отрицает научные знания в ботанике или зоологии, но претендует на понимание истинной морали и настоящего образования для детей, которым доступно все правильное и красивое'. Она предпочитает производить процесс обучения через шалости детей и через простую игру ребенка на фоне окружающей природы. Таким образом, она на практике использует принципы Руссо, провозглашающие естественную чистоту детей и их доброту, которые проявляются при понимании природы.'
Тем не менее, несмотря на свое усердие, она не смогла поддержать хорошую репутацию заведения и 'уронила его в нравственном отношении и в общественном мнении'. Как ни странно, в отношениях с детьми она не приобрела общей любви и расположения. Очевидно, именно эти причины стали решающими для отстранения ее от должности смотрительницы. Правда, сначала это было не отстранение, а лишь отпуск на три месяца с 26 июня 1863 года, и, лишь по прошествии нескольких месяцев, 7 октября 1863 года Е.П.Ротчева 'была уволена Величайшим позволением Государыни Императрицы'.
Но и отойдя от дел созданной ею школы Елена Павловна осталась центром общественной жизни Орегона. Её дом, как и прежде, оставался местом проведения интереснейших вечеров, где присутствовали все именитые люди и 'быть отрешенным от дома королевы Орегона означает отрешение из общества и есть угроза немаловажная'.
Глава 38
Адмиралу Порфирию Платоновичу Митькову, прибывший 11 мая 1848г. на смену Этолину, не потребовалось слишком много времени на принятие дел, благо местные условия и людей он знал неплохо. Первый раз он пришёл в Америку в 1818г. мичманом на барке 'Иркутск', а в 1824г. уже лейтенантом - на 'Риге'. В 1831г., в чине капитан-лейтенанта, поступил в службу РАК.
'Не слишком энергетический однако исполнительный' офицер, притом 'изрядный моряк', за 10 лет службы поднялся в должности до главного помощника правителя, а в чинах дослужился до капитана 1 ранга (был произведен в 1839г. за отличие) и твёрдо расчитывал занять должность главного правителя после отставки Тебенкова. Поэтому с новым начальником он не сработался и ушёл в отставку. Ведь были они в одном чине, но Этолин уж несколько лет как уехал из колоний. И вот теперь, спустя 7 лет, Митьков прибыл в колонии адмиралом (чин получен за месяц до выхода в море) и принял дела у своего бывшего сослуживца и начальника.
Впрочем грех злорадства Порфирию Платоновичу был не свойственен. 'Адмирал характера меланхолического… В любых своих действиях, хоть на палубе корабля в шторм, он спокойный и педант словно немец какой'. Этим представитель старой дворянской фамилии Митьков сильно отличался от Этолина, который, несмотря на скандинавские корни, бывал горяч и порывист.
Общего у Митькова и Этолина было одно - нелюбовь к писанию. Ни тот, ни другой не оставил после себя ни книги, ни дневников. И это в те годы, когда любой мичман, впервые делавший кругосветку, считал своим долгом оповестить об этом мир через типографию. А ведь Митьков был вхож в литературные круги и сам Пушкин частенько посещал его дом.*(1)
Впрочем Порфирий Платонович всё же оставил достаточно подробные записки, но в виде писем. Их он писал отцу, но чаще дяде, Михаилу Фотиевичу Митькову. Они были очень близки, несмотря на разницу в возрасте обращались друг к другу на 'ты', и даже внешне схожи 'рост 2 аршина 8 4/8 вершков, лицо белое, рябоватое, глаза серые, нос небольшой, продолговат, волосы на голове и бровях темнорусые'.
Переписка дяди с племянником временно прервалась, после того, как верховным уголовным судом поручик лейб-гвардии Финляндского полка Михаил Фотиевич Митьков был осужден по II разряду (20 лет каторги) за то, что 'участвовал в умысле цареубийства согласием и принадлежал к Северному обществу со знанием сокровенной цели'.
О Митькове пока еще нет ни одной серьезной работы, мемуарная и эпистолярная литература не пестрит упоминанием о нем. Между тем осуждение его по второму разряду, почти полуторагодичное содержание в крепостях Свеаборгской, Свардгольской, Кексгольмской говорят о том, что он не был рядовым декабристом.
Когда, после 10 лет каторги, в 1835 году Михаил Фотиевич был выведен на поселение, переписка возобновилась.*(2)
Немного странно, что столь ответственный пост был поручен близкому родственнику осуждённого. Однако несомненно отрицательное отношение Порфирия Платоновича к попытке переворота.
'Батюшка! Верится ли мне? Нет, Михаил не может быть виноват, не может быть преступником. Я за него отвечаю. Он взят по подозрению и по пустому подозрению - дружба его с Рылеевым, слово, сказанное неосторожно, но без умысла. Признаюсь Вам, когда я прочел его в списке, я думал, что и я виноват, я его так любил, так люблю. Разберите его жизнь, его поступки - никто из нас не делал столько добра… неужели я должен, сказать, что я его не люблю. Нет, я его люблю, он непричастен этим ужасным покушениям.'
Очевидно список с этого письма, как и с многих других, ему подобных, были представлены агентами III-го отделения, что и объясняет доверие петербургского начальства к Митькову.
Повторюсь, что обстановку в колониях Порфирий Платонович знал достаточно, поэтому почти сразу отправился в 'златокипящую Калифорнию'.
'Обогнули высокий остроконечный мыс Пунта де Лос Рейес, на котором ростут гигантские сосны, диаметр ствола которых достигает порою 20 футов (секвойя - А.Б.). Когда перед нами раскинулся Сан- Франциско, дул сильный бриз, и воспользовавшись приливом, Байкал быстро подошел к … входу в залив. Справа от этого входа на высокой скале притулился старый испанский форт. Проходя мимо его батарей, можно видеть пресидио Сан-Франциско де Ассизи примерно на милю вглубь. Ныне там размещаются две роты 7-го Нью-йоркского волонтерского полка и хорошо виден полосатый флаг над черепичною крышей. Милей южнее находится превосходная бухта Саусалито, чье название означает Маленькая верба, а еще тремя милями южнее расположилась деревня Йерба Буэне (Прекрасная трава), получившая год назад звание города и новое имя - Сан-Франциско. И хоть население сего 'города' состояло всего из 850 человек, в нем уже было две газеты: Звезда Калифорнии и Калифорниец.
Я пишу были потому, что нахождение золота совершенно изменило жизнь в этом, некогда тихом месте. Как пропечатано в последнем нумере Калифорнийца за 29 майя: 'От нас ушли все - и читатели и печатники. По всей стране, от Сан-Франциско до Лос-Анжелеса, от морского побережья до подножия Сьерра-Невады звучит один и тот же душераздирающий вопль: 'Золото! Золото! Золото!', тогда как поля остаются незасеянными, дома недостроенными, и проявляется полное безразличие ко всему, кроме изготовления лопат и кирок, да транспортных средств, на которых можно было бы отправиться на поиски золота.'
Действительно, лучше не скажешь. Буквально все отправились за золотом. Половина домов в Сан- Франциско брошена жителями… Закрыты лавки, так как нет ни торговцев, ни покупателей. В гостиннице нет ни слуг, ни постояльцев. Все отправились в долину Сакраменто. На золотые рудники уехали даже солдаты и матросы. На борту военного брига Анита осталось всего 6 человек офицеров. А один коммерческий бриг с Сандвичевых островов оказался вообще покинутым экипажем, и капитану пришлось нанять новых матросов, заплатив по 50 долларов каждому за 15-дневный переход и это еще очень выгодно. Партия из 5-10 золотоискателей нанимает повара за жалование в 10-15 долларов в день. Один торговец, прибывший недавно из Гонконга, остался без своих китайских слуг… Благородные идальго, в чьих жилах течет кровь всех Кортесов, самолично чистят свою обувь… И в Монтерее творится то же самое. Чиновники правительства, волонтеры, пришедшие для завоевания Калифорнии, бросили свои места. Офицеры, ожидавшие заключения мира с Мексикой, остались одни, без прислуги. Полковник армии Соединенных Штатов, командующий войсками, военный губернатор Калифорнии г-н Мейзен встретил меня на задымленной кухне, где он сам молол кофе, чистил лук и разделывал селедку… в очередь со своими
