— Ну про стрельбу эту дурацкую, про дверь мою… Ничего ведь не случилось, зря только расстроим человека.

— Да что тебе это, игрушки детские, что ли? — Витя, похоже, начал сердиться. — Тут говорим, тут не говорим, тут селедку заворачиваем! Ясно же, что все взаимосвязано, что одна банда работает, какие тут могут быть секреты! Сама все расскажешь. С подробностями! Поняла?

— Поняла, — вздохнула я.

— Вот и ладненько, — сразу повеселел Витя. Все-таки не любил он ругаться. — Поехали в управление, а то у меня дел куча.

Я уже завела мотор, когда из дверей офиса вышел Лемешев. Неторопливо направился к служебной стоянке, отпер дверцу новенького, цвета морской волны, «Ягуара». М-да, не хочет, я смотрю, руководство фирмы «Орбита» поддерживать отечественного автомобилестроения. И машинешки себе подбирают неслабые — «Ягуар», «Вольво». У Кондратова, покойного, «Субару» была, тоже не последняя в ряду. Николай Георгиевич небрежно забросил внутрь машины дорогой кожаный кейс и сел за руль.

— Чего стоим? — спросил Витя.

— Вон, начальство пропускаем, пусть едет по своим делам, — махнула я в сторону выезжающей на дорогу машины.

— А, Лемешев. Мы за ним?

— Нет смысла. Он, конечно, тоже подонок, но с этим делом, по-моему, не связан. Я же про него вам рассказывала — типичный зитц-председатель. И вообще, как говаривал бессмертный Паниковский, жалкая и ничтожная личность.

— А ты уверена, что Паниковский это именно про Лемешева говорил? — усмехнулся Самойлов. — Кстати, Таня, а что вчера у тебя с этой жалкой личностью в ресторане произошло? Ты же так и не сказала. Выскочила оттуда как ошпаренная.

— Вчера, — я покачала головой, трогаясь наконец с места. — Кажется, уже так давно. Ничего там, в ресторане, не было, глупость сплошная. Он за пятнадцать минут назюзюкался до поросячьего визга и стал приставать ко мне с грязными предложениями.

— И сильно грязные были предложения?

— Точно я тебе сказать не могу, он все больше мычал и руками действовал.

— Старый козел, — посочувствовал мне Витя. — Но ты ему врезала?

— Врезала, только мало. Видишь, сегодня уже не хромает.

Так, коротая время за милой беседой, мы доехали до управления. Там я, как и обещала, вела себя тихо. Правда, в уголке не сидела, а занималась общественно-полезным трудом. Сначала прикрепила на стенку фотографии Авдеева и Тарасенко. Оказывается, Ярославцев, оставленный на хозяйстве, без дела не сидел: нашел в архиве нужное дело, взял фотографии, успел показать их свидетелям. В протокол опознания я заглянула: и охранник, и Шурик-бармен без колебаний опознали лица, предъявленные им на снимках. Шустрый Венька успел уже отправить бумаги на объявление федерального розыска. Ох, кажется, напрасно я Шурика подозревала. Да и на Ярославцева зря бочку катила, вон как трудится…

Потом я занялась чисто женскими делами — перемыла мужикам все чашки-ложки, привела в божеский вид чайник, повыкидывала пустые бумажные пакетики и прочий мусор, нашла крышку для банки с сахаром. И поила свежим чаем всех, кто заглядывал в кабинет.

— Ведь умеешь же, Иванова! — тихо умилялся Витя, выныривая время от времени из кучи бумаг на своем столе, в которую зарылся сразу, как пришел, и принимая из моих ручек очередную чашку чая. — Какой дурак придумал тебя ведьмой обзывать?

Но этой идиллии в небольшой обшарпанной комнате работников угрозыска не суждено было продолжаться долго. Не для спокойной жизни была эта комната предназначена… Шарахнулась о стенку распахнутая дверь, и внутрь влетел встрепанный, запыхавшийся Ярославцев. Остановился посреди комнаты и посмотрел на нас с Витей диким взглядом.

— Венька, ты чего, что случилось? Да ты сядь, что с тобой? — Самойлов аж подпрыгнул и выскочил из-за стола.

Ярославцев, все еще тяжело дыша, подошел к ближайшему стулу и рухнул на него. Я автоматически сунула ему свою чашку с чаем, которую держала в руках. Счастье, что чай уже остыл, потому что выпил он его одним большим глотком. Не глядя, вернул пустую чашку мне и наконец обрел голос:

— Косачеву убили!

— Та-ак, — Витя сел обратно за свой стол. — А вы куда смотрели? Что, опять рядом никого не оказалось?

— Да слава богу, что не оказалось, — Веня облизнул пересохшие губы. Я быстренько налила еще чашку чая, размешала две ложки сахара и подала ему. Нравится мне Ярославцев или нет, это другой разговор, но сейчас пацану явно необходимо было выпить. Лучше бы чего-нибудь покрепче, но на худой конец и сладкий чай сойдет. — Опять машину взорвали.

— Подробности, — потребовал Витя точно так же, как у меня сегодня утром.

— После разговора с Ивановой Косачева вернулась в офис. Вроде нормально продолжала работать. Люди к ней заходили, — он лязгнул зубами по краю чашки.

— Что за люди?

— Работники фирмы, чужих вроде не было. Панченко там терся по коридору, но всех отследить он не мог. Но никого, похожего на этих, — Ярославцев показал на висящие на стене фотографии, — ручается. Она сама несколько раз выходила из кабинета, заходила к директору, к проектировщикам, в туалет два раза. Все нормально. Потом, в обед, вышла из офиса, села в машину, поехала. Мы за ней, обрадовались… Трех минут не проехали, как рванет!

Веня помолчал немного, сделал несколько глотков, продолжил:

— Я такого никогда не видел — где руль, где колеса… Нашу машину всю осколками исцарапало, а ее, Косачеву то есть, просто в клочья разнесло, — он побледнел еще больше.

— Дежурную группу вызвали?

— Да, они уже приехали. Я ребят оставил им в помощь, сам сюда. Вот и все.

— Подполковнику доложил?

— Я ему по телефону. Тоже уже, наверное, там.

Теперь мы все трое молчали. Уж чего-чего, но такого поворота событий никто не ожидал.

— А за стоянкой кто-нибудь следил? — спросил Витя.

— Не то чтобы следили, но там посторонние не ходят. Люди подходили сразу к своим машинам, садились и уезжали. Никто без дела по стоянке не болтался, а к ее «Вольво» никто и близко не подходил. А если бы кто-то начал там машину минировать, мы бы точно заметили.

— Что ее, долго заминировать! Мимо прошел, мину на магните прижал — и готово.

— Мы бы заметили, — снова повторил Ярославцев.

— А что у нее в руках было, когда она в машину садилась? — я не была уверена, что он мне ответит, но Веня был не в том состоянии, чтобы помнить, с кем он «дружит», а с кем «в контрах».

— Сумочка голубая с длинными ручками на плече висела, а в правой руке пакет. Небольшой, с прорезными ручками. Красного цвета, весь щенками далматинцев разрисован.

— Тяжелый?

— Несла легко, а так разве скажешь? Вроде коробка там какая-то лежала.

— Ты что, Тань, думаешь, она сама взрывчатку в машину положила? — спросил Витя.

— Одно из двух: или взрывчатка была для меня и Косачева погибла случайно, из-за неосторожного с ней обращения, или для нее.

— Как это для нее? Вы думаете, ее могли убрать? Но зачем? — теперь спрашивал Ярославцев у нас с Витей обоих, быстро выговаривая слова и вертя при этом головой, словно кукушонок. Я хотела ответить, но Витя заговорил раньше:

— А затем: ее могли убрать, чтобы обрубить нам все концы. Она была у нас на крючке, а через нее — выход на Авдеева и Тарасенко. Теперь этого выхода нет.

Следующая мысль пришла в голову нам всем одновременно. По крайней мере вскочили мы все вместе, как по команде, и кинулись к дверям. На бегу Самойлов отдавал распоряжения:

— Венька, на работу! Татьяна, ты со мной, едем к нему домой! Кто первый его находит,