После того как наши враги за пределами Франции преследовали г-на де Лаога, чтобы, сыграв с ним какую-нибудь злую шутку, повредить тем самым делу с ружьями, после того как они исчерпали все свои возможности в Голландии, так и не отбив у нас охоту заниматься этим делом, они, видя, что не могут ни вывести меня из терпения, ни подловить, решили, что единственный выход для них — попытаться со мной договориться по-дружески, предложив мне за оружие весьма заманчивую цену.

Разными способами, через разных людей они пытались разжечь во мне корыстолюбие. Лаог не однажды писал мне об этом, доказывая, что за нами охотятся и продавцы и покупатели. Эти люди, за пределами Франции, действовали хотя бы в соответствии с собственными интересами. Но противодействие наших людей, наших канцелярий, наших министров!.. Оно приводило меня в ярость. Об этом я и писал в ответ Лаогу.

Двадцать девятого июня я был весьма удивлен, увидев его у себя.

— Вы, должно быть, думаете, — сказал он, — что меня привело к вам дело с ружьями? Разумеется, о нем тоже пойдет речь; но оно сейчас на втором плане. Я прибыл как чрезвычайный курьер с депешами такой важности, что господин де Мольд, наш посол в Гааге, счел возможным положиться только на мою порядочность, на мою верность.

Ведя розыск, он получил неопровержимые сведения, что в Амстердаме существует фабрика фальшивых ассигнаций. Он мог пресечь это дело и мог рассчитывать на захват оборудования и людей, а возможно даже, если бы удалось застать их врасплох, и на находку в этом гнезде иных, весьма важных документов; однако, — осмелюсь ли сказать? — к нашему стыду, в то время как прочие послы в Гааге купаются в роскоши, я сам видел, что господину Мольду нечем было покрыть расходы на эти аресты; и фальшивомонетчики ускользнули бы, не дай я ему в долг от вашего имени шесть тысяч флоринов!

Эпизод с депешами, привезенными моим другом, бросил бы благоприятный свет на дело с ружьями, он воздал бы честь нашему гражданскому рвению, показал бы, какими чувствами были движимы все причастные к делу; но он затянул бы мой рассказ; я предпочитаю отказаться от преимущества, которое мог бы из него извлечь. Оставляю его до другого случая[82][83].

Я рассказал г-ну де Лаогу о всех страхах, которых натерпелся, так и не продвинувшись ни на шаг в вопросе о вывозе наших ружей.

— Ах, — сказал мне он, — как ни прискорбно, но я вынужден повторить вам, что повсюду одно и то же, — вам необходимо как-нибудь избавиться от этого ужасающего дела. Недоброжелательство в Голландии, как и здесь, таково, что вы потратите все ваше состояние, но разрешения на вывоз из Тервера так и не добьетесь. Франция вам вредит, а Голландия радеет Австрии! Как же вам, в одиночку, выпутаться из этих сетей? Я привез вам пространную жалобу, написанную мною от вашего имени в ответ на ноту императорского посланника и поданную через господина де Мольда секретарю Голландских штатов, а также смехотворный ответ, полученный нами от этих Штатов; когда министры это прочтут, они поймут, каковы подлинные препятствия, задерживающие погрузку.

— Мой друг, они ничего не читают, ни на что не отвечают и не занимаются ничем, кроме внутрипартийных интриг, не имеющих никакого отношения к общественному благу. Здесь такой беспорядок, что душа содрогается! И таким путем они думают прийти к конституции? Клянусь, они не хотят ее! Но каков же был ответ Голландских штатов на жалобу?

— Невразумителен, пуст, лжив! Они ничем не брезгуют, лишь бы выиграть время в борьбе с вами. Я привез этот ответ. Ежели бы вы согласились уступить оружие на месте по самой высокой цене, вы покончили бы с затруднениями. Вы вернули бы свои деньги с гигантской прибылью; а самое главное, оружие забрали бы оптом, как вы его купили, без всякой сортировки и мороки. Господин де Мольд полностью в курсе предложений, сделанных нам; ибо ничто в этой стране не ускользает от его бдительного ока.

— Мне известно, — сказал я, — все, что писал об этом он, а также то немногое, что ему ответили. Я нашел здесь средство получать точные сведения; это обходится недешево; но коль скоро это необходимо для пользы дела, оно должно выдержать и этот расход. Для меня это уже не торговое предприятие, тут задеты моя честь и патриотизм, скажу больше — характер. Они поклялись, что ружья не будут доставлены, а я поклялся, что их не получит ни одна держава, кроме французского народа. Я