время остановиться и удостовериться, что это так... Но это была лишь мгновенная слабость.
Только через восемь-десять минут священник, тяжело отдуваясь, выбежал на огромный, заваленный строительным мусором пустырь у самой Студенки и остановился. Осторожно перевернул баллон, установил его горловиной вниз и наклонился. Да, это определенно был взрыватель. Раньше отец Василий таких не видел, но с тех пор многое изменилось.
Само взрывное устройство было прилеплено прямо к границе «башмака» и стенки баллона, аккурат напротив сварного шва. Отец Василий огляделся по сторонам: расстояние приличное. И тогда он сделал то, что ни в какой другой день сделать бы не решился: ухватил пальцами пластичную массу, с усилием оторвал и отбросил в сторону, в кучу ржавой арматуры.
Время словно замедлилось, а чувства обострились и достигли совершенно непостижимых значений. Отец Василий смотрел на этот маленький кусочек смерти и чувствовал, как высоко над его головой несутся пушистые белые облака, а там, далеко, на том берегу Волги, весело переговариваются рыбаки. Но ничего не произошло. Священник тряхнул головой и рухнул на брошенную кем-то много лет назад сваю. Его тошнило.
Он просидел так, наверное, с четверть часа, не имея сил ни подняться, ни вообще что-нибудь предпринять. И тогда маленький белый кусочек прямо перед ним зашипел и выпустил маленькое облачко почти бесцветного газа. Священник смотрел как зачарованный. Взрыватель сработал, и теперь пластиковая масса на глазах набирала температуру и через пару секунд сияла ослепительным фиолетовым светом, а еще секунд через шесть-восемь еще раз пыхнула газовым облачком и погасла.
Священник встал и подошел ближе. Он не верил своим глазам: на снегу ничего не было – вообще ничего! И только ржавая арматура прямо под этим местом проплавилась насквозь и теперь медленно остывала: сначала от белого цвета к желтому, а затем от желтого к малиновому, пока не потемнела и не стала сизой, как крыло голубя. Находись это устройство по-прежнему на баллоне, стенка прогорела бы в доли секунды и тогда произошел бы взрыв – обычный взрыв обычного бракованного баллона. И ни одна экспертиза не сочла бы это чем-то иным!
Отец Василий с минуту постоял над своей несостоявшейся смертью, а потом закинул баллон на плечо и медленно, с огромным наслаждением вдыхая морозный воздух, вразвалочку побрел назад.
В тот же день, сразу после повечерия, в нижнем храме собрались три человека, которых весь этот кошмар касался более всего: отец Василий, диакон Алексий и Ольга. Электричества в храм все еще не дали, и они сидели при слабом свете купленной в хозмаге стеариновой свечи.
– Что скажешь, Алексий? – повернулся к диакону отец Василий.
– Скажу, что с сектантами надо кончать. Мы не можем охранять храм круглосуточно...
– Ты думаешь, это они? – на всякий случай спросил священник.
– А кто? – обиженно отозвался диакон.
– А ты что думаешь? – повернулся отец Василий к попадье.
– Пока их не было, никто в храме божием не хулиганил... – покачала головой Ольга. – А теперь еще и все эти драки... Вон Костика как изуродовали – страх! И Вера после ихних сеансов прихворала – даже в больницу попала...
– И как же нам быть? – спросил своих самых надежных союзников отец Василий.
– Это вы нам скажите, батюшка, – нервно сглотнул диакон.
Священник задумался. Для него было совершенно очевидно: костолицый не отступится. Он обязательно доведет до конца то, что задумал сделать в нижнем храме – что бы это ни было: сатанинский обряд или просто «интеллектуальное хулиганство», как назвал меловые пентаграммы отец Михаил из патриархии. И еще: он изведет православного священника – возможности у костолицего, судя по хитроумному взрывному устройству на газовом баллоне, ого-го!
– Костолицего надо обмануть, – вслух подумал он.
– Кого-кого? – спросил диакон, ни разу не слышавший это обозначение главного сектанта. – А-а... Долговязого?!
Отец Василий кивнул и вдруг понял, что именно следует сделать: вразумил господь!
– Ты здесь без меня с недельку-другую управишься? – напряженно посмотрел он диакону в глаза.
– Ну... если надо... – нерешительно пожал плечами Алексий.
– А куда вы решили уехать? – испугалась Ольга.
– Я только сделаю вид, что уехал, – повернулся к жене священник. – Все должны подумать, что я испугался и решил переждать время в другом месте.
– А на самом деле? – озадаченно уставился на отца Василия диакон.
– Буду сидеть здесь, в нижнем храме, и ждать, – жестко сказал священник. – Он обязательно придет. Не может не прийти! Просто нужно убедить его, что меня в городе нет.
– А как мы это сделаем?
– Вот это мы сейчас и обсудим.
– А это не опасно? – прекрасными и одновременно тревожными глазами посмотрела на своего благоверного Олюшка...
Они готовились к этой операции больше суток.
Сначала диакон трепанул в хозмаге и на рынке, что вот, мол, беда, придется ему одному по хозяйству управляться... Затем Олюшка пожаловалась на свою горькую долю в женской компании, и, наконец, сам отец Василий предупредил гардеробщицу в районной больнице, что некоторое время не сможет навещать своих прихожанок, и, лично съездив на автовокзал, купил билет до областного центра... Этого было более чем достаточно.
На следующий день, ранним утром, священник, настороженно оглядываясь по сторонам, вышел с чемоданом в руках из храмовой бухгалтерии, сел в вызванное через диспетчера такси, доехал до автовокзала, как можно быстрее и испуганнее юркнул в автобус и... покинул Усть-Кудеяр. И никто не ведал, что в областном центре его уже ждал на своем «зилке» Толян, рискнувший ради этой операции выехать на трассу без изъятых гаишниками водительских прав.
Конечно, ехать обратно пришлось без комфорта – в кузове, под несколькими слоями беспорядочно свернутого брезента. Но выбора не было: в кабину мог заглянуть кто угодно. А потом, дождавшись, когда на город ляжет ночь, все тот же Толян остановил свой «зилок» во дворе у свояченицы, в двух кварталах от храма, и священник, крадучись, вдоль гаражей и сараев вернулся в пределы храмовой ограды и темной бесплотной тенью шмыгнул в дверь нижнего храма. Здесь он и собирался круглыми сутками караулить костолицего: в том, что сектант непременно придет, сомневаться не приходилось.
Первая ночь прошла без приключений. Отец Василий улегся на раскладушку прямо за занавешенными плотным полупрозрачным полиэтиленом строительными лесами, установленными для того, чтобы штукатурить ободранные злоумышленником храмовые стены. С тех пор эти леса так и стояли в углу храма и теперь очень пригодились.
А поутру отец Василий привычно поднялся в половине пятого, помолился, сделал энергичную зарядку, сложил раскладушку и уселся читать единственную уцелевшую после пожара книгу – «Война и мир». По его расчетам, этого гигантского литературного труда отлученного от церкви писателя должно было хватить дня на четыре.
Крещаемых не было, а потому в храме было тихо и темно. Хотя ввиду отсутствия батюшки обряд в крайнем случае, мог совершить и диакон, устькудеярцы все же предпочитали крестить своих чад у священника. Отец Василий усердно читал, а затем откладывал книгу в сторону и делал небольшую разминку – большое сильное тело требовало нагрузки. Потом кушал загодя приготовленные консервы и хлеб, запивал чистой артезианской водой и снова читал. Ни Ольга, ни диакон не тревожили его, чтобы не дать повода злоумышленникам заподозрить, что отец Василий никуда не уехал...
Наступил вечер. Солнце скрылось, и читать стало невозможно. И отец Василий снова улегся на раскладушку, предаваясь мечтам, а чаще своим невеселым, навязчивым мыслям. Он вспоминал своего духовного отца старца Григория и все более приходил к убеждению, что отклонился от начатого несколько лет назад пути и погряз в мирской суете и политических дрязгах. А как еще иначе назвать его странную