— Маргей, — сказал лысый. — Древесный оцелот. Перу, Бразилия, Гвиана. В России лишь в двух зоопарках. Не приручается… — он приподнял мех на шее. Шею охватывал тонкий темный ошейник. — Очень опасен. Равно как и его хозяин…

На втором столе лежал мертвый мальчик. Голова его — реденькие белесые волосы, оттопыренные уши, приоткрытый изумленно рот — была неестественно свернута набок.

Одет он был в серенький костюмчик: шорты до колен и рубашка-полурукавка из того же материала. Мне показалось, что для мальчика у него слишком большие кисти рук и ступни — босые, с черными подошвами. На руках, на одежде, на ногах его была кровь. Много крови.

— Нож валялся рядом с ним. Все пять убийств совершены этим ножом. Киска, конечно, тоже приняла участие…

Пять? Ну да, пять. Тедди, Юра, еще двое в палате, медсестра в коридоре. Я вдруг снова увидел, как она сползает по стене, еще живая, но уже убитая, силясь зажать зияющую рану… Куда я попал? А, вот — в бедро. Он полетел с лестницы и сломал себе шею.

Да нет, какого черта? Я его убил. Я его убил…

Ничего не чувствую. Кроме какого-то незначительного удовлетворения.

— Вам знаком этот субъект?

— Нет. Скажите, как мне к вам обращаться? — Валерий Михайлович. Я из контрразведки. — Догадался. — Вы пришли в себя, Миша?

— Не знаю. Но рано или поздно я в себя прихожу. Всегда.

— Отлично. Мы не могли бы побеседовать? Почему нет? Давайте попробуем.

Бей-эфенди… — Валерий Михайлович повернулся в сторону пожилого турка в белом майорском мундире с орденской колонкой и солдатским Железным крестом.

— Можете пока занять мой кабинет, — сказал полицейский майор; я догадался, что это и есть Хашмет-паша опальный директор городского департамента полиции, ныне — начальник участка. Его понизили на два звания… за что? Не помню.

Не важно. Вспомню, если потребуется.

Кабинет Хашмет-паши был обставлен с претензией. Деловой стол, два раухера, сетевой и автономный, пульт связи. Портрет на стене: некто толстомордый, с брылями, в полицейском мундире. А под портретом — курительный столик, соломенные кресла, медный кальян…

— Вот ваш пистолет, — Валерий Михайлович протянул мне вальтер. — Я заявил, что вы — наш нештатный агент. Ничего другого придумать просто не успел. У вас нет предубеждений относительно нашего ведомства?

— Есть, — сказал я. — Но они не абсолютны.

— Я вам расскажу кое-что, а вы дополните или поправите меня. Если захотите, конечно.

— Секунду, — сказал я. — Объясните мне мой статус. Я кто: свидетель, подозреваемый?.. Он поднял руку.

— Не будем об этом. Вы — наш нештатный агент, и все. Для формальностей вполне достаточно. Если в будущем потребуется что-то еще — сделаем. Я вам обещаю.

— А я, конечно, должен верить… Хорошо. Я верю.

— Сначала вопрос у меня вот какой: вы успеваете следить за новостями?

— М-м… Я бы сказал иначе: не успеваю увертываться от новостей.

— Тогда я попробую перечислить главные. Хроника последних десяти дней: огромной силы взрыв в Рангуне. Эксперты до сих пор не пришли к заключению относительно его природы. Самой непротиворечивой казалась гипотеза о естественной его природе — метеорит типа Тунгусского. Чисто тепловой, без радиации… практически… ну, и прочее. Однако чуть спустя произошел совершенно идентичный взрыв в Томске.

Понимаете — падение метеорита на город само по себе маловероятно, города занимают менее тысячной доли поверхности суши…

— Понимаю, — сказал я. — Это я прекрасно понимаю. Особенно если на два города с интервалом в десять дней.

— В девять. Так что теперь не вызывает сомнения: взрывы эти — дело рук человеческих. Некто получил доступ к технологиям, позволяющим неизвестным пока способом высвобождать огромное количество тепловой энергии. И этот некто имеет целью предельно обострить межгосударственные отношения и, может быть, спровоцировать новый всемирный конфликт. И в этот конфликт целенаправленно втягиваются именно страны Старого света. Союз Наций пока в стороне… Далее: этот некто обладает и другими несколько необычными возможностями. После взрыва в Томске был сбит уходящий от города самолет. По обломкам установили, что это японский «Кавасаки-Ниджи», четырехместный, околозвуковой, делового класса. Салон был весьма грубо, на скорую руку, переделан в бомбоотсек с раздвигающимся полом. Но главное другое: ни один из чертовой уймы локаторов — а там понатыканы точки и ВВС, и ПРО, и ПВО, и гражданской авиации — пролет этого самолета не засек. И даже локаторы истребителей его не видели — до тех пор, пока ребята из «Небесных гусар» не нашли этот летучий призрак в небе просто невооруженным глазом и не влепили очередь из пушки в упор. И вот с этого момента призрак перестал быть таковым и мгновенно появился на всех экранах, как и подобает материальному телу. Теперь уже другие эксперты не могут истолковать этот феномен. Сейчас они просеивают землю на месте падения…

— Подождите, я не понял. А все эти знаменитые истребители вторжения и бомбовозы-невидимки — это что, миф?

— Не миф. Но там все понятно: поглощающий радиоволны материал обшивки и специфическая форма. А здесь — серийный гражданский самолет. Из самого рядового дюралюминия. Их всегда великолепно видно на экранах.

— Понял.

— Такой же — а может быть, этот самый — видели над Бирмой за несколько часов до того, как обстреляли нашу эскадру. И точно так же — без отметок на локаторах.

— Ракеты, которыми были поражены корабли, — это…

— Нет. Старые «широи-хари». Конец семидесятых Второе поколение крылатых.

Боеголовки из обедненною урана. Снимаются с вооружения.

— То есть это были не ядерные взрывы?

— Все журналисты — неучи. Когда они слышат слово «уран», то ни о чем другом, кроме атомной бомбы, думать уже не в состоянии. Другое дело, что кораблю практически все равно, каким ураном начинена ракета…

Да. Атомный взрыв или адское пламя — какая, в сущности, разница…

— Далее. Взрыв в Рангуне произошел через несколько часов после предполагаемого прибытия туда рейхсканцлера Альтенховера. Канцлер остался жив, потому что его самолет застрял в Дели из-за грозы. Нашему президенту не повезло… — …Погода была хорошая. То есть, если я правильно понял, кто-то пытается натравить Рейх и Россию на Японию?

— Складывается именно такое впечатление. Причем, как ни странно, при всей своей завидной технической оснащенности этот гипотетический «кто-то» делает все очень прямолинейно и тупо. И тем самым заставляет нас усомниться в правильности наших предположений относительно его намерений.

— Ну да. Я знаю, что ты знаешь, что я знаю… Какие же еще интересные события произошли за последнюю декаду?

— Много чего произошло. Скажем, один любознательный парень из нашей службы обеспечения подверг раухер-анализу личности жертв серийных убийств за последний год. Оказалось, что почти все попавшие в этот скорбный список женщины в возрасте от пятидесяти до пятидесяти пяти лет в молодости жили в Челябинске и в период с шестьдесят пятого по шестьдесят восьмой годы выступали за сборную Южного Урала по русскому хоккею.

Что? — не понял я. — Какие женщины?

— За последний год в городах России было совершено около трехсот так называемых серийных убийств, — терпеливо повторил он. — Считается, что совершают их маньяки. Из этих трехсот жертв двадцать девять были женщины названного мною возраста. Двадцать шесть из них в молодости жили в Челябинске и играли в хоккей за сборную Южного Урала. Теперь понятно?