– Правда? – довольная, она наклонилась и прикоснулась к его губам легким поцелуем, и Гэйб воспользовался возможностью, жадно целуя ее в ответ, вкушая, соблазняя, овладевая.

Калли отодвинулись, в свете огня ее глаза потемнели от желания и казались дымчатыми. Ее взгляд вновь скользнул к его кальсонам.

– Ты не будешь против, если я…

– Нет! Приступай, – с трудом проговорил Гэйб и приготовился, когда она потянулась к пуговицам. Одну за другой она расстегнула их, а затем медленно и осторожно потянула кальсоны вниз, скользя хлопковой тканью по чувствительной вершинке его возбужденной плоти. На мгновение выгнув спину, он ждал. Закрыв глаза и стиснув кулаки, он жаждал ее прикосновения.

Ничего.

Гэйб открыл глаза. Калли смотрела на него и изучала его мужское достоинство с любопытством, которое в большей степени пристало девственнице, нежели замужней женщине и матери.

– Ну, продолжай, ты же видела это раньше, – проскрежетал он.

– На самом деле, нет, не видела, – ответила молодая женщина, – во всяком случае, не у взрослого мужчины. Руперт никогда не снимал ночной рубашки. Не снимал со мной, – при этих словах на ее лицо набежала тень, но Гэйб зашел уже слишком далеко и не мог поддерживать разговор, – конечно, я его чувствовала, но не руками. Ты будешь возражать, если…

– Нет. Вперед, – он не хотел слушать о Руперте.

Калли прикоснулась к нему – сначала робко, проследив всю его длину кончиком пальца. И хотя ее ласка была невесомой, Гэбриэл почувствовал: словно молния пронзила его тело от макушки до кончиков пальцев на ногах. Затем она обхватила его ладонью и нежно сжала. И он почти кончил.

Это был предел, максимум того, что он мог вытерпеть, позволяя ей действовать самой. Гэйб обхватил ее за талию и за две секунды ухитрился снять с нее эту шелковую вещичку. Калли оказалась лежащей на спине, обнаженной, под ним.

– Я… не могу… ждать! – удалось выговорить ему, пока он раздвигал пальцами нежные складочки между ее ног. Она была горячей, влажной, готовой принять его, и потерявший от страсти голову Гэйб, вонзившись одним резким ударом, оказался в ней.

Ее лоно было тугим, более тугим, чем он ожидал. Смутно он чувствовал, как Калли вцепилась в него, как задвигалась под ним, но Гэйб уже не в силах был сдержать себя. Его телом управляло животное, спрятанное глубоко внутри; он двигался, а в голове билась только одна слепая собственническая мысль – моя женщина, моя жена. Толчок, второй, и он задрожал.

Гэйб не был уверен, сколько прошло времени, прежде чем он снова обрел способность мыслить. Вместе с вернувшимся сознанием пришли чувство вины и угрызения совести. Чем больше он думал о случившемся, тем более униженным себя чувствовал.

План состоял в том, чтобы соблазнить, совратить, свести ее с ума от страсти. И что он там говорил раньше о том, что никогда не будет набрасываться на нее? Или о том, что он слишком опытен для такого поведения? Гэйб застонал.

Он не просто набросился на нее, он поступил намного хуже. Он не удосужился приласкать ее, только раздвинул ей ноги. Не стал ждать от нее другого знака, что она готова принять его, кроме ее влажности. Он вонзался в нее бездумно, эгоистично думая только о своей разрядке, забыв обо всем, кроме своих собственных потребностей.

В лучшем случае – на что он мог только надеяться – она будет в ярости. В худшем – возненавидит его.

Открыв глаза, Гэйб увидел, что Калли смотрит на него.

– Я сожалею, – сказал он.

Она промолчала. Он никак не мог понять выражение ее лица, находящегося в тени.

– Я сожалею, – повторил Гэйб, – я не…я никогда…только, когда я был юным…

Калли не могла говорить, все еще слишком потрясенная тем, что произошло. Когда Гэбриэл кончил, она надела ночную рубашку, а сейчас натянула на себя одеяло. В спальне стало немного зябко.

Итак, теперь она знала, каково это – оказаться в постели с Гэбриэлом Ренфру. Она была не совсем уверена, что именно думает обо всем этом, но знала, что никогда не забудет эту ночь. Калли все еще испытывала возбуждение и чувствовала ноющую пустоту, а также была немного сердита, – но при этом где-то глубоко внутри нее зрело изумление.

Быть предметом такой сильной страсти, что мужчина, подобный Гэбриэлу, – мужчина, гордящийся своей выдержкой, – полностью потерял рассудок. Она едва коснулась его, и он взорвался. Это было невероятно.

Калли чувствовала себя…могущественной. Не удовлетворенной, а могущественной.

Именно она, Калли, сотворила это с ним. Именно она явилась причиной того, что этот сильный дисциплинированный мужчина набросился на нее с алчностью и страстью. И сейчас он продолжал напряженно смотреть на нее.

– Я заглажу свою вину, – потянувшись к ней, произнес Гэйб.

Она немного отодвинулась.

– Но ведь дело сделано. Мы подтвердили свой брак.

– Нет, не подтвердили, – настаивал он, – ты не… ты не была вовлечена. Я был слишком быстр и не позаботился, чтобы ты тоже получила удовольствие, – он снова потянулся к ней.

Калли оттолкнула его.

– Ты хочешь сделать это снова? Сейчас?

– Да. Будет лучше, обещаю тебе.

– Нет. Уже поздно. И я устала, – туго завернувшись в одеяло, она легла. Ей хотелось поверить ему, но она должна была защищать себя. Она не желала вновь испытать то ощущение, когда тебя возносят на гору, возносят только на половину пути, а потом сбрасывают вниз. Нет, только не дважды за ночь.

– Доверься мне. Этот раз будет только для тебя, обещаю, – он стянул с нее одеяло.

– Нет! – воскликнула сердито Калли, таща одеяло обратно на себя. – Я знаю, что мы сегодня принесли клятвы, но, если ты помнишь, я не клялась повиноваться тебе. Именно поэтому.

Ненадолго в спальне наступила тишина, а затем Гэйб произнес:

– Но я все еще должен выполнить клятвы, которые принес тебе.

– Мы подтвер…

– Не в этом смысле. Я поклялся почитать тебя. И сейчас мне необходимо сделать это, – его низкий искренний голос и глаза призывали поверить ему.

Калли недоверчиво разглядывала его.

– Ты просишь о многом.

– Знаю, – мягко ответил Гэйб.

Прямо сейчас она могла бы отказаться и сохранить свое сердце нетронутым – почти нетронутым, поправилась молодая женщина. Но она не ожидала этого. Не ожидала, что он будет готов остаться, что он захочет подарить ей наслаждение – даже после того, как его собственные желания были удовлетворены. Словно ее чувства так же важны, как и его.

Гэбриэл утверждал, что хочет почитать ее. Если ему действительно этого хочется…как она  может отказаться?

– Этот брак заключен только на бумаге. Как хороший ход в шахматной игре, – слабо сопротивлялась Калли.

– Тогда давай сыграем в шахматы, – предчувствуя ее неизбежную капитуляцию, тотчас же ответил Гэйб, – черный конь бьет белого ферзя.

И поцеловал ее. Он прижался губами к ее губам, провел языком по контуру ее рта и начал нежно раздвигать ее сладкие губы, проникая внутрь. Его язык двигался в медленном ритме, на который непроизвольно откликнулось всё её тело. Горячая дрожь пробежала по ней и сосредоточилась в ноющем центре внутри.

Калли провела руками по мужской груди. Его тело было твердым и горячим, и ей нравилось ощущать его; нравилось ощущать Гэйба. Она поцеловала его соленую с мускусным ароматом кожу и пришла в