- Это значит, что мы на твоей стороне, - говорит дрожащий голос позади меня.
Я не видела ее, когда пришла. Она, должно быть, была в доме. Я не отвожу взгляда от своей основной цели. Вероятно, вновь прибывшая вооружена, но, держу пари, она не рискнет позволить мне услышать щелчок, который будет означать, что моя смерть неизбежна, зная, что я мгновенно убью ее товарища.
- Подойди, чтобы я могла тебя видеть, - приказываю я.
- Она не может, она… - начинает женщина с крекером.
- Подойди! - кричу я. Шаг и волочащийся звук. Я могу слышать усилие, которого требует движение. Другая женщина, или, возможно, мне следует называть ее девушкой, так как она примерно моего возраста, появляется, хромая, в поле моего зрения. Она одета в неподходящий по размеру для ее маленькой фигурки костюм Миротворца с белым меховым плащом. Она не несет видимого оружия. Ее руки заняты опорой на костыль, сделанный из сломанной ветки. Носок ее правого ботинка скребет по снегу, отсюда и волочащийся звук.
Я рассматриваю яркокрасное от холода лицо девушки. У нее кривоватые зубы и большая родинка над одним из шоколаднокоричневых глаз. Она не Миротворец. И не житель Капитолия.
- Кто вы? - спрашиваю я осторожно, но не менее воинственно.
- Меня зовут Твил, - говорит женщина. Она постарше. Возможно, тридцать пять, или около того. - А это Бонни. Мы сбежали из Дистрикта8.
Дистрикт8! Тогда они должны знать о восстании!
- Где вы взяли униформы? - спрашиваю я.
- Я украла их с фабрики, - говорит Бонни. - Мы делаем их там. Только я думала, что они будут для… коекого другого. Поэтому они так плохо сидят.
- Оружие взяли у мертвого Миротворца, - говорит Твил, проследив за моим взглядом.
- А крекер в твоей руке? С птицей. Что насчет него? - спрашиваю я.
- Разве ты не знаешь, Китнисс? - Бонни кажется искренне удивленной.
Они узнали меня. Конечно, они узнали меня. Мое лицо открыто, и я стою здесь, за границами Дистрикта12, направляя в них стрелу. Кто еще это может быть?
- Я знаю, что это соответствует броши, которую я носила на арене.
- Она не знает, - мягко говорит Бонни. - Возможно, ни о чем.
Внезапно я ощущаю потребность проявить свою осведомленность.
- Я знаю, что у вас было восстание в Восьмом.
- Да, именно поэтому мы должны были уйти, - говорит Твил.
- Так, у вас это получилось, и вы ушли. Что вы собираетесь делать теперь? - спрашиваю я.
- Мы направляемся в Тринадцатый Дистрикт, - отвечает Твил.
- Тринадцатый? - удивляюсь я. - Нет никакого Тринадцатого. Это старая карта.
- Семидесятипятилетняя, - говорит Твил.
Бонни перемещает свой костыль и вздрагивает.
- Что с твоей ногой? - спрашиваю я.
- Я подвернула лодыжку. Мои ботинки слишком большие, - отвечает она.
Я прикусываю губу. Моя интуиция подсказывает мне, что они говорят правду. И за этой правдой кроется много информации, которую я бы хотела получить. И все же я делаю шаг вперед и забираю оружие Твил, прежде чем опустить свое. Затем я мгновение колеблюсь, думая о том другом дне в лесу, когда мы с Гейлом наблюдали, как планолет появился из ниоткуда и забрал двух беглецов из Капитолия. В парня бросили копье и мгновенно убили. Рыжеволосую девушку, которую я узнала, когда была в
Капитолии, искалечили и превратили в немую служанку, называемую «безгласой».
- Ктонибудь идет за вами?
- Мы так не думаем. Мы думаем, что они считают, что мы были убиты во время взрыва на фабрике, - говорит Твил. - Только по счастливой случайности этого не произошло.
- Ладно, пойдемте внутрь, - произношу я, кивая в сторону бетонного дома. Я иду за ними, неся оружие.
Бонни садится прямо у очага, перед этим сняв и расстелив под собой плащ Миротворца. Она протягивает свои руки к слабому огоньку, который горит на одном конце обугленного полена. Ее кожа столь бледна, что кажется прозрачной, и я могу видеть, как огонь просвечивает сквозь нее. Твил пытается накинуть плащ, который, должно быть, ее собственный, на дрожащую девушку.
Оловянная консервная банка, наполовину обрезанная, с неровными и опасными краями стоит на золе, наполненная горсткой сосновых игл, плавающей в воде.
- Делаете чай? - спрашиваю я.
- На самом деле мы не уверены. Я помню, как видела, что ктото делал это с сосновыми иглами на Голодных Играх несколько лет назад. По крайней мере, мне кажется, это были сосновые иглы, - говорит Твил, хмурясь.
Я помню Дистрикт8, уродливое городское место, зловонное от промышленных паров, люди живут в захудалых арендованных квартирах. Ни травинки в поле зрения. Никакой возможности чтолибо узнать о природе. Это просто чудо, что эти двое смогли пройти так далеко.
- И еды нет? - спрашиваю я.
Бонни кивает.
- Мы взяли, сколько могли, но ее было так мало. Она закончилась почти мгновенно. - От дрожи ее голоса рушится моя последняя защита. Она просто голодающая покалеченная девочка, убегающая от Капитолия.
- Ну, ладно, значит, сегодня ваш счастливый день, - говорю я, ставя сумку для дичи на пол. Люди по всему Дистрикту голодают, но у нас еды еще более чем достаточно. Так что, я раздаю ее потихоньку. У меня есть свои приоритеты: семья Гейла, Сальная Сэй, некоторые другие продавцы из Котла, который был закрыт. У моей мамы есть другие люди, в основном пациенты, которым она хочет помочь. Этим утром я специально до отказа набила сумку едой, чтобы мама, увидев то, как опустела кладовая, подумала, что я пошла навестить голодающих. Так я выигрывала время, чтобы сходить к озеру, пока она не будет волноваться. Я собиралась раздать пищу вечером, когда вернусь, но теперь я понимаю, что этого не случится.
Из сумки я достаю две свежие булочки со слоем сыра, запеченного сверху. Они есть у нас дома всегда с тех пор, как Пит узнал, что они мои любимые. Я бросаю одну Твил, но подхожу и кладу другую Бонни на колени, так как ее зрительная координация в настоящее время кажется слегка сомнительной, а я не хочу, чтобы еда угодила в огонь.
- О! - говорит Бонни. - Это все для меня?
Чтото во мне переворачивается, потому что я вспоминаю другой голос. Руты. На арене. Когда я дела ей ножку грусенка.
- Да, ешь, - говорю я. Бонни держит булочку так, как будто до сих пор не может поверить, что она реальна, и затем раз за разом погружает в нее зубы, не способная остановиться. - Будет лучше, если ты прожуешь ее. - Она кивает, пытаясь замедлиться, но я знаю, как это трудно, когда у тебя пустой желудок. - Думаю, ваш чай готов. - Я вытаскиваю консервную банку из золы. Твил находит в своей сумке две оловянные чашки, и я наливаю в них чай, ставя на пол охлаждаться. Они ютятся вместе, едят и дуют на чай, отпивая маленькими глотками, пока я развожу огонь. Я жду до тех пор, пока они не слижут жир со своих пальцев, чтобы спросить:
- Так какая у вас история?
И они рассказывают мне.
Начиная с Голодных Игр в Восьмом росло недовольство. Оно всегда в некоторой степени там было. Но теперь разговоров стало недостаточно, и идея принять меры перешла от желания в действие. На текстильных фабриках, обслуживающих Панем, невероятно шумно изза машин, что позволило словам благополучно и незаметно передаваться, когда губы фактически прикасались к уху. Твил преподавала в школе, а Бонни была одной из ее учениц. После того, как раздавался последний звонок, они обе проводили четырехчасовую смену на фабрике, специализирующейся на создании униформы Миротворцев. Для Бонни,
