— Тебя не зацепило? — подбежал Сергей к другу.

 — Обошлось... Помоги Отто, а я поищу документы у убитых. Кто напал на нас?

   Занднер уже перебрался в «паккард» и мрачно сидел, покачиваясь туловищем из стороны в сторону и  бережно  прижимая к груди левой рукой правую. Сергей расстегнул его куртку, осторожно отвел руки немца и стал ее снимать. Отто при каждом неловком движении болезненно морщился, но старался помочь напарнику.

 — Задето плечо, — пытался говорить он ровно, обычно. — Свитер и рубашку не снимешь, разрежь...

   Груздев финкой располосовал рукава и обнажил мускулистое плечо. Пуля угодила в сустав и из округлой дырочки тоненькой струйкой сочилась кровь. Перебинтовывая рану, Сергей озадаченно думал, почему нет выходного отверстия? Стреляли с близкого расстояния, а пуля не вышла. Не дай бог, если она задела артерию или застряла в легком...

 — Слепое или сквозное ранение?    Сергей жестом показал — слепое.

 — Тысяча чертей! — выругался Отто. — Мне только этой проклятой пули и недоставало...

 — Не теряйся, Отто, в танковых частях всегда порядок!

   Немец опять скользнул по нему вопрошающе-изумленным взглядом, но промолчал. Груздев скинул с себя куртку, снял свитер и разрезал его на полосы. Укутал ими руку Занднера и плотно прибинтовал к туловищу. Отто прислушался к ране и скупо улыбнулся:

 — Спасибо, Гюнтер, боль стихла.

 — Не то что документов, а клочка бумаги в карманах не нашел, — с досадой сообщил вернувшийся Лисовский. -  Там один отходит, что-то бормочет. Может ты, Отто...

 — Помоги выбраться, — протянул тот левую руку, но Сергей подхватил его и поставил на ноги.

 — Гюнтера лучше в друзьях иметь, чем во врагах числить, — вздохнул немец. — Говорил я когда-то Гансу, а он не поверил...

   Мужчина лежал с помутневшими от страданий глазами, пальцы автоматически сжимались в кулаки и разжимались. Отто, поддерживаемый Груздевым, тихо спросил:

 — Вы итальянец?

   Тот сперва отрешенно молчал, потом взгляд осмысленно посветлел и он через силу прошептал:

 — Да... Святая мадонна! Моя девочка, моя бедная девочка... Боже мой! — и затих с открытыми, полными слез глазами.

 — Давай поторапливаться, — проговорил Костя, с трудом отводя взгляд от убитого. — Отто ранен, да и подмога итальянцам может появиться, нам тогда несдобровать.

   Пока Лисовский сметал осколки стекла с сидений, поудобней устраивал Занднера, Сергей осмотрел мотор и порадовался, что пули его не задели. А передние шины спустили. Одну запаску нашел у себя в багажнике, за другой сбегал к вездеходу. Сменив колеса, сел за руль, завел мотор и осторожно объехал горящий автомобиль. На небольшой скорости подогнал лимузин к роще, откуда струйками прорывался едкий дым, и разом с Костей резанули из автоматов по ближайшим кустам. В ответ не прозвучало ни выстрела. То ли сидевшие в засаде отошли от очага пожара, то ли разбежались, поняв, что операция провалилась. Успокоенный Сергей выжал газ и, не обращая внимания на бьющий в лицо ветер, помчался по пустынному шоссе. Глянул на часы и удивился — бой занял пятнадцать минут...

 — Герберт, вы славяне? — расслышал он напряженный голос Отто.    Костя помедлил, нотом сдержанно ответил:

 — Да, русские!

 — Шпионы?

 — Летчики... Нас сбили над Варшавой. Выбрались из города и попали в плен к польским националистам. В подвале и с Бломертом познакомились.

 — Бломерт и составил вам протеже, — тихо рассмеялся Занднер.

 — Я интуитивно чувствовал вашу непохожесть на современных немцев, но относил свои сомнения к особенностям домашнего воспитания. Мог появиться у меня проблеск, когда вы освободили коммуниста из Заксенхаузена, но я посчитал его вашим родственником. Поставьте себя на мое место: фюреры гитлерюгенда и антифашист?!

 — Вы разочарованы, Отто?

 — Я искал настоящих немцев, а наткнулся на неподдельных русских... Я люблю храбрецов, Герберт, и жалею, что выбыл из строя. Мне хочется доказать вам, что не всем немцам нацисты заморочили головы... Один народ, одна империя, один фюрер... Народ без пространства... — повторил он гитлеровские лозунги. — Тот, кто хочет стать солдатом, должен в руки взять ружье... Как они вдалбливали мысль о превосходстве немцев над другими народами, о их праве на чужую землю и чужие богатства...

 — Не будь пессимистом, Отто, — сердито проговорил Костя. — Я познакомлю тебя с нашим другом Эрихом. Он не сложил оружия, когда к власти пришел Гитлер, и все годы боролся с фашизмом.

 — Поздно, Герберт, — горько отозвался Занднер, — мы не поймем друг друга. Тонкие мостки нас соединяют, а глубокая пропасть разделяет. Он боролся с нацизмом, а я шел за него в бой...

 — Поймете. Не сразу, но поймете друг друга...  Сережка, жми!.. Отто обеспамятел, изо рта кровь...

   В дверях друзья обернулись, Занднер слабо им улыбнулся. Забинтованная в плече рука лежит на затянутой марлей груди, на похудевшем, бледном от потери крови лице темнеют черные полукружья под глазами, торчит обостренный нос, заметно отросла щетина на подбородке и скулах. В коридоре Костя остановил медицинскую сестру:

 — Фройляйн, вы получше присмотрите за нашим другом.

  — Гауптштурмфюрер у нас не задержится, — устало проговорила она. — Немного окрепнет, отправим в фатерлянд. Ранение тяжелое, но операция прошла благополучно, пуля извлечена. Дня через три-четыре ему наложат гипсовую повязку на плечо...

   Сергей, похлопывая по ладони кожаными перчатками, следовал за Лисовским. Остановились у машины. Ярко светило солнце, остро пахло набухшими почками из близкого сада.

 — В какую сторону махнем? — лениво спросил Груздев. — Увольнительная на целый день, чем-то надо заняться?

 — Поехали в Милан.

 — Чё мы в нем потеряли?

 — Город посмотрим, к Карле в гости нагрянем.

  Сергей кисло поморщился. Ему не хотелось встречаться с банкиршей, надоели подтрунивания над приключением во дворце Муссолини, а она не удержится, напомнит.

 — Зря упрямишься! Милан — город русской славы!

 — Что, что!..

 — Его от наполеоновских войск освободил Суворов в италийскую кампанию. Потом австрийцы и итальянцы предали русских, и Суворов совершил свой последний поход через Альпы в Швейцарию, отбиваясь от французов.

 — Тогда поехали! — загорелся Груздев. — И толковал бы сразу про Суворова, а то — банкирша...

   Костя сел за руль, Сергей примостился рядом. Передвинул кобуру с пистолетом на живот, расстегнул клапан и пожалел, что не взял автомат. Весть о погоне и вынужденном бое всерьез встревожила Скорцени, и он несколько успокоился, узнав о гибели преследователей. Посланные им на бронетранспортерах эсэсовцы обнаружили покореженные взрывами вездеходы, гильзы, пылающий в рощице пожар, но трупы исчезли. Сегодняшним утром, когда они собрались в госпиталь к Занднеру, оберштурмбаннфюрер мимоходом сообщил, что вчерашняя акция против них санкционирована итальянской контрразведкой. Отто, узнав о его словах, заметил, что никто толком не знает, где кончается гестапо в Италии и начинается ОВРА.

 — Отто никак не переварит, что мы — русские, — заметил Костя.

 — Он мужик умный, должен понять, что к чему. Чай, не слепой, видит, к какой пропасти немцы подошли... Знаешь, Костька, тошно мне после вчерашнего. Тот мужик, что на дороге кончился, перед глазами стоит. И зачем мы с итальянцами связались?

 — Не путай итальянцев с фашистами. А западню нам фашисты устроили. Те, настоящие итальянцы,