Над равниной взошла луна. Она была ярко-оранжевая и неправдоподобно большая. Ее тусклый свет осветил силуэт индейца, лежащего около потухшего костра. Веки индейца слабо дрогнули, шевельнулись пальцы. Он открыл глаза. Сколько часов пролежал он так? Его дыхание было прерывистым, загорелое лицо осунулось, в горле пересохло. Он попытался встать на ноги, но тело было непослушным, словно набитым ватой. С большим трудом удалось ему подняться. Неверными шагами он направился в сторону аккуратного небольшого домика, крытого соломой. Дойдя до веранды, он тяжело присел на крыльцо, обернулся в сторону входа и что-то крикнул низким гортанным голосом. Тотчас же из двери вышла молодая женщина. Казалось, она только и ждала, когда ее позовут. Она посмотрела на индейца спокойным внимательным взглядом больших темных глаз и, ничего не говоря, вновь скрылась в комнатах. Через несколько минут она вышла, уже неся в руках небольшой, оригинальной формы глиняный сосуд с горячим варевом. Индеец бережно принял сосуд у нее из рук и начал жадно пить, обжигаясь и давясь. С каждым глотком словно огонь разливался по его жилам. Постепенно тяжесть из головы стала уходить, перестали дрожать руки, посвежело лицо. Сделав последний глоток, он отставил сосуд, легко поднялся и, улыбнувшись, притянул к себе женщину…
Я проснулась от неприятного толчка в сердце. Сонные грезы вмиг улетучились, и память безжалостно вернула меня к реальности. Я взглянула на часы. Было девять утра. Какие-то еще неожиданности готовит мне наступающий день?
Я приготовила кофе, добавила в него каплю коньяку, села на кухне и задумалась. Никакой версии относительно убийства Марины Алексеевны я составить пока не могла. Слишком мало было информации. Только одно мне представлялось совершенно очевидным — наличие связи между этим убийством и ограблением Денисова. Но почему он повел себя так странно? Какую тайну скрывал его сейф? Может быть теперь, в свете последних событий, он пересмотрит свои взгляды на степень секретности этого таинственного содержимого? Если бы я знала, что у него украдено, появилась бы возможность составить некую логическую цепочку, которая подтолкнула бы меня к правильному решению трагической загадки. Похоже, я слегка поторопилась, позволив себе вчера довольно резкий тон в телефонном разговоре с Денисовым. Ну ничего, полагаю, это можно исправить. Надо позвонить ему и договориться о встрече. Не может же он быть настолько бездушен, чтобы отказаться помочь в расследовании убийства женщины, которая столько лет была его женой, которая была матерью любимого им сына. Моя рука уже потянулась к трубке телефона, как вдруг я осеклась. Стоп! Безумная мысль возникла у меня в голове. А что, если… Нет, мне не хотелось этому верить. Но все-таки — что, если он причастен к убийству? А ограбление его квартиры — просто фарс? Как замечательно: свидетелем ограбления становится не кто-нибудь, а частный детектив, им же нанятый. Время встречи назначил он сам. Его рассказ о звонках «молчунов» я не имела никакой возможности проверить: все только с его слов. Он категорически отказался вызвать милицию. Мне ничего не объяснил. Изо всех сил удерживал меня под столом. Грабители не убили меня (Танечка, ты что, и этим недовольна?) только потому, что были в масках и не опасались опознания? Конечно, такое возможно. И все-таки — слишком много странностей наслаивается одна на другую. Нет, с визитом к Денисову не надо торопиться. Если мое предположение верно, наша встреча насторожит его. Надо собрать побольше информации, чтобы мне было чем припереть его к стенке.
С другой стороны, не слишком ли я увлеклась? Может быть, все эти мысли — лишь результат моего внезапного разочарования в Викторе Вениаминовиче, слишком скорой смены очарованности на неприязнь? Безусловно, Денисов — человек с двойным дном. Но это еще не дает мне права обвинять его во всех смертных грехах.
Кофе остыл, я так к нему и не притронулась. Что же мне делать? Пожалуй, прежде всего не пороть горячку. И попытаться узнать побольше о Денисове и о Марине Алексеевне.
Зазвонил телефон. Из трубки раздался Димин голос.
— Татьяна, здравствуйте! Я только что от следователя. Мне надо с вами поговорить.
— Хорошо. Только лучше, наверное, не по телефону. Давай встретимся где-нибудь.
— Тогда в кафе «Ланселот», где мы познакомились.
— Идет. Через полчаса, нормально?
— Да. Я вас жду.
Я выплеснула холодный кофе — в кафе попью — и начала собираться.
Ровно через полчаса мы с Димой уже сидели под жиденькой тенью тента. Дима сильно осунулся, под глазами залегли глубокие тени. Казалось, что за одну ночь он повзрослел на несколько лет. Он держался спокойно, но было видно, что это спокойствие дается ему путем большого внутреннего усилия.
— Ну, рассказывай, что было у следователя.
— Да ничего хорошего.
— Ну а ты думал, вы с ним будете плюшки трескать!
— Да не в этом дело. Я всю ночь думал, вспоминал мельчайшие подробности, все, что может иметь какое-то отношение к делу. А он задал мне снова все те же вопросы, что мне задавали вчера, и никаких моих соображений выслушать не захотел. А напоследок сказал: «Говорю откровенно: дело — „висяк“. Нет ни отпечатков, ни орудия убийства, ни явного мотива преступления. Ничего даже не украли. Возможно, кто- то вломился по наводке, но твоя мама его спугнула. Вот он и выстрелил, отморозок чертов. Мы просмотрели дела об ограблениях: в вашем районе ничего аналогичного не было. Значит, наводчика не вычислить. Выводы делай сам». Я сказал, что это, возможно, был киллер. Он усмехнулся: «К простому преподавателю химии киллера подсылать не станут».
— Но в этом, он, пожалуй, прав. Хотя… Все зависит от обстоятельств.
— Вот именно, я хотел ему это объяснить. Но он мне дал понять, что разговор окончен. Дескать, позвонит, если что-нибудь прояснится. В общем, Таня, я хотел вас попросить самой заняться этим делом. Я понимаю, вы берете большие гонорары. Но я продам все ценное, что у меня есть, я уже подсчитал, этого должно хватить.
— А отец что говорит?
— Да что отец… Я разговаривал с ним по телефону, после следователя. Он говорит: милиция сама разберется, не торопись, это все твой юношеский максимализм. Следователь свою работу знает, он профессионал, зачем кто-то будет путаться у него под ногами, раздражать? В общем, я так понял: он не особенно хочет принимать в этом участие. Даже деньгами.
— Вот как… — Почему-то меня это нисколько не удивило.
— Но я с ним еще поговорю, — заволновался Дима. — Пусть даст, по крайней мере, в долг, чтобы я мог сразу заплатить вам хотя бы часть.
Боже, неужели я действительно произвожу впечатление такой стервы?
— Знаешь, Дим, не беспокойся. Ведь я еще до нашего разговора решила, что возьмусь за расследование. И ни о каком гонораре даже не заикайся, понял? А то обижусь!
— Ну что вы, как так можно, я продам вещи…
— Дима! Обижусь!
Лицо Димы просветлело.
— Таня, спасибо вам огромное! А я так боялся, что вы не согласитесь. Мне ведь больше не к кому обратиться. А вам я очень доверяю. И маме вы так понравились. Она в людях никогда не ошибается. Не ошибалась…
— Ты давай держись, парень, не раскисай! Мне понадобится твоя помощь.
— Я сделаю все, что угодно, лишь бы найти убийцу.
— Хорошо. Тогда для начала расскажи мне, что за соображения у тебя возникли этой ночью?
Соображения оказались не лишенными логики, хотя спросила я скорее из вежливости и чтобы как-то подбодрить парня.
— Вы помните расположение наших комнат?
— Более или менее.
— Я напомню: из прихожей вход в гостиную. А из нее направо — моя комната и мамина спальня, а налево библиотека — бывший кабинет отца — и кухня. Стреляли, скорее всего, из прихожей или из самого входа в гостиную. Предположим, убийца сразу увидел маму. Если бы это был обыкновенный грабитель, то он бы просто убежал: зачем вору «мокруха»? Верно? Значит, он пришел с целью убить.
— Логично. Но может быть, все было иначе. Скажем, он уже уходил, а твоя мама проснулась и вышла