скорость.

По обеим сторонам от дороги тянулись пожухло-пыльные заросли бурьяна. Где-то неподалеку дребезжал трамвай. Поверх бурьяновых джунглей глаз Китайца ловил убегающие назад черные козырьки остановок.

Вскоре трасса поравнялась с трамвайной линией, а железнодорожное полотно, наоборот, спряталось в бурьян. Через двадцать минут езды Китаец увидел вышеозначенную платформу.

У водозаборной колонки он повернул налево и остановил джип возле дома под номером двадцать четыре. Дом как дом – ничего особенного. Деревянные стены, крытая позеленевшим в некоторых местах шифером крыша, четыре подслеповатых окна на фасаде, облупленная краска. Перед домом абрикосовое дерево, усыпанное слегка пожелтевшими плодами. В этом году будет неплохой урожай.

Открыв калитку, Китаец прошел по выложенной битым красным кирпичом дорожке к двери и тихонько постучал. Было такое впечатление, что дом давно никто не посещал, хотя признаки присутствия человека были налицо. На колья, к которым были подвязаны кусты помидор, надеты стеклянные банки для просушки: рядом с дверью стояли мотыга и пустое оцинкованное ведро.

Не дождавшись ответа, Китаец постучал еще, на этот раз громче. Снова тишина, только у соседнего дома зазвенела цепью и залаяла собака. «Спит она, что ли?» Танин взялся за старую, прибитую ржавыми гвоздями ручку и толкнул дверь. Она со скрипом отворилась. Из сеней пахнуло чем-то кисловатым и давно забытым. Танин никогда не жил в деревне, если не считать нескольких лет младенчества, которые он провел со своей матерью в ветхой хижине в Китае. Только там был совершенно другой запах, хотя и похожий чем-то на этот. Там, в доме матери, пахло жареной рыбой, вареным рисом и какими-то специями, названия которых он или не знал, или забыл. Тут же пахло самодельным квасом, щами, кажется, еще мышами или собакой. Но собаки в доме явно не было, а если была, то она была либо глухой, либо немой, потому что нормальная собака, живущая в доме с участком, должна была, по представлению Китайца, подавать голос, когда появлялся чужой.

«Разберемся». Китаец шагнул в полумрак сеней, куда свет попадал только через раскрытую дверь и небольшое запыленное оконце в верхнем углу стены. Прямо по ходу была еще одна дверь, ведущая в кладовку. Рядом с ней стоял холодильник. На нем громоздилось несколько больших клеток. Теперь он понял, откуда исходил этот подозрительный запах: пол клеток был засыпан толстым слоем птичьего помета. Птиц давно уже не было, а запах остался.

Открыв дверь, ведущую в дом, Китаец остановился на пороге. В дальнем углу просторной комнаты на сиреневом диване сидела Юлия. Она поджала под себя ноги и во все глаза смотрела на появившегося Танина. Он тут же понял, что влип. Рука инстинктивно потянулась к кобуре, но сзади в спину ему ткнулось что-то твердое.

– Не шевелись, убью! – услышал он простуженный голос.

Шальная мысль: где в такую жару можно простудиться? – шевельнулась в его мозгу. Он медленно опустил руку и застыл. Из-за печки, занимавшей передний угол, с кривой ухмылкой на губах вышел Таксист.

– А-а, красавчик, – ехидно протянул он и обернулся к Юле, – я же говорил, что он придет.

– Они меня заставили, – чуть слышно прошептала она, стараясь не глядеть Китайцу в глаза.

– Заткнись, – рявкнул на нее Таксист, – тебе слова не давали.

Откуда-то в комнате появились еще двое плечистых парней, один из которых быстро подошел к Китайцу и, сноровисто обыскав его, вынул из кобуры пистолет. Протянув пистолет Таксисту, он встал справа от входа, другой занял место слева.

– Что же ты стоишь? – с наигранным удивлением спросил Таксист. – Проходи, гостем будешь. Мы тебя давно уже ждем.

– Ну, раз ты настаиваешь... – Китаец сделал вид, что собирается шагнуть в комнату.

Он и на самом деле сделал небольшой шаг вперед. После чего быстро оглянулся и задней стороной пятки ударил стоявшего сзади парня промеж ног. Пока тот сгибался, хватая ртом воздух и издавая что-то вроде «ы-е-у-ы-х», Китаец выхватил из его ослабевшей руки пистолет и, толкнув парня в сторону, бросился к выходу.

В дверном проеме стоял еще один парень, держа в руках автомат Калашникова. Те двое, что расположились по краям двери, кинулись следом за Таниным.

Он с силой толкнул дверь, которая ударила парня, стоявшего в дверях, прямо в лоб. Покачнувшись, он стал заваливаться вперед, загородив Китайцу путь к отступлению. Двое бежавших из комнаты навалились на Китайца сзади и повисли у него на руках. Один из них, заломив Танину руку, в которой тот держал пистолет, обхватил его за шею и принялся душить. Танин уже почти осел на пол, но в последнюю секунду изловчился и боковой стороной головы ударил правого нападавшего в нос. Кровь брызнула Китайцу на плечо, но он не замечал этого. Освободив левую руку, он схватил второго парня за локоть, которым тот давил ему на шею, и перекинул его через себя. Падая, он постарался как следует прижать его к полу. И хотя сражение происходило в очень стесненных условиях, это ему удалось. Он услышал, как у парня в груди что- то хрустнуло, и хватка его ослабла.

Перекувыркнувшись через голову назад, Китаец вскочил на ноги. Кто-то ударил его по голове чем-то тяжелым, перед глазами поплыли радужные круги, и он едва не упал. Сжимая в руке пистолет, Танин сделал несколько шагов вперед и снова очутился в комнате. Подняв оружие, он направил его на Таксиста. Но тот только усмехался, глядя на него. Одной рукой он прижимал к себе безвольную Юлю, к виску которой прислонил «пээм» Китайца.

– Стреляй, что же ты, сыщик? – ухмыльнулся он. – Или боишься промазать?

Китаец заметил, как нервно подрагивает щека Таксиста, как дрожит его рука, сжимающая оружие, и расширенные от ужаса глаза Юли. Это было последнее, что отпечаталось в мозгу Танина, да и то как-то нечетко, словно в тумане. Град ударов, обрушившихся на него сзади, по спине, шее, затылку, смазал и это слабое изображение. Он попытался прицелиться в Таксиста, но рука, державшая оружие, не слушалась его. Глаза застлала сплошная непроницаемая пелена, и он потерял сознание.

Очнувшись, Китаец понял, что помещение, где он сейчас находился, ему знакомо. Через огромное стекло он увидел, как предзакатное солнце золотит листву деревьев.

Китаец с усилием скосил глаза в сторону. Это усилие отдалось в его воспаленном мозгу ноющей болью и громкой пульсацией крови в висках. Он остановил взгляд и опустил веки. Немного отдохнув, снова открыл глаза. Его взгляд уперся в маленький круглый столик, уставленный бутылками с красочными этикетками. На соседнем столике сверкали хрустальные стаканы и ведерко со льдом. «А, черт, – вспомнил Китаец, – это же дача Таксиста». Столик с бутылками был именно тем столиком, где он закрепил одну из закладок.

Сидеть было не очень удобно, и Китаец попробовал изменить положение, но не тут-то было. Оказалось, что он основательно прикручен к металлическому стулу крепким капроновым шнуром. Обе ноги были привязаны к передним ножкам, руки связаны за спинкой, и вдобавок торс тоже был прикручен к спинке стула. Кто-то основательно над ним поработал.

Танин начал напрягать одну за другой все мышцы тела, чтобы определить, нет ли у него переломов. Когда он закончил эту нелегкую в данной ситуации процедуру, он, по крайней мере, знал, что сможет двигаться при условии, конечно, если ему удастся развязаться.

Танин осторожно повернул голову в другую сторону и встретился взглядом с крутолобым охранником в трусах и майке. Тот самый, как понял Китаец, который заходил на кухню за очередной порцией джин-тоника. Охранник развалился на диване, положив лодыжку одной ноги на колено другой. Рядом с ним валялся «узи».

– О, очухался! – с едкой насмешкой произнес он, встретившись взглядом с Китайцем. – Мы уж думали, что ты копыта откинул. Живучий! Как ты, ничего?

Китаец молча смотрел на него, даже не сделав попытки ответить.

– Ничего, – улыбнулся крутолобый, – недолго уж тебе осталось... – Он поднялся и, прихватив с собой пистолет-автомат, направился к выходу, гнусаво напевая себе под нос: «Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах...»

Оставшись один, Китаец попытался трезво оценить ситуацию. Его не убили, а отвезли на дачу Таксиста.