— Ладно, жди звонка. Думаю, минут пятнадцати-двадцати мне хватит.

Поблагодарив друга, я положила трубку на сиденье рядом и поехала по оставшимся адресам — хотелось на всякий случай пообщаться с таксистами, увозившими от дома Шолонского двух других подозреваемых — Ручина и Гурьянова. В этом дурацком деле, кажется, одно-единственное маленькое упущение подобно профессиональной смерти.

Сверившись с адресом, я поняла, что нахожусь совсем недалеко от места жительства Ивана Петренко, отвозившего Игоря Ручина. И направилась к нему.

Дорога, по которой можно было доехать до дома таксиста, была в ужасном состоянии. Я побоялась въезжать в глубокую грязь без цепей, с ними же возиться ужасно не хотелось. Поэтому я оставила машину и пошла по дорожке, вглядываясь в номера частных домов, пока не обнаружила нужный. Передо мной стоял совсем небольшой домик. Его низкий заборчик не мог быть преградой ни для кого и стоял лишь для того, чтобы отмечать границу участка. Калитка оказалась незапертой. Либо хозяева здесь уверены в собственной силе, либо, и это наиболее вероятно, считают, что красть у них нечего.

Тщетно поискав нечто, походившее бы на звонок, на калитке, я прошла за ограду и ступила на выложенную фигурными плитками дорожку.

Поднявшись по нескольким ступенькам, ведшим к дому, придавила пальцем кнопку звонка — он обнаружился-таки на стене дома — и услышала мелодичную, переливчатую трель. Дверь тут же распахнулась, и я увидела хозяина дома. Рыжий усатый мужчина лет сорока походил на неспешно ползущего по стене таракана, не боящегося дихлофоса. Он вздернул пушистые, как вторые усы, рыжие брови и спросил:

— Вы к кому? — Голос был тонким и хрупким, что еще больше усиливало сходство мужчины с усатым насекомым.

— Хотелось бы поговорить с господином Петренко, — сообщила я. — Следственный отдел милиции беспокоит.

— Это я, — пожал плечами рыжий. — А почему мной милиция интересуется?

— В ночь с воскресенья на понедельник вы подвозили мужчину из дома по адресу Космонавтов… — Договорить я не успела. Петренко прервал меня и заявил спокойно:

— Да, подвозил. Доставил до Московской, потом уехал. Смена уже заканчивалась. А что, произошло преступление? — В необременительного цвета, но кажущихся тоже рыжими глазах таксиста промелькнуло любопытство завзятого сплетника.

Я покачала головой:

— Нет, преступления никакого не произошло, можете не волноваться. Мы просто проясняем некоторые факты.

Итак, Ручин доехал до дома. Что же, с этим все, но надо довести начатое до конца.

И я, распрощавшись с рыжим Петренко, поехала к третьему таксисту.

Сотовый мертво молчал — либо Киря загрузился работой по самое не хочу, либо… Нет, в то, что подполковник мог забыть о моей просьбе, я просто не могла поверить. Кто угодно, только не он. Но тогда что же? Неужели так долго адрес выясняет?

Расспросив Анатолия Моисеева, оказавшегося смуглокожим пожилым мужчиной с обвисшими щеками и маленькими юркими глазками, я узнала, что Гурьянов от Шолонского, как и Ручин, направился в собственную квартиру.

Едва я вышла от Моисеева и подошла к машине, как затрещал сотовый. Вытащив телефон, я рявкнула:

— Слушаю!

— Танюш, это Кирьянов, — раздался голос подполковника. — Я узнал, о чем ты просила. Владелец машины — некий Одиссей Ильев, проживающий по улице Ивановской, девять. Но за ним ничего криминального не числится, — добавил Владимир, и я рассмеялась рьяности друга.

— Киря, радость, за ним и не должно ничего числиться, — фыркнула я в трубку. — Спасибо за информацию.

— Не за что, — удивленно протянул мой приятель.

Сев в «девятку», я двинулась к месту жительства Ильева — пообщаться с ним все-таки следует.

Ильев оказался высоким смуглым типом, с галантными манерами, черными глазами и худым нервным лицом. Его черные волосы забавно курчавились, придавая сходство с чертиком.

— В ночь с воскресенья на понедельник вы подвозили из дачного поселка на Приходском шоссе женщину-блондинку? — спросила я.

— Ну подвозил… А что, это запрещено законом? Ехал с дачи, а тут дама на дороге голосует. Неужели оставить ее там? Не могу я так, — буркнул Одиссей высокомерно. Горбинка на его смуглом тонком носу, казалось, надменно увеличилась. Густые иссиня-черные брови, не повторявшие изгиба глазниц, встали «домиком».

— Нет, что вы, я вас вовсе не обвиняю, — поспешила я его успокоить. — Куда вы ее довезли?

— На Луговую. Кажется, номер тринадцать или пятнадцать.

Больше мне от него ничего не требовалось, и, распрощавшись с Одиссеем Ильевым, я рванула к дому Масловой. Все же с ней что-то не слишком гладко. И уже подозревала эту стервозную дамочку с глазами цвета спелой, но пыльной сливы на полную катушку. Нет, не просто так она спешно покинула коттедж, куда приехала глубокой ночью, и вернулась в город.

Конечно, можно найти этому логичные объяснения. Что Маслова заехала в коттедж за сменой белья, например. Или вспомнила, что по городскому телефону ей позвонят. Или что любовник явится. Мало ли что? Но не верила я в такие совпадения! Не верила, и все тут.

А когда неразрешенные вопросы начинают доставать меня особо интенсивно, нужен совет. Поэтому, притормозив немедленно у тротуара, я выудила из сумочки замшевый мешок с магическими «косточками» и, сосредоточившись, спросила: «Чего мне ожидать от Людмилы Масловой?» После чего бросила додекаэдры. Они раскатились, представили моему взору следующую комбинацию: 8+18+27, то есть «Существует опасность обмануться в своих ожиданиях». Ну и что же это значит? Я ошибаюсь по поводу Людмилы? Или просто чертежи хранятся не в ее квартире? Или, или…

«Вот спасибо, волшебные „косточки“, вы все прояснили просто идеально. И теперь я все-все понимаю», — язвительно думала я, ссыпая двенадцатигранники обратно в мешочек, трогаясь с места и… ничего не понимая. Ну ладно, если высшие силы решительно не желают мне помогать — прибегну к собственному опыту. А он, мой вечный спутник, подсказывает — надо проследить за квартирой Масловой. А если получится — устроить там обыск. За самой Людмилой, впрочем, понаблюдать также не помешает.

Я уже битый час сидела в машине, наблюдая за квартирой Людмилы Владимировны Масловой, и гадала, а собирается ли она вообще выходить из дома. Погода к прогулкам не располагала — к вечеру пошел снег, изящно планируя на асфальт и смешиваясь с водой в и без того глубоких лужах. Я, разумеется, убедилась в том, что Маслова находится дома — просто набрала номер ее телефона и услышала пронзительный, но при этом все равно звучавший чувственно голос Людмилы. Помимо прочего, и «жучок» сослужил службу — Маслова расхаживала по квартире, что-то бормоча себе под нос.

Я курила сигарету за сигаретой. Конечно, можно было бы взять в ближайшей забегаловке кофе в пластиковом стаканчике, чтобы хоть таким образом поддержать силы. Но он же растворимый! А эти жуткие суррогаты я не употребляю принципиально. Даже в периоды абсолютных финансовых кризисов, которые при моей репутации случаются у меня достаточно редко, я умудряюсь найти деньги на нормальную арабику. Так что потерплю до дома. Зато уж, вернувшись в собственную квартиру, оторвусь — сварю себе много-много кофе и буду блаженствовать.

Вечер потихоньку подкрадывался к городу, начали зажигаться уличные фонари, пронизывая снежные хлопья своим тускло-янтарным светом. А я сидела в машине и даже не пыталась размышлять — когда внимание напряжено, а рядом нет ни глотка кофе, на раздумья не хватает сил.