останется.
«А говорила, денег нет», – подумала я, улыбаясь, и, осторожно попробовав чай, поинтересовалась, чем его заваривали. По вкусу он напоминал травяной отвар.
– Ну немножко зверобоя добавила, немножко смородинового листа, мяты, что в огороде насобирала, – охотно начала рассказывать старуха. – Глаза-то не видят. Я потом соседке показывала, что насобирала. Она откинула белену и чистотел. Они-то ядовитые.
– А ваша соседка хорошо травки проверила? – спросила я, поперхнувшись «чаем».
– Половину точно посмотрела, а потом у нее хряк в огород вырвался, я и ушла, – спокойно призналась старуха. – Может, хлебушка к чаю дать?
– Нет, спасибо за чай, за гостеприимство, – вскочила я из-за стола. В голове промелькнула мысль, что надо уходить, пока еще жива.
– Ну что же вы так, даже и чаю не попили, как следует, – укорила меня старуха. С кряхтением она поднялась, чтобы проводить меня.
– Работы полно, – оправдывалась я, пробираясь к калитке.
Оказавшись в своем «Фольксвагене» на шоссе, ведущем в город, я свободно вздохнула. Теперь с чистой совестью можно было отдать икону в музей, что я и сделала на следующий день. Передала я икону от имени Кострюка. Пускай старик порадуется в тюрьме в своей VIP-камере, узнав из газет о собственной беспримерной щедрости, подумала я. Мне-то слава ни к чему.
