– Вы же сами кричали «вызовите немедленно милицию», а потом не стали даже с ними разговаривать, – заметила я.

– А о чем мне с ними разговаривать? – с яростью спросил Дмитрий Иванович. – Вместо того чтобы болтать и топтать мои ковры, они бы лучше убийцу ловили. Пинкертоны сраные!

– Ладно, пойду спать, – бросила я устало.

Так закончился первый день в доме антиквара.

Утром, выпив чашку кофе с булочкой из домашних запасов, я насела на Дмитрия Ивановича с вопросами о возможных причинах покушения. У него не было ни малейших сомнений, что цель стрелявших – заполучить его богатство.

Мрачная Валерия Евгеньевна принесла антиквару в кабинет, где происходил наш разговор, алюминиевую кружку с чаем и измельченный кулич. Дмитрий Иванович неодобрительно посмотрел на кружку и произнес:

– Такое ощущение, что я на зоне. Другой кружки не было или бокала какого-нибудь?

– Нет, вчера все побили, – виновато развела руками домработница. Я даже сахар из разбитой сахарницы пересыпала в стеклянную банку, – и, подумав, спросила: – А можно взять бокал из зелененького сервиза?

– Нет! – испуганно вскричал Дмитрий Иванович, будто ему собирались оттяпать ногу, – даже не приближайся к нему.

– В трюмо я видела большую глиняную кружку, – вздохнув, предложила Валерия Евгеньевна.

– Нет, ее тоже нельзя! – Я буду пить чай из этой чертовой кружки, только ничего больше не трогай!

– Да хорошо, хорошо, – воскликнула Валерия Евгеньевна, – не буду ничего трогать, – и, уходя, тихо пробормотала: – Старый хрен.

– Что? Что ты сказала? – взвился Дмитрий Иванович. – Это ты мне… Ты!..

– Я говорю, хрен старый, – громко и отчетливо сказала домработница прямо в лицо антиквару. – Хотела сделать хреновую закуску, а хрен в холодильнике весь высох. Не знаю, получится ли теперь.

Дверь за Валерией Евгеньевной закрылась, и из-за нее тихо, но отчетливо послышалось:

– Старый хрен.

Дмитрий Иванович взвыл. Однако потом, сообразив, что рядом нахожусь я, взял себя в руки.

– Хорошую домработницу сейчас найти трудно. Тем более человеку моей профессии, – сказал он, как бы оправдываясь. – Валерия Евгеньевна работает у меня одиннадцать лет и заслужила мое доверие. Поэтому и приходится закрывать глаза на некоторые… оплошности.

– Я понимаю вас, – заверила я Дмитрия Ивновича. – А скажите, пожалуйста, в своем завещании вы случайно не упомянули домработницу? А то, может, ей после вашей смерти достанется какой-нибудь солидный кусок.

– Вы намекаете, что это Валерия Евгеньевна наняла снайпера? – спросил антиквар и от души рассмеялся. – Извините, – сказал он, успокоившись, – просто я давно не слышал ничего более нелепого.

– Я проверяю все возможные версии.

– Вы знаете, в какой организации я работал? Думаете я не в состоянии подобрать для работы в своем доме человека?

– Я этого не говорила, – сказала я.

– Я перебрал сотни кандидатур, перед тем как принять решение. Уж поверьте, я проверил Валерию Евгеньевну в сто раз тщательнее, чем спецы проверяют путь следования президента. Одиннадцать лет ее верной и преданной работы доказали, что я не ошибся. Можно подозревать кого угодно, только не ее.

– Я вам верю, однако за эти годы, что она вам служит, что-нибудь могло измениться, – предположила я, – сами же сказали, что прошло одиннадцать лет. Что вы знаете о домашнем окружении Валерии Евгеньевны, о тех, с кем она общается?

– Все ее окружение сводится к единственному сыну. Больше у нее нет живых родственников, – раздраженно сказал Дмитрий Иванович. – Общается она или со мной, или с сыном. А насчет завещания… так вот – я ей ничего не завещал!

– Ладно, не горячитесь – я только хочу уяснить ситуацию, – примирительно сказала я и тут же спросила: – А чем занимается ее сын сейчас?

– Вот же пристала! – хлопнул ладонями по столу Дмитрий Иванович, сделал паузу, а потом проговорил: – Сын на нефтеперерабатывающем заводе работает. Я его лично устроил. Хорошо получает. Женат, двое детей. Дом – полная чаша.

– Вот спасибо, что сказали, – обрадовалась я, – у меня теперь последние подозрения отпали касательно вашей домработницы.

– Отпали у нее, ишь ты! – пробурчал недовольно Дмитрий Иванович.

– Перейдем теперь к вашим родственникам, – предложила я. – Как вы думаете, кто-нибудь из них способен нанять киллера, чтобы завладеть вашими деньгами?

Антиквар от моих слов чуть не подавился пересохшим куличом. Запив кулич чаем, старик излил на меня все, что накипело у него на сердце по поводу родни. Самые мягкие слова, используемые им, были «суки», «подонки», «твари» и «педерасты».

– Все, хватит. До меня начало доходить, – повысила я голос, перекрикивая его гневный монолог. – Скажите, как распределяются среди родственников ваши материальные средства в случае вашей смерти?

– Хе-хе, как распределяются… хе-хе… среди родственников, – мерзко захихикал Дмитрий Иванович, потирая руки, и внезапно заорал с дикой радостью так, что я подпрыгнула. – Вот им! Кукиш с маслом! – Он сунул мне под нос фигу, будто я была одним из его родственников, и пояснил: – Я все свои деньги и имущество завещал городскому краеведческому музею. Не думаете же, что работники музея решили меня устранить, тем более они даже не знают об ожидающем их богатстве.

– А ваши родственники знают о вашем завещании? – спросила я, слегка ошалев от такой вести.

– Нет, конечно. Я никому об этом не говорил. Иначе бы они совсем свихнулись, – улыбаясь, сказал Дмитрий Иванович. – Даже Антон не знает.

– Иными словами, ваши родственники формально имеют мотив для совершения покушения? – подытожила я.

– Еще как имеют, – поддакнул старик.

– Поскольку я слабо разбираюсь в антиквариате, поясните мне, Дмитрий Иванович, насколько сильна среди вас, коллекционеров, конкуренция, – попросила я его. – Мог ли кто-нибудь из ваших коллег нанять снайпера?

– Могли. Они могли, уверяю вас, – согласился Дмитрий Иванович. – Все антиквары как пауки, сидят по своим норам, собирая в сети все, что попадется. А сведи двух вместе – обязательно один другого сожрет.

– И много ли у вас конкурентов в нашем городе? – спросила я.

– Если отбросить мелкоту, то серьезных конкурентов у меня четыре человека. Павел Иванович Салов – мы вместе с ним работали в КГБ, редкий мерзавец и стукач. Его бы я выделил из остальных, как основного подозреваемого. Одно время мы даже находились в приятельских отношениях, но потом повздорили, и теперь он меня ненавидит лютой ненавистью. Второй – Тагир Илюмжинов, тупая скотина. Водит дружбу с бандитами, и, думаю, до добра его это не доведет. Или попадется на контрабанде и сбыте краденого, или его порешат его же дружки. В нашем деле лучше подальше держаться от криминалитета, для Тагира это правило – пустой звук. Еще Георгий Литвин, директор школы искусств. Его я не очень хорошо знаю, однако он несколько раз перебегал мне дорожку.

Ну я ему за это потом немного подгадил. Он очень хотел купить у меня одну вещь для своей коллекции, а я продал ему подделку. Разобрался он не сразу, а когда разобрался – принялся угрожать. Посылал каких- то темных личностей мне под двери. Может, за прошедший год успокоился, смирился. Если же нет, то можно смело включать его в перечень организаторов покушения.

Богдан Игнатьевич Голованов – ему лет под девяносто, без сомнения, совсем выжил из ума. Обвиняет меня, что я у него украл якобы какую-то статуэтку. Допускаю, что старческий маразм мог довести его до