Он даже не потрудился посмотреть на меня перед уходом.

Вокруг летает пыль и ищет новые места, на которые можно приземлиться: мои волосы, мои глаза, моя золотая брошь.

- Ты действительно выбрал меня, Хеймитч? - спрашиваю я.

- Да, - отвечает он.

- Почему? Ведь он тебе нравится больше, - говорю я.

- Это правда. Но, если помнишь, пока они не изменили правила, я мог надеяться получить оттуда живым лишь одного из вас, - произносит он. - Я думал об этом с тех пор, как он решил защитить тебя… ну, в общем, мы могли бы попробовать привезти тебя домой.

- Ох. - Это все, что я могу сказать.

- Ты тоже будешь выбирать между ними. Если, конечно, мы переживем все это, - говорит Хеймитч. - Ты научишься.

Сегодня я уже научилась одной вещи. Это место не большая версия Дистрикта12. Наш забор не охраняем и редко заряжен. Наши Миротворцы - люди неприятные, но не безжалостные. Наши трудности вызывают скорее усталость, чем ярость. Здесь, в Одиннадцатом, люди страдают сильнее и сильнее впадают в отчаяние. Президент Сноу прав. Искры достаточно, чтобы зажечь их.

Все случается слишком быстро, чтобы я могла это осознать. Предупреждения, выстрелы, признание, что я, возможно, привела в движение то, что будет иметь ужасные последствия. Все это настолько невероятно. И всегото лишь надо было помешать происходящему, но учитывая обстоятельства… Ну как же я принесла столько неприятностей?

- Идем, нам нужно на обед, - говорит Хеймитч.

Я стою в душе так долго, сколько мне позволяют, прежде чем мне приходится выйти и начать собираться. Приготовительная команда, кажется, не обращает внимания на произошедшие сегодня события. Они все волнуются об обеде. В Дистриктах они достаточно важны, чтобы присутствовать на них, тогда как в Капитолии они почти никогда не получают приглашений. В то время как они пытаются предсказать, какие блюда будут поданы, я продолжаю вспоминать, как простреливают голову старика. Я даже не обращаю внимания, что они делают со мной, пока не собираюсь уходить и не смотрю на себя в зеркало. Бледнорозовое платье без бретелек струится до туфель. Волосы убраны с моего лица и падают на спину в виде локонов.

Цинна подходит ко мне сзади и укутывает мои плечи серебристой накидкой. Он смотрит мне в глаза в зеркале.

- Нравится?

- Очень красиво. Как и всегда, - говорю я.

- Давай посмотрим, как это сочетается с улыбкой? - произносит он мягко. Это напоминание о том, что через минуту вокруг снова будут камеры. Мне удается приподнять уголки своих губ. - Так сойдет.

Когда все мы собираемся, чтобы спуститься на обед, я вижу, что Эффи не в духе. Конечно, Хеймитч не сказал ей, что случилось на площади. Я бы не удивилась, если бы Цинна и Порция знали обо всем, но, кажется, есть негласное соглашение не сообщать Эффи в дурные новости. И все же пройдет не слишком много времени, прежде чем она узнает о проблеме.

Эффи просматривает расписание вечера, затем отбрасывает список.

- А потом, слава Богу, мы все сможем сесть в поезд и убраться отсюда, - говорит она.

- Чтото не так, Эффи? - спрашивает Цинна.

- Мне не нравится, как с нами обращаются. Закидываю нас в грузовики и запирают. А гдето час назад я решила осмотреть Дом Правосудия. Я коечто понимаю в художественном оформлении, вы же знаете, - говорит она.

- О, да, я слышала об этом, - произносит Порция, прежде чем пауза становится слишком долгой.

- Так вот, я просто осматривалась вокруг, потому что районные развалины будут на пике моды в этом году, когда ко мне подошли два

Миротворца и велели идти обратно в нашу часть. Один из них фактически толкал меня оружием! - рассказывает Эффи.

Я не могу ни думать о том, что это непосредственный результат нашего, моего, Хеймитча и Пита, исчезновения сегодня днем. Это немного успокаивает меня: похоже, Хеймитч был прав. Пыльный чердак, на котором мы разговаривали, никем не контролировался. Хотя, могу поспорить, теперь это изменилось.

Эффи выглядит настолько взволнованной, что я, неожиданно даже для себя, обнимаю ее.

- Это ужасно, Эффи. Может, нам вообще не следует идти на обед? По крайней мере, пока они не извинятся. - Я прекрасно понимаю, что она никогда не согласится на это, но хотя бы прекратит жаловаться и ей станет немного легче.

- Нет, я справлюсь. Это часть моей работы - выдерживать все взлеты и падения. И мы не можем позволить вам двоим пропустить обед в вашу честь, - говорит она. - Но спасибо за предложение, Китнисс.

Эффи ставит нас в определенном порядке для нашего выхода. Сначала приготовительная команда, потом она, стилисты, Хеймитч. Пит и я, конечно, пойдем последние.

Гдето внизу начинают играть музыканты. Поскольку первая часть нашей процессии начинает спускаться, мы с Питом беремся за руки.

- Хеймитч говорит, что я не должен был кричать на тебя. Ты всего лишь следовала его командам, - говорит Пит. - И я совру, если скажу, что не скрывал ничего от тебя в прошлом.

Я помню свой шок в тот момент, когда Пит признался в своей любви ко мне перед всем Панемом. Хеймитч знал об этом, но ничего не сказал мне.

- Кажется, я покалечила несколько вещей после того интервью.

- Только вазу, - говорит он.

- А твои руки? Но нет никакого смысла вспоминать все это сейчас, так ведь? Не после того, как мы пообещали быть честными друг с другом.

- Никакого смысла, - соглашается Пит. - Мы стоим наверху лестницы, давая Хеймитчу фору в пятнадцать шагов, как и велела Эффи. - Ты правда целовала Гейла только раз?

Я поражена, но отвечаю:

- Да.

Неужели после всего, что случилось сегодня, это единственный вопрос, волнующий его?

- Пятнадцать. Давай сделаем это.

Свет ударяет в нас, и я натягиваю на лицо самую великолепную улыбку, какую только могу. Мы спускаемся по ступенькам и попадаем в череду официальных обедов, церемоний и поездок в поезде. Каждый день одно и то же. Проснулся. Оделся. Прошел через приветствующую тебя толпу. Послушал речь в свою честь. Выдал слова благодарности в ответ, но теперь только те, которые предоставил Капитолий, никаких личных комментариев. Иногда небольшие экскурсии: море в одном из Дистриктов, высокие леса в другом, уродливые фабрики, поля пшеницы, зловонные заводы. Одеваешься в вечернее платье. Посещаешь обед. Поезд.

Во время церемоний мы торжественны и почтительны, но всегда рядом, держимся за руки. На обедах мы обезумевшие от любви друг к другу. Мы целуемся, мы танцуем, мы стараемся попасться на попытках осторожно прокрасться подальше, чтобы побыть наедине. А в поезде мы печальны, пытаемся оценить, какой эффект мы произвели.

Даже без наших личных речей, которые могут вызвать неповиновение (само собой, то, что мы сделали в Дистрикте11, было вырезано до того, как это показали), мы можем чувствовать нечто, витающее в воздухе, словно чтото вотвот вскипит и выплеснется. Не везде. Некоторые толпы похожи на стадо уставшего рогатого скота, так обычно, насколько я знаю, выглядит Дистрикт12 во время Тура Победителей. Но в некоторых - особенно в Восьмом, Четвертом и Третьем - в лицах людей при виде нас появляется неподдельный восторг, а под восторгом - ярость. Когда они скандируют мое имя, это больше похоже на крик, чем на приветствие. Когда Миротворцы приближаются, чтобы успокоить буйствующую толпу, это только усиливает их вопли, вместо того, чтобы остановить. Я понимаю, что нет ничего, что бы я могла сделать, чтобы изменить это. Никакая демонстрация любви, насколько бы правдоподобна она ни была, не