из них — убийство вашей бывшей супруги, Марины Алексеевны. Следующее по тяжести — подмена биодобавки «Панацея» лекарственным препаратом, бесконтрольное применение которого может привести к самым негативным последствиям для здоровья.

Денисов резко переменился в лице. Куда только девались его спокойствие и любезность.

— Что вы себе позволяете? Как вы смеете предъявлять мне подобные обвинения?

— Смею, Виктор Вениаминович. Вы не забывайте все-таки, что я детектив и имею лицензию. Кроме того, по вашему собственному мнению, я лучший детектив города.

— Если вы не прекратите мне досаждать, я буду вынужден обратиться в милицию! — продолжал Денисов все на тех же повышенных тонах.

Ну надо же, какая странная логика. Он меня вздумал пугать милицией. Я ответила с деланой дружелюбностью:

— А вот это всегда пожалуйста. Я вам даже могу помочь. Подполковник Кирьянов вас устроит?

— Нечего козырять своими связями! — взорвался Денисов. — Вы ведь понимаете, что у меня их значительно больше! Я вас в порошок сотру вместе с вашей лицензией!

Я продолжала сохранять спокойный тон: моего собеседника это явно бесило, а мне на руку было вывести его из равновесия. Когда человек теряет контроль над своими эмоциями, от него значительно легче добиться признания в содеянном. Если только этот человек не хватается за оружие и не начинает палить во все, что движется.

— Юпитер сердится, значит, он не прав. Не валяйте дурака, Виктор Вениаминович! Никто не возьмется отмазывать убийцу и мошенника. Кому вы нужны? Кто захочет мараться о ваши грязные делишки? Если в вас осталась хоть капля благоразумия, вам лучше рассказать мне обо всем, не дожидаясь, пока я сдам вас милиции. Там ведь разговор будет совсем другой. А я на вас не давлю, мне надо только знать правду. Вы можете спокойно выговориться. Я даже допускаю, что вы не хотели убивать свою бывшую супругу — это было непреднамеренное убийство, от неожиданности, от испуга.

Денисов, кажется, наконец понял, что долгого разговора со мной ему не избежать и что он не возьмет меня на испуг. Он как-то обмяк. Лезть не рожон и хвататься за оружие он явно не собирался. Однако «колоться» тоже не торопился: пытался давить на мозги.

— Чтобы кидаться такими обвинениями, у вас должны быть веские основания. Что вы можете мне предъявить, кроме своих досужих домыслов?

Откровенно врать мне все же не хотелось, чтобы потом не оказаться загнанной в угол. Поэтому я отвечала уклончиво:

— Некоторыми доказательствами я уже располагаю. А остальные получу в ближайшее время.

— Ну, и чем же вы располагаете, позвольте вас спросить?

Я выложила свой основной козырь:

— Результатами экспертизы вашей пресловутой «Панацеи», полученными в НИИ биохимии. Она не содержит ни одного из указанных компонентов. В ее состав входят витамин С, глюкоза и лекарственный препарат, синтезированный вами на основе наркотических веществ, привезенных из Мексики. И этот препарат отнюдь не безвреден. Одного этого уже за глаза хватит, чтобы упечь вас в тюрьму. Но вы пошли еще на ограбление и убийство! Правда, скажу вам честно, его мотив мне пока не ясен. Неужели что-то могло иметь для вас такую ценность, что вы не посчитались с жизнью близкого вам когда-то человека?

И вот тут-то мой «подопечный» сломался. Он закрыл лицо руками, плечи его затряслись. Денисов беззвучно рыдал. Потом, не отнимая рук от лица, глухо проговорил:

— Неужели вы и вправду считаете меня таким чудовищем? Я не убивал Мару. И не вламывался к ней в дом. Этого просто не могло быть, поймите! Мы прожили вместе столько лет. Мы были когда-то очень близки. Она одна знала и понимала меня и старалась принимать таким, какой я есть.

— А как же Анна?

— Наивная кукла. Придумала себе этакого принца на белом коне. Она никогда не понимала меня по- настоящему. Даже не пыталась. Ей хватало собственных грез. А когда они развеялись, она сбежала от меня с первым встречным…

— Все не совсем так, Виктор Вениаминович. И в этом ваша беда — видеть все в том свете, который выгоден и удобен вам. Но наша речь не об этом. Все указывает на то, что вы, и именно вы, проникли в дом бывшей супруги с целью ограбления. Только вы могли знать, где она хранит свой архив. Знать, что Марины Алексеевны и Димы не будет дома в ту ночь, мог тоже только близкий человек. И, наконец, кому вообще могли понадобиться такие специфические вещи — ваша разработка и глиняный сосуд?

— Что вы сказали? Что было похищено у Мары?

— Бросьте ваши игры. Не пытайтесь меня убедить, что вы здесь ни при чем. В квартире покойной были обнаружены ваши отпечатки пальцев.

— Не смешите меня! Я много лет жил в этой квартире. А затем регулярно навещал свою прежнюю семью. Разумеется, мои отпечатки там повсюду.

— И вы рассчитывали, что этот факт поможет вам выкрутиться? Разве вы не понимаете, что криминалист без труда отличает отпечаток, оставленный вчера от отпечатка, оставленного месяц или год назад? И что вы скажете, если именно ваши свежие отпечатки обнаружены внутри секретера, из которого была похищена папка?

Денисов вдруг как-то странно успокоился.

— Их там нет. А вы, как я понимаю, не располагаете точными данными.

— Как я вам сказала, я получу их в ближайшие часы. Отпечатки с секретера находятся в милиции для проведения идентификации. А ваши пальчики имеются в картотеке со времени скандальной истории с фирмой «Продсервис». Кроме того, не забывайте о поддельной биодобавке. Уж здесь у меня точно есть все основания обратиться в органы.

— Да-да, конечно… — Мне показалось, что Денисов не слышит меня и что-то напряженно обдумывает. Я на какое-то время умолкла, дожидаясь, что за реакция последует. Денисов поразмышлял еще немного и вдруг спросил:

— Таня, помните, вы отпустили девушку, ну ту, с кассеты в обмен на то, что она рассказала вам все об истории с шантажом?

— К чему вы клоните? — холодно спросила я, хотя все и так было ясно.

— Я готов к откровенному разговору. Я расскажу вам все, что вас интересует. Но у меня два условия. Во-первых, вы должны поверить, что я не убивал Мару и вообще ничего не знаю об этом. Я ведь даже не умею стрелять, а как мне сказали в милиции, Марина была убита одним выстрелом. Я готов вместе с вами дождаться результатов идентификации отпечатков: вы убедитесь, что можете мне верить.

— Хорошо, подождем. А по поводу второго условия я, видимо, догадываюсь?

— Полагаю, что да. Я готов рассказать вам все о «Панацее» при условии, что вы не станете никуда обращаться, не предадите дело огласке и дадите мне завтра спокойно уехать из города.

Я напустила на себя задумчивый вид, словно бы взвешивая «про» и «контра». Потом дала ответ:

— Хорошо, я готова принять ваше предложение. Только почему вы настолько уверены, что я не обману вас. Пообещаю не разоблачать, отпустить на все четыре стороны, а потом переменю свое решение.

— Таня, я много общаюсь с женщинами и достаточно хорошо изучил их психологию. Вы — личность интересная, волевая, честолюбивая. Но все же в вашей работе вами движет не честолюбие, а гораздо более простой и понятный мотив — любовь к деньгам. И в этом мы с вами очень похожи. Все можно прикрыть красивыми словами. Но за ними всегда стоит очень простая суть. Ведь все люди одинаковы. Всеми нами, как бы это ни ущемляло самолюбие, движут пять инстинктов и три эмоции. Когда я предложил вам расследовать дело с кассетой, вы ведь не хотели сначала соглашаться. Только щедрый гонорар вдохновил вас. И это прекрасно — все в этой жизни должно иметь свою цену. Тогда можно будет рассчитывать хоть на какую-то упорядоченность, предсказуемость и стабильность жизни. Но хватит лирических отступлений. Давайте по существу. Я завтра уезжаю. Моим доверенным сотрудникам поручу уладить дело с «Панацеей», потихоньку сняв ее с производства. С тем, чтобы, скажем, через год, когда страсти улягутся, выпустить, например, «Панацею-плюс» или что-то в этом роде. Я постараюсь отсутствовать в течение месяца. Этого срока моим сотрудникам хватит, чтобы все утрясти. Если, конечно, им никто не помешает. А, кроме вас, помешать некому. Так вот — я предлагаю сделку. Если в течение месяца все будет в порядке, вы получите