довольствоваться обычными детскими шалостями. И я нисколько не удивился, когда Мороз заявил мне:

- Сека, а я знаю, где достать деньги!

- Где? - встрепенулся я.

- В нашем классе, в школьном шкафу я видел много-много новых тетрадок. А каждая на рынке стоит десять рублей. Вот и деньги!

- Мороз, ты гений!

Вечером, после ухода второй смены, школа опустела. Освещая себе путь спичками, мы с Морозом пробирались в свой класс. Небольшим ломиком сорвав со шкафа висячий замок, стали пачками стаскивать на первый этаж тетради. Работали до тех пор, пока шкаф не опустел. Входная дверь была заперта. Решено было вытаскивать тетради через окно. Возле школы мы разыскали двухколесную тележку, нагрузили ее нашей добычей, накрыли там же найденным брезентом и покатили переулками по направлению к своему дому. Подъехав, в несколько заходов перетаскали все тетради на чердак.

Утром, предварительно вывалив на чердаке из своих портфелей учебники и загрузив освободившееся место тетрадями, мы вместо школы подались на Палашевский рынок. Узнав, что в наличии имеется большая партия товара, радостные перекупщики пошли вместе с нами и, перегрузив все на брошенную вечером тележку, полностью рассчитались и уехали восвояси.

Снова началась разгульная жизнь. Школа была забыта. Финансовая независимость и моральная раскованность позволяли нам ощутить преимущество перед сверстниками. Мы научились разговаривать с ними свысока. При малейшем оскорблении бросались в драку. И вообще прослыли хулиганами. Постепенно детские шалости переросли в более сомнительные забавы.

Однажды Мороз принес запал от гранаты:

-  Давай взорвем!

- Давай.

Мы пошли в Палашевский тупик. Там на въезде с улицы Горького стоял недостроенный многоэтажный дом. Поднявшись по деревянным трапам на четвертый этаж и внимательно оглядевшись по сторонам, мы довольно быстро сообразили, каким образом лучше и безопаснее осуществить задуманное. Канализационные отверстия в полу и потолке располагались одно над другим по всем этажам дома. Мороз положил на отверстие доску и поставил на него запал, приспособив сверху гвоздь, а я, забравшись на пятый этаж, через такое же отверстие начал бросать сверху кирпичи. Но это оказалось очень нудным занятием. Кирпич падал на запал, который отлетал в сторону. Мороз выходил из укрытия и вновь ставил его на доску. Процедура повторялась, но безрезультатно.

Наконец, терпение лопнуло и было решено запал разобрать. Мороз начал гвоздем выковыривать из него тол.

- Смотри, как будет гореть! - поджег он содержимое запала. - А вот это - взрыватель. Сейчас мы его взорвем!

И Мороз, сидя на корточках, принялся долбить по нему кирпичом. Я уселся напротив. Взрыватель постепенно сплющивался.

Вдруг из-под рук Мороза вырвался сноп огня. От грохота у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Меня отбросило в сторону, и, в ужасе закрыв глаза, я куда-то пополз на четвереньках. Руки провалились в пустоту. Открыв глаза, я увидел себя висящим над недостроенной шахтой лифта на высоте четвертого этажа. Отпрянув, огляделся по сторонам. В полуметре от эпицентра взрыва кирпичная стена была обожжена и покрыта черными узорами копоти. Рядом навзничь лежал Мороз. Открытые глаза его были неподвижны.

- Мороз, ты чего? - мгновенно подскочив, обеими руками затряс его я.

- Ничего, - спокойно ответил Мороз и сел.

- Пугаешь, гад?

- А что ты такой слабонервный? Ведь здорово жахнуло?

- Здорово! - согласился я.

- Сека, я видел тут рулоны толя, давай подожжем! Знаешь, как гореть будет? - заелозил Мороз.

- Дурак ты, Мороз! Кругом война, а ты пожарных вздумал отвлекать. Весь дом загорится. Пошли отсюда!

В то время мы не могли осознать, какой необычайно счастливой стороной повернулась к нам судьба. Ни оторванных рук, ни изуродованных лиц, ни психологического шока! Везет!

Через несколько дней деньги от продажи тетрадок закончились. Но привычка безоглядно их тратить осталась. Вновь возник вопрос. Что делать? Где взять деньги? После нашего налета на классный шкаф в школе установили постоянное ночное дежурство. Вторичная операция была исключена. Мороз изо всех сил напрягал свои мозги, но все его фантастические планы отвергались мной как несостоятельные.

Ограбление сберкассы нам явно не подходило. Ну кто испугается пацанов из четвертого класса, какими бы грозными они не казались? Да и с оружием у нас было не все ладно. Самодельные пистолеты с деревянной ручкой, патроном вместо ствола, бойком из гвоздя на резинке, стреляющие охотничьим жевелом, вряд ли могли испугать кого-нибудь, кроме птиц.

Можно было бы взять в плен какого-нибудь 'фрица' и потребовать выкуп у его родственников-баронов. Но для этого необходимо как минимум находиться на фронте.

- Сека, ты знаешь сколько на рынке стоит учебник 'Родная речь'?

- Откуда?

- Триста пятьдесят рублей!

- Ну и что? Ты хочешь продать свой?

- Да нет, я видел в библиотеке. Их там много, целая полка!

К вечеру мы чинно сидели в читальном зале детской библиотеки и, листая книжки, ожидали конца рабочего дня. На соседних стульях лежали наши портфели, в каждом из которых был спрятан мешок. Наконец библиотекарша засобиралась домой. Из посетителей в зале остались только мы с Морозом.

- Ребята, закругляйтесь! Библиотека закрывается! - объявила она и направилась в туалетную комнату. Лишь только за ней закрылась дверь, Мороз мгновенно перемахнул через прилавок. Деловито сопя, он передавал мне пачки книг, которые я тут же рассовывал по мешкам и портфелям. Вся операция заняла не более одной минуты. Выскочив на улицу, мы направились к рынку…

Однажды вечером, во время очередной воздушной тревоги, когда мама еще не пришла с работы, а бабушка, убедившись в невозможности вытащить меня из дому, стремглав унеслась в бомбоубежище, я приготовился лезть на крышу. Там обычно во время налетов собиралась вся беспризорная пацанва. Очень интересно было наблюдать за воздушным боем воочию. Повсюду, где еще было электричество, в окнах домов гас свет, и Москва погружалась в полную темноту. Светомаскировка - один из обязательных атрибутов самосохранения.

Потом вспыхивали прожектора и их пронзительные лучи начинали шарить по небу. Издалека возникал гул приближающихся немецких самолетов. Начинали грохотать зенитные орудия. Самолеты зависали над Москвой. Горохом сыпались зажигалки, с воем неслись к земле тяжелые фугасные бомбы. От раскатистых, громоподобных взрывов едва не лопались барабанные перепонки. Земля, задрожав, взмывала к облакам и осыпалась вниз вместе с обломками лопнувших, как грецкие орехи, зданий. Крики и плач неслись со всех сторон. Лучи прожекторов скрещивались, и в центре оказывался вражеский самолет. Десятки очередей трассирующих пуль летели в этом направлении. Из самолета вырывалось пламя, и в струе черного дыма он летел к земле, а прожектора провожали его до последнего момента. После того как огонь от упавшего самолета взмывал в небо, прожектора, оставив его в покое, вновь столбами поднимались вверх и принимались искать следующую жертву.

В тот момент, когда я напяливал на себя пальто, земля глухо дрогнула. В комнате вылетели все стекла вместе с рамами. Шкаф, стоящий у окна, поехал по комнате к двери. А я закувыркался по полу и в мгновение ока был прижат к стене. Придя немного в себя, подобрался к окну. С моего шестого этажа были хорошо видны окрестности соседних переулков. В лучах фар пожарных машин я увидел громадное облако пыли, медленно рассеивающееся над свежими развалинами моей родной школы. Ну как тут было не побежать к месту происшествия?

Жуткая картина предстала перед моими глазами. Бомба прошила четырехэтажное здание насквозь и рванула на первом этаже. Школа не разлетелась, а обрушилась и полностью завалила подвал, который одновременно являлся бомбоубежищем. Сквозь груды кирпича из подвала просачивалась и замерзала вода. Очевидно, пробило водопровод. Из-под обломков еле слышно раздавались мольбы о помощи. Спасти заваленных в бомбоубежище и затапливаемых водой несчастных было невозможно.

Трое суток по очереди, не прерывая работу ни на минуту, спасатели вместе с местными энтузиастами разбирали завалы, пытаясь добраться до уже давно затихнувших людей. На четвертый день в кузова подъезжавших грузовиков аккуратно укладывали раздувшиеся, мокрые, с посиневшими лицами трупы. Среди них половина детей. Подвал был затоплен до потолка.

Я представил себе, как постоянно прибывающая вода поднимает вверх отчаянно барахтающихся в ней людей… Как, поднявшись под потолок и упираясь в него лбами, они судорожно вдыхают последние крохи воздуха, все еще надеясь на чудо спасения… О чем они думают в последние секунды своей жизни, погибая такой страшной, мучительной смертью?

Учиться теперь было негде. Наше с Морозом положение легализовалось. Больше не нужно было по утрам на чердаке вываливать свои тетрадки и учебники в укромный уголок, а вечером забирать их обратно. Больше не нужно было имитировать приготовление домашних заданий, которые валившаяся с ног от усталости мама не в состоянии была проверить. Больше не нужно было проставлять в своих тетрадках удовлетворительные отметки, тщательно подделывая подписи преподавателей…

Эти воспоминания нахлынули на меня под мерный стук колес телячьего вагона, уносившего нас на восток…

- Сека, давай пожрем! - развязывая свой мешок, протискивался ко мне Кащей. - Язва! Цепляй сюда Колючего и Витю. Завтракать пора!

- А что? Уже утро? - спросил я.

- Какая разница, утро или вечер? - проворчал Кащей. - Кишка кишке романсы поет. Значит пора заправляться.

Я осмотрелся вокруг. Все пассажиры нашего вагона валялись вповалку на нарах и на