираться — уже чуть ли не с отчаянием.

В конце концов он прибился к пожилому мужчине в роговых очках, с седыми волнистыми волосами, стоявшему в углу с женщиной, судя по всему, его женой. У дамы был тугой перманент, а ее костюм, похоже, вел свою родословную от «Маркса и Спенсера». Оба, и он и она, выглядели растерянными и даже испуганными окружением, в которое угодили.

Ну уж этот-то никак не может быть одним из пяти десятков самых интересных мужчин Британии, подумал Пол. Седовласый походил на деревенского почтальона, приехавшего с женой на экскурсию в столицу, но вместо того, чтобы смотреть «Кошек», они, отстав от тургруппы, по ошибке забрели на журнальную презентацию.

И все-таки Пол решил попытать счастья.

— Пол Тракаллей, — представился он. — Номер сорок девять.

— А! Очень рад познакомиться. — Седовласый обрадованно пожал Полу руку. — Профессор Джон Копланд. Эдинбургский университет. Номер семнадцатый.

Семнадцатый? Пол остолбенел.

— Как хорошо, что вы к нам подошли, — сказала жена профессора Копланда. — Мы здесь словно рыба, выброшенная на берег.

Выяснилось, что профессор Копланд — один из ведущих британских генетиков и автор нескольких научных бестселлеров. К несчастью.

Пол никогда о нем не слыхал и в генетике ничего не смыслил, поэтому беседа — которую они умудрились растянуть на полчаса, прилагая неимоверные трехсторонние усилия, — ограничилась общими местами. Профессорская пара с интересом выслушала мнение Пола о грядущем вторжении в Ирак; они читали его газетные статьи, но так и не поняли, к какому лагерю он принадлежит — военному или антивоенному. Полу не удалось развеять их недоумение. По правде сказать, это был первый случай, когда его преданность партийному руководству дала трещину, но он избегал говорить об этом как на публике, так и в узком кругу. С одной стороны, он чувствовал себя в неоплатном долгу перед партией, на волне успеха которой в 1997 году въехал в парламент; с другой — политический (и нравственный) инстинкт подсказывал, что иракская авантюра опрометчива и опасна, что она выходит за рамки международного права и скорее спровоцирует, чем предотвратит всплеск терроризма. Он не понимал, почему премьер-министр, суждениям которого по прочим вопросам он всем сердцем доверял, столь крепко держится за военный вариант развития событий. Пол был озадачен, и это обстоятельство смущало его больше всего. В силу своего характера он не любил гадать. Пол во всем предпочитал ясность.

— Что ж, было очень приятно с вами побеседовать, — сказала жена профессора Копланда в конце чересчур затянувшейся паузы, недвусмысленно просигнализировавшей, что все доступные темы для разговора исчерпаны. Взгляд ее мужа начинал стекленеть. — Мы, пожалуй, пойдем. Этот праздник не совсем то, к чему мы привыкли.

— Счастлив был познакомиться, — попрощался Пол, и когда они ушли, оставив его опять в одиночестве скитаться по залу, украдкой подслушивая, о чем болтает неприступная молодежь, он почувствовал себя обездоленным.

Спас его, не прошло и полминуты, нежданный возглас:

— Пол Тракаллей, если не ошибаюсь?

Пол обернулся. Человека, стоявшего перед ним, он не узнал, хотя вроде бы где-то он уже его видел. В течение рабочей недели Пол встречался с сотнями людей; наверное, и с этим пересекался ненадолго — мужчиной слегка за тридцать, с бородкой клинышком и бритой головой, призванной, вероятно, скрыть начинающееся облысение.

-. Здравствуйте, — неуверенно произнес Пол. — Простите, но я…

Мужчина представился, напомнив, что они встречались три года назад на комедийной телепередаче для эрудитов, которую он продюсировал. Пол тогда впервые появился на экране, но фурора не произвел, мягко выражаясь; как бы то ни было, с той поры оба далеко продвинулись. Бритый мужчина руководил ныне независимой постановочной компанией, на Канале-4 и на втором канале Би-би-си с успехом показывали два его ситкома, и еще полдюжины проектов находились в работе. Эти достижения позволили журналу поставить продюсера на четырнадцатую строчку в рейтинге самых интересных мужчин Британии.

— А я сорок девятый, — буркнул Пол.

Журнальная статистика уже перестала его радовать. Было бы куда приятнее пообщаться с номером пятьдесят, но Пол не помнил, кто это.

— Вы здесь один? — спросил продюсер.

— Да. Сьюзан с удовольствием бы пришла… моя жена то есть… но — дети, сами понимаете.

Продюсер кивнул. Он не понимал, детей у него не было. А кроме того, Пол солгал: он ни словом не обмолвился Сьюзан, что собирается на вечеринку. Вместо жены он позвал с собой егозу из «Индепендент», но та не ответила ни на одно из его писем.

— Гуляют вовсю, да? — сказал продюсер. — Бог знает, кто все эти люди.

— Настоящий бедлам, — согласился Пол. — Я просто валюсь с ног. Надо срочно перекусить. — Хватаясь за соломинку — поскольку мысль о том, чтобы отправиться в ресторан одному либо вернуться домой и заказать еду на вынос, представлялась невыносимой, — он с некоторой натугой спросил: — Вы не против составить мне компанию? Похоже, мы единственные одиночки на этой вечеринке. Почему бы не держаться вместе.

— Спасибо, — поблагодарил продюсер. — Но на самом деле я тут не один.

И в этот момент его спутница, вернувшаяся из туалета, встала рядом с ним.

Как ни поразительно, но Мальвина была еще стройнее, чем Пол ее помнил. И еще бледнее. Черноту волос она разбавила красными прядями, а под глазами у нее полумесяцами растеклась тушь, отчего казалось, что она страдает бессонницей. На ней было черное шифоновое платье, сквозь которое просвечивал тонкий молочно-белый силуэт. Во взгляде, который она бросила на него, в первую долю секунды Пол заметил вспышку дикой паники, но мерцание было немедленно погашено. Откашлявшись, Мальвина приняла светскую позу, прижав сумочку обеими руками к талии.