– А если поподробнее?

– Зачем тебе это? – удивилась Наталья.

– Пригодится. А почему бы Питеру не обратиться за помощью к своим мафиозным друзьям? Ах да, он не может, они сами рады сожрать его...

Китаец еще много интересного узнал об Эвансе, мафии и мэрии. Когда пришло время расставаться, Наталья, утомленная и немного встревоженная, повисла у Китайца на шее.

– Останься еще на пару часов.

– Я должен завтра быть в форме, – решительно отверг он ее просьбу.

Прощание получилось несколько скомканным. Слишком быстрым, по мнению Натальи, слишком эмоциональным – по мнению Китайца. Сокращая время расставания, он хотел одним прыжком преодолеть оцепенелое пространство своей завороженности телом Натальи, таким гибким и податливым, ее бледной прозрачной кожей, собственной страстью и той сладкой расслабленностью, которую приносит удовлетворение. Если он и бредил на пороге ее роскошной квартиры, то – завтрашним днем.

Когда охранник отпер ему входную дверь, он со всей остротой человека, установившего со временем свои особые отношения, почувствовал, что его новая любовница осталась далеко позади, на вечнозеленом острове уплывающей в небытие ночи. И если завтра он встретится с ней или позвонит, то это будет уже другая женщина, с которой ему придется сличать образ сегодняшней Натальи. Он найдет, что у этих двух женщин одни и те же глаза, руки, волосы. Но это ничего не даст. Потому что в нем уже поселилось тоскливое чувство утраты, мучительное сознание необратимой потери именно этой Натальи, подобно аромату духов, овеянной волшебством навсегда ускользнувших минут.

Женщины думали, что в его жилах течет яд непостоянства, а на самом деле это был яд времени, которое никогда ничего не возвращает...

Единственный рейс из Москвы должен был прибыть в Тарасов в десять утра. Китаец поднялся в восемь, сделал несколько специальных упражнений и, прихватив халат, отправился в ванную. Он принял контрастный душ, что окончательно взбодрило его, побрился и, надев халат, пошел на кухню. Вынул из холодильника пакет молока, поставил на стол. Небольшой медный котелок, в котором он варил себе по утрам какао, стоял здесь же на столе. Стенки котелка были покрыты толстым слоем засохших пенок, которые постепенно, день за днем, нарастая, уменьшали его объем. Когда слой пенок становился таким, что в котелок переставала помещаться чашка какао, Китаец мыл его. Это случалось несколько раз в год, а в остальное время, налив себе чашку горячего напитка, Танин просто оставлял котелок на столе до следующего утра.

Китаец положил на дно котелка ложку сахара, добавил порошка какао и, перемешав все, плеснул молока из пакета. Он поставил котелок на плиту и закурил. Когда сигарета догорела почти до конца, в котелке стала подниматься коричневая пена. Он выключил огонь, налил в чашку горячий ароматный напиток и принялся не торопясь, небольшии глотками, пить его. С завтраком было покончено.

Он оделся и вышел на улицу. Ночью шел снег, и двор был покрыт тонким слоем белого пуха. Стоял легкий морозец, и Китаец бодро зашагал по улице, которую дворник уже успел очистить от снега.

Когда он подошел к своей конторе, было почти девять. Джип стоял под окнами. Разблокировав дверки электронным ключом, Китаец открыл заднюю, достал веник и стал очищать машину от снега. Закончив с этой работой, он отпер входную дверь офиса, отключил сигнализацию и, пройдя к себе в кабинет, сел за стол перед телефоном, который не подавал признаков жизни.

Выпив чашку кофе и выкурив пару сигарет, Китаец отправился в аэропорт.

Он оставил машину на стоянке, где было несколько автомобилей, и, взглянув на часы, направился к зданию аэровокзала. В зале ожидания, совмещенном с кассовым залом, народу было немного: в основном это были мужчины. Танин поднялся на второй этаж, где располагался бар, взял чашку кофе и сел за столик. В противоположном углу бара сидели два здоровых парня – это были его знакомые, которые прошлой ночью сидели рядом с ним на заднем сиденье «Тойоты». Они тоже заметили его, и Малыш, склонившись к приятелю, что-то шептал ему на ухо. Бубльгум, косясь на Китайца, кивал в ответ.

«Тоже встречают Эванса, – подумал Китаец и достал сигарету. – Это можно было предположить».

Ситуация осложнялась. «Если их только двое, еще куда ни шло, – размышлял Китаец, следя за бандитами. – А если больше? Будет непросто опередить их и добраться до американца первым. Конечно, стрелять они здесь не будут – побоятся. Даже таких, яйцеголовых, природа одарила инстинктом самосохранения. Они смелые, лишь когда на сто процентов уверены в своем превосходстве».

Китаец решил не строить пока никаких планов, но на всякий случай держал этих здоровяков в поле зрения.

Объявили прибытие рейса из Москвы. Парочка поднялась из-за стола и направилась вниз. Китаец не двигался с места: его наблюдательный пункт позволял ему видеть первый этаж. Сквозь стеклянные стены была видна аллея, ведущая к накопителю, где пассажиры получали багаж.

«А ведь Эванс, если он не дурак, конечно, должен предполагать, что его могут встречать. – Танин видел, как парочка вышла в аллею и направилась к накопителю. – Интересно, бумаги у него с собой? Это было бы небезопасно для него. А что, если он не успел их спрятать до отъезда? Вполне мог оставить их в Москве. Хотя нет, скорее всего, они нужны ему здесь. У Аллы их не оказалось. Было ли у него время до отъезда, чтобы спрятать бумаги?»

Китаец бросил окурок и, спустившись вниз, вышел на аллею. Где-то там у накопителя, среди встречающих маячили две коротко стриженных головы. Он дошел до середины аллеи и свернул в небольшой парк, примыкавший к решетчатому забору, ограждавшему летное поле. Дойдя до забора, сквозь прутья решетки он увидел пассажиров с прибывшего рейса, пешком идущих по взлетному полю. Он без труда взобрался на забор и, мягко спрыгнув с другой стороны, уверенным шагом направился к накопителю.

Первой подошла стюардесса в темно-синем форменном пальто и, отперев дверь, остановилась рядом с ней, наблюдая за пассажирами. Китаец тоже напряженно всматривался в их лица, стоя неподалеку от нее, но никого даже отдаленно напоминающего Питера Эванса среди них не было. Вот приблизилась последняя группа из трех человек, и стюардесса вошла следом за ней.

– Подождите, – Китаец шагнул к двери, которая чуть было не закрылась перед ним, – это все пассажиры?

– Мужчина, – стюардесса строго посмотрела на него, – здесь нельзя находиться. Как вы сюда попали?

– Встречаю приятеля, – он виновато улыбнулся и достал из кармана фотографию Эванса. – Он был в самолете?

Смягчившись, стюардесса взглянула на снимок.

– Нет, – она мотнула головой, – его я не видела.

– Посмотрите хорошенько, – настаивал Китаец, – Питер Эванс, он мне звонил, сказал, что вылетает.

– У меня профессиональная память на лица, – снисходительно ответила стюардесса.

– Спасибо. – Танин спрятал фотографию в карман и направился к выходу.

Малыш и Бубльгум стояли с другой стороны накопителя и, увидев Китайца, ошарашенно уставились на него.

– Похоже, ваш приятель надул нас всех, – с издевательской улыбочкой сказал он, проходя мимо них.

Пройдя через здание аэровокзала, он вышел к стоянке и сел в машину. Сунул в угол рта сигарету. Сквозь тонированные стекла машины он видел, как Бубльгум и Малыш, оживленно жестикулируя, тоже направляются к стоянке. Они подошли к черному джипу «Мерседесу», похожему своими угловатыми формами на гроб. Бубльгум вытащил из кармана куртки мобильник и, раскрыв его, приложил к уху. Китайцу показалось, что он слышит фальцет толстяка, хотя его «Массо» и «Мерседес» разделяло не менее двадцати метров. Разговаривая по телефону, Бубльгум все время поглядывал в сторону джипа, в котором сидел Китаец. За темными стеклами он, конечно, не мог видеть владельца, но Танин не сомневался, что толстяку известно, что он внутри. Опустив сотовый в карман, Бубльгум со слоновьей грацией двинулся к «Массо». Он приблизился вплотную и постучал в окно костяшками пальцев. Китаец нажал кнопку, расположенную на