из Дистрикта6, кто, как известно, являются наркоманами, использующими морфлий. У обоих тонкие кости и обвисшая желтая кожа. Они не могут оторвать от нас огромных глаз, даже когда президент Сноу начинает говорить со своего балкона, приветствуя нас всех на Подавлении. Играет гимн, пока мы совершаем свою последнюю поездку по кругу… Я ошибаюсь? Или я правда вижу президента, зафиксировавшего свой взгляд на мне?

Пит и я дожидаемся, пока двери Тренировочного Центра не закроются, прежде чем расслабиться. Здесь Цинна и Порция, довольные нашей работой, и Хеймитч выглядит в этот раз гораздо лучше, только он не около нашей колесницы, он разговаривает с трибутами из Дистрикта11. Я вижу, как он кивает в нашу сторону, и затем они отправляются за ним, чтобы поприветствовать нас.

Я знаю Чэфа в лицо, потому что провела годы, наблюдая по телевизору, как они с Хеймитчем передают туда сюда бутылки. У него темная кожа, он приблизительно шести футов [16] высотой, и одна из его рук заканчивается обрубком, потому что он потерял ее в Играх, в которых победил тридцать лет назад. Уверена, ему предлагали искусственную замену, вроде той, что они сделали Питу, когда были вынуждены ампутировать нижнюю часть его ноги, но, полагаю, Чэф не согласился на это.

Женщина, Сидер, выглядит так, словно она из Шлака, со своей оливковой кожей и темными прямыми волосами с пробивающейся сединой. Только ее золотистокарие глаза выдают в ней жительницу другого дистрикта. Ей должно быть около шестидесяти, но она все еще выглядит сильной, и нет никакого признака того, что она обращалась к ликеру, или морфлию, или любой другой химической форме спасения за эти годы. Прежде чем ктото из нас произносит хоть слово, она обнимает меня. Я понимаю, так или иначе, что это, должно быть, изза Руты и Цэпа. До того, как я могу остановить себя, я шепчу:

- Семьи?

- Они живы, - мягко отвечает она, прежде чем отпустить меня.

Чэф обхватывает меня своей здоровой рукой и дарит мне долгий поцелуй прямо в губы. Я пораженно отдергиваюсь, пока он и Хеймитч дико ржут.

Это все, что мы успеваем сделать до того, как сопровождающие Капитолия решительно провожают нас к лифтам. У меня отчетливое чувство, что им неуютно находится рядом с духом товарищества, царящим между победителями, которых, кажется, это волнует гораздо меньше. Пока я иду к лифтам, попрежнему держась с Питом за руки, ктото еще шагает рядом со мной. Девушка снимает головной убор, покрытый ветками с листвой, и бросает его за спину, не потрудившись посмотреть, куда он упадет.

Джоанна Мейсон. Дистрикт7. Древесина и бумага, поэтому деревья. Она победила, очень убедительно разыгрывая из себя слабую и беспомощную, таким образом, ее все игнорировали. А затем она продемонстрировала всем свою жестокую способность убивать. Она взбадривает свои колючие волосы и закатывает широко расставленные карие глаза.

- Разве этот костюм не ужасен? Мой стилист - самый большой идиот в Капитолии. Наши трибуты были деревьями и за сорок лет до нее. Жаль, что мне не достался Цинна. Ты выглядишь фантастически.

Девчачьи разговоры. Этого я никогда не умела. Обмениваться мнениями об одежде, волосах, косметике. Так что, я вру.

- Да, он помогал мне проектировать свою собственную линию одежду. Ты бы видела, что он может сотворить с бархатом.

Бархат. Ткань. Все, что пришло мне в голову.

- О, я видела. В вашем Туре. То платье, без бретелек, которое ты надевала в Дистрикте2? Темносиние с алмазами? Оно настолько великолепно, что мне хотелось пролезть сквозь экран и сорвать его с тебя, - говорит Джоанна.

Держу пари, ты так и сделала бы , думаю я . Вместе с несколькими дюймами моей плоти.

Пока мы ждем лифт, Джоанна расстегивает молнию на остальной части своего дерева, позволяя костюму соскользнуть на пол, а затем с отвращением отшвыривает его ногой. За исключением ее лесных зеленых шлепанец, на ней не остается ни лоскутка одежды.

- Так лучше.

Мы входим в один лифт, и всю поездку до седьмого этажа она проводит, болтая с Питом о его картинах, пока свет его попрежнему пылающего костюма отражается от ее голой груди. Когда она выходит, я игнорирую его, зная, что он усмехается. Я отбрасываю его руку, как только двери позади Чэфа и Сидер закрываются, оставляя нас наедине. Он начинает смеяться.

- Что? - говорю я ему, выходя на нашем этаже.

- Это ты, Китнисс. Разве ты не видишь это? - произносит он.

- Что я? - спрашиваю я.

- Почему они все ведут себя таким образом? Финник с его сахарными кубиками, Чэф, целующий тебя, и все эти вещи с Джоанной, раздевающейся внизу. - Он пытается придать голосу более серьезный тон, безуспешно. - Они играют с тобой, потому что ты так… Ну, ты знаешь.

- Нет, не знаю. - Я действительно не имею ни малейшего понятия, о чем он говорит.

- Ну, это вроде того, как ты не смотрела на меня голого на арене, даже при том, что я был полумертв. Ты так… невинна, - наконец произносит он.

- Это не так! - говорю я. - Я фактически срывала с тебя одежду каждый раз, когда появлялась камера, в течение прошлого года.

- Да, но… Я имею в виду, ты невинна для Капитолия, - пытается он успокоить меня. - А для меня ты идеальна. Они просто дразнят тебя.

- Нет, они смеются надо мной. И ты тоже! - говорю я.

- Нет. - Пит качает головой, но все еще прячет улыбку. А я серьезно заново начинаю задумываться о том, кто должен выйти из этих Игр живым, когда открывается другой лифт.

Хеймитч и Эффи присоединяются к нам, выглядя чемто довольными. Потом лицо Хеймитча становится жестче.

Что я сделала на этот раз? Я почти спрашиваю это, когда вижу, что он смотрит за мою спину - на вход в столовую.

Эффи бросает взгляд в том же направлении, а затем весело произносит:

- Похоже, они предоставили вам новый набор в этом году.

Я поворачиваюсь и вижу рыжеволосую девушку, безгласую, которая помогала мне в прошлом году, пока не начались Игры. Я думаю о том, что хорошо иметь здесь друга. Я замечаю, что у молодого человека, другого безгласого, тоже рыжие волосы. Он, должно быть, относится к тому, что Эффи называла «новым набором».

А потом холод проходит сквозь меня. Потому что его я тоже знаю. Не в Капитолии. А начиная с тех легких бесед в Котле, когда он подшучивал над супами Сальной Сэй, и заканчивая тем днем, когда я видела его лежащим без сознания на площади в то время, как жизнь вытекала вместе с кровью из Гейла.

Наш новый безгласый - Дариус.

Хеймитч хватает меня за запястье, как будто предупреждая мое следующее движение, но я столь же безмолвна, как и Дариус, которого мучители из Капитолия сделали таким. Хеймитч както сказал мне, что они делали чтото с языками безгласых, чтобы они больше никогда не могли говорить. В своей голове я слышу голос Дариуса, игривый, яркий, звенящий через весь Котел, чтобы поддразнить меня. Не так, как мои товарищипобедители высмеивают меня теперь, а потому, что мы искренне нравились друг другу. Если бы Гейл увидел его…

Я знаю, что любое движение, которое я сделаю в сторону Дариуса, любой признак того, что я узнала его, приведет к его наказанию. Так что, мы просто смотрим друг другу в глаза. Дариус теперь немой раб, я приговоренная к смерти. Что мы, так или иначе, можем сказать? То, что мы сожалеем изза жребия, который нам выпал? Что мы понимаем боль друг друга? Что мы рады, что у нас был шанс знать друг друга?

Нет, Дариусу не следует радоваться тому, что он знал меня. Если бы я была там, чтобы остановить