сожжение заживо «непокорных» и т. д., и т. п. — это не в счет, хотя многовековая история человечества однозначно свидетельствует о том, что в войнах гибнут именно лучшие люди. На фоне этого «танца с саблями» запоздалые «гуманистические» обвинения Достоевского по адресу католической инквизиции, сжигавшей невинных людей, как и постоянно декларируемая в этих же записках «проникновенная забота о детях» (ну чем не Остап Ибрагимович на заседании «Союза меча и орала»!), выглядят искренним лицемерием, если только можно объединить эти два понятия — искренность и лицемерие. В Достоевском же они каким-то образом объединялись.

Гитлер ведь тоже любил детей и был сентиментален. И Геббельс, и Гиммлер…

Местами этот присущий Достоевскому воинственный «танец с саблями» плавно переходит в другой «танец», напоминающий знаменитый «танец с глобусом», исполненный Чаплиной в его «Диктаторе». В роли «диктатора» в данном случае выступает ничего не подозревающий о своих глобальных устремлениях русский, или «белый» царь, а сам Достоевский от его «белого» имени принимает под крыло великой России всех восточных и западных славян вместе с их исконными территориями и приобретает для империи весь мусульманский Восток (с традиционным для такого рода «мыслителей» выходом к Индийскому океану), а самого «белого» царя ставит в глазах и душе присоединенных к империи всех мусульман над «калифом» (вероятно имеется в виду пророк Мухаммад?). Вся эта веселая компашка, загнанная в Российскую империю, должна непременно «обрусеть», как это происходит с украинцами, язык которых, по Достоевскому, исчезнет «через триста лет» (сто двадцать пять лет уже прошло), и, вообще, «быть малороссом — «мелкая идея»» (вероятно, имеется в виду — «неприлично»).

Нарастив таким образом Российскую империю, Достоевский в своих записках мучается главной для его поврежденной психики проблемой: как же быть с Константинополем? «Проливы», конечно, будут «наши», а вот сам Константинополь временами непременно «будет наш», а временами нашего архистратига мучают сомнения: не придется ли его делить с греками, которые, хоть и не славяне, но, к несчастью, тоже православные. Окончательное решение по этому поводу в записках Достоевского отсутствует, и вопрос, таким образом, остается открытым.

И наконец, третий «глобальный» призрак, призрак-химера — это призрак православной монархии, которая по устойчивому мнению Достоевского единственно возможна для Российской империи и призвана осчастливить ее народ. Как мы знаем, этого не случилось, однако в истории человечества реализуются и не такие причудливые фантазии. Так, в настоящее время в мире утвердились страны-труженики, создающие высокие технологии (ведущими в этой группе являются страны, отнесенные красной швалью и «антиглобалистской» нечистью к так называемому «золотому миллиарду»), для которых оптимальной является демократическая структура общества, и страны-паразиты, сидящие на залежах полезных ископаемых (хотя гуманистическая мораль и нравственность требуют, чтобы все богатства Земли, от которых зависит существование жизни на планете, как и воздух, и вода, принадлежали всему человечеству в равной мере), основной вид национальной деятельности которых — освоение полученных от торговли природными дарами дивидендов и тупое, развращающее народ использование достижений высокотехнологичных стран. И вот исторический опыт на примере Саудовской Аравии показывает, что для этой второй группы стран оптимальным является монархическое правление, обеспечивающее более справедливое распределение благ в народе и резко снижающее объем воровства, а при отсутствии монархии в таких странах утверждается клептократия. (Правда, следует отметить, что в случае Саудовской Аравии благополучие страны подкрепляется такой высоконравственной религией, как чистый ислам, а ведь именно о подобном сочетании монархии и веры мечтал Достоевский!) Возможно и для России в ее нынешней ситуации было бы более оптимальным монархическое правление, но, боюсь, тотчас бы проступили родимые пятна империализма советского образца…

Столь же «вязкой» для больного мышления и воображения Достоевского в его записках остается и «жидовская тема». Она развивается по принципу нарастания угрозы: сначала «жиды» создают на территории империи status in statu и «эксплуатируют» из этого своего «status'a» восемьдесят миллионов русского православного населения. «Эксплуатация», как видим, избирательная, поскольку десяток миллионов мусульман, также обретающихся в Российской империи, но еще, видимо, не создавших свой status in statu, тягот «жидовской эксплуатации» еще не испытывают. Затем «жиды» захватывают почти всю Россию и возникают две России — «жидовская» и христианская. Временами у автора записок возникает робкая надежда, что христианская Россия все же победит «жидовскую», истребляющую леса. Однако затем тучи на «жидовском» фронте сгущаются, и «жид» захватывает всю Европу, а Бисмарки, Биконсфильды (которые сами по себе «жиды»), французская республика и Гамбетта (тоже человек с неясным происхождением) только пляшут под «жидовскую» дудку. Отметим, что текст записи о всеевропейском могуществе «жидов» предвосхищает «протоколы сионских мудрецов» и является как бы кратким конспектом этой фальшивки, к фабрикации которой руку приложил сын доброго знакомого Федора Михайловича — некоего Головинского, которого Достоевский ввел в круг Петрашевского и в пользу которого свидетельствовал на следствии по «делу Петрашевского». Папаша Головинский был крайне озабочен освобождением крестьян; сынок, как видим, пошел дальше.

«Рабочие» записи Достоевского, представляющие собой уникальное собрание «сверхценных идей», которого хватит на несколько учебников психиатрии, убедительно свидетельствуют о прогрессирующей «вязкости» его мышления, которое зацикливается на целом ряде, помимо перечисленных выше, постоянных, переходящих из текста в текст тем, таких как «семинаристы», так же как и «жиды» создающие свой status in statu и стремящиеся уничтожить православие; повторяющаяся раз десять ни к селу, ни к городу пословица «Лови Петра с утра, а ободняет, так провоняет» (высказывания, оснащенные этой мудростью народной, не вошли в нашу подборку); любимая народом монархия; православие как основа российской государственности и славянской повседневной жизни; «лучшие люди», то появляющиеся, то исчезающие; европейская политика; загнивание Европы и ее непременное спасение православным русским народом, католики и их заговор против человечества; нехорошие протестанты; контуры «всемирного братства», но по-видимому не для всех: профессоров, «жидов», семинаристов и всех им подобных туда, скорее всего, не возьмут. И вообще, кое-кто в этом «братстве» будет «братствее» других — тут уже выглядывает «старший брат».

«Старческий недужный бред» (говоря словами Минаева) прерывается в этих записках проявлениями «чуткого ума» (тот же Минаев), и некоторые из этих проявлений фантазией определенной категории читателей превращаются в «пророчества» российского Нострадамуса. При оценке «пророческой» сущности того или иного высказывания следует, на наш взгляд, не забывать о том, что вся политическая жизнь человечества состоит из весьма ограниченного количества одних и тех же ситуаций и положений, создающих на различных уровнях развития сообщества этих, претендующих на обладание разумом, животных, различные сочетания и окраску, не меняя своей сути. Так, например, не требует сложных доказательств то, что первый коррупционер уже сидел в пещере, управляя семьей неандертальцев, а первый дипломат уже вел переговоры с вождями соседнего племени, пытаясь выдурить у них для своих соплеменников часть охотничьих угодий, ну а то, что в случае неудачи он бывал зажарен на костре и съеден, — это просто мелкая подробность. И так далее, и тому подобное. Поэтому если перерыть газеты и журналы далекого и близкого прошлого, даже включая прессу нацистского и советского режимов, там можно обнаружить тысячи «завуалированных пророчеств», часть которых уже «сбылась».

Следует также отметить, что упомянутые нами «сочетания» отдельных ситуаций и положений в мировой политике всегда носят сугубо временной, а не вечный, как казалось Достоевскому, характер. И, например, навеянное «балканским вопросом» в текущей периодике «предсказание» Достоевским распространения имперского влияния России на Восточную Европу на наших глазах «сбылось» после Ялты и завершилось в конце 1980-х годов. Такой же была судьба его «предсказания» появления на планете «двухполярного мира». Этот «двухполярный мир» (СССР и США) просуществовал в пределах 1945–1991 гг. и благополучно, без столь милой сердцу Достоевского разрушительной войны, превратился в «однополярный». Впрочем, уже в близком будущем возможно возобновление «многополярного мира» в «новом театре» и «с другими актерами» (христианство, ислам, США, Китай, Индия — в различных сочетаниях).

Газеты и журналы и были источниками «пророческих откровений» Достоевского, и даже удивительная запись о параллельных линиях в записной тетради 1880 г. не есть личное прозрение ее автора, а всего лишь попытка приблизиться к смыслу статьи Гельмгольца о геометрии Римана, опубликованной в русском