талантов <80 талантов – около 24 тонн>. Привычно рассаживались они вокруг массивного золотого стола, а верховный жрец Хасба совсем непочтительно уселся на золотой стул спиной к верховному божеству. Кроме Хасбы здесь были Урма, жрец помазания и казначей храма, Набу, жрец омовений и ритуала, Табий, жрец прорицаний и толкователь сновидений, Асиппу, жрец астрологии и хиромантии.

Совещание было кратким и деловым. Здесь не испытывали колебаний подобно светским вельможам. Пусть чужеземец, пусть дикий перс, но не халдей и не Набонид. Надо было добыть пропуск на выезд из города, отправить верного гонца, но не к Набониду под Опис, а к персидскому царю в Гутиум. В донесении сообщить, что Набонид ждет нападения Кира со стороны Гутиума и поэтому надо переправляться не через Тигр с восхода, а, обойдя, через Евфрат с заката у Сиппара, выйдя таким образом в тыл Набониду и отрезая его от Вавилона. Проводником будет гонец, доставивший донесение.

— Подражая Набониду, Валтасар увлекается астрономией, и поэтому тебе, Асиппу, поручается достать пропуск с печатью Валтасара. Если потребуется, сделайся его собутыльником, напои его до невменяемости и приложи кольцо с печатью к заготовленному пропуску. В нашу тайну никого не будем посвящать и делать все будем сами. Гонцом к Киру поедешь ты. Урма.

Бунт вспыхнул внезапно. С утра лютовал старший надсмотрщик Ша-пи-кальба. Он засек до потери сознания формовщика египтянина Мидирайя и иабил в кровь иудея Моша — обжигальщика кирпичей. В его ушах до сих пор отдавалось змеиным шелестом злобное шипение Набу-цабит-кате, дворецкого Валтасара, которому принадлежали печи, находившиеся под надзором Ша-пи-кальба, Вызвав к себе старшего надсмотрщика» дворецкий начал ровным, зловеще спокойным голосом, от которого у Ща-пи-кальба мурашки пробежали по спине.

— Тебе что, подлый ублюдок, жить надоело? — спросил Набу-цабит-кате.— Я этот заказ на кирпичи для ремонта крепостных стен перехватил у самих Эгиби, богатейших людей Вавилона, ссужающих тысячами мин <Мина – 505 граммов> даже моего господина, а ты, негодяй, что делаешь? Сегодня начальник строительных работ принес твои кирпичи к царю и руками истолок их в пыль! Знаешь, что произошло потом? А-а-а, не знаешь, скотина? Так знай, тебе очень надо знать. Царь спросит, сколько таких кирпичей получено, и начальник ответил, что сто тысяч. Тогда мой господин глянул на меня, так искоса, и сказал: 'Даю недельный срок, чтобы ты сделал сто двадцать тысяч кирпичей, я опробую их своей секирой на выбор, попадется трухлявый — опробую секиру иа твоей голове'. Так вот, сначала я опробую твои кирпичи, попадется трухлявый — с живого шкуру спущу!.

— Мой господин, это немыслимо! В лучший день мы выгоняем пять тысяч штук. Рабы выбиваются из сил и падают замертво у печей.

— Что-то ты уж очень жалостливым стал. У ж не подмасливает ли эту твою жалость Эгиби своими сиклями <Сикль – 8,5 грамма. Хотя в это время имели хождение деньги (монеты), однако практичные вавилоняне держались весовых денег, т.к. монеты тех времен были различны по стоимости и весу, да и чеканились из различных металлов, а вавилоняне признавали только серебро>? Смотри, как бы твоя жалость и сердобольность боком тебе не вышла. Я бы еще понял, если бы разговор шел о частных рабах, взятых по найму, за каждого из них пришлось бы платить, этих же, общественных, ни продать, ни купить нельзя. Можешь, засе кать хоть через одного — не жалко. Но заказ выполни!

— Но если я запорю каждого второго, то кто будет формовать и обжигать кирпичи?

— Об этом не беспокойся. Сейчас город закрыт, рабов в поместья не пошлешь, а работы по градостроительству, рытью каналов и трамбовке дорог прекращены, получишь этих говорящих скотов, сколько надо. Я скажу главному дворцовому эконому. А ты не давай им бездельничать, выями из них все! А подохнут — туда им и дорога. Иди!

— Мой высокий господин...— начал Ша-пи-кальба и замялся.

— Чего мнешься? Говори!

— Рабы неспокойны... шепчутся... о Кире говорят...

— Ага, так вот откуда у тебя жалостливость появилась! Струсил, мерзавец! Запомни! Тебе не рабов и не Кира, а меня надо опасаться, подлая душонка! Ладно, а то ты наработаешь — возьми отряд копейщиков. А теперь пошел вон!

Ша-пи-кальба знал, что с Набу-цабит-кате шутки плохи, поэтому, чувствуя за спиной надежную опору — отряд копейщиков, он сегодня особенно свирепствовал. Под стать ему действовали и младшие надсмотрщики. Сумасшедшая гонка быстро сказалась — упал в изнеможении злосчастным Моша. К нему подскочил помощник Ша-пи-кальба по прозвищу Су--кайя — 'уличный' и начал пинками поднимать ослабевшего иудея. Дальнейшее произошло мгновенно. Гигант Парсуа оттолкнул Сукайя от Моши, взвизгнула плеть, багровая полоса пересекла лицо Парсуа. Могучий раб обхватил руками надсмотрщика, приподнял и бросил в огнедышащий зев печи. Раздался душераздирающий вопль...

Толпу окружили словно из-под земли выросшие копейщики. Возбужденные рабы бросились грудью яа копья, но опытные в обращении с рабами воины, нанося не смертельные, но болезненные уколы, охладили пыл наступающих.

— Каждого десятого в печь!— закричал озверевший Ша-пи-кальба.

Копейщики словно ждали этого приказа, ловко расчленили растерявшихся рабов, отделили приблизительно десятую часть и ударами тяжелых щитов логнали ее к печи. На груду кирпичей вскочил Арраби:

— Братья, что вы смотрите? Сжигают наших товарищей! Бей проклятых вавилонян!

— С голыми руками на копья?

— А вот чем!— крикнул Арраби и, нагнувшись, поднял кирпнч.

Размахнувшись, он метнул его в пробиравшегося к нему копейщика. Попал в голову, и воин зашатался. Крик радости вырвался из груди рабов, град кирпичей обрушился на вавилонян. Бросали даже горящую паклю, смоченную в сырой нефти <Вавилоняне знали нефть. Сырая нефть употреблялась для освещения, изготовления асфальта для покрытия дорог, раствора при кладке кирпича и для покрытия различных изделий, чтобы сделать их водонепроницаемыми>. Стихийно признанный вожаком, Арраби сообразил, что только внезапность вызвала растерянность в рядах вавилонян и преимущество рабов временное. Оправившись, ко-яейщики подавят бунт и безжалостно расправятся с бунтовщиками. Надо прорваться сквозь кольцо вавилонских воинов и скрыться в хаосе огромного города.

— Вперед, братья! На прорыв!— вскричал он, увлекая за собой товарищей.

— Спасайтесь, кто как может, придет Кир и освободит нас!— покрывая шум, загремел Парсуа.

Арраби бежал тяжело, из последних сил. Весь испещренный колотыми и рваными ранами, он держался на одной лишь воле. Это был незнакомый ему район Вавилона, который состоял из переулков, тупиков. Он бежал по узкому переулку, огражденному глухими стенами домов и. глиняными заборами. Окна и двери вавилоняне выводили во двор. Жажда жизни помогла Арраби уйти от обремененных тяжелым оружием воинов, но силы его таяли. Туман в глазах мешал ему видеть, и раб налетел на стену — тупик! Арраби упал и не смог подняться. Его охватили апатия и полное безразличие. Он закрыл глаза. Вдруг он почувствовал, что его приподняли и тащат куда-то. Открыв глаза, смутно увидел расплывающееся лицо и только по запаху благовоний понял, что это женщина. Постарался ей помочь и потерял сознание.

Открыв глаза, Арраби увидел склоненную над ним девушку:

— Не бойся,— сказала она,— хозяев нет. Моя хозяйка заболела, и хозяин повел ее на площадь <«Повел на площадь» - так как услуги врачей стоили дорого, многие вавилоняне предпочитали оригинальный метод лечения. Они выносили или приводили больных на людную площадь, и к ним подходили прохожие, которые расспрашивали больных о симптомах болезни, а если кто-то из них болел подобной боленью и излечивался, то он делился опытом, давая советы. Пройти молча мимо больного запрещалось законом.>.

Арраби не понял ее и спросил:

— Как тебя зовут?

— Шинбана.

— Какое чудесное имя.

Шинбана смутилась и, пытаясь скрыть смущение, торопливо заговорила.

— Я спрячу тебя в склепе <Покойников вавилоняне обычно хоронили рядом со своим жилищем: в