Супружество Мурасаки оказалось недолгим. Весной 1001 г. на 49-м году жизни Нобутака скончался. Кончина мужа была тяжелым ударом для Мурасаки. Дом ее опустел, замолкшее кото покрылось толстым слоем пыли. «Два больших шкафа были до отказа набиты разнообразными книгами. В одном лежали собрания песен и свитки с повестями, которые давно уже превратились в чудовищные гнезда для расползшихся повсюду червей. Отвратительное зрелище! Наверное, поэтому никто даже и не пытался открыть этот шкаф.
В другом были тщательно уложены китайские книги. С тех пор как их хозяина не стало, почти никто к ним не прикасался. Когда слишком тягостной становилась тоска, я вынимала эти книги – одну, другую – и читала их…»
У нее завязалась переписка с детьми умершего мужа:
«Дочь ушедшего, найдя как-то строки, начертанные ее отцом, мне о том написала…
Та же самая особа, восхищенная прелестью вишни, растущей у заброшенного дома, сорвала как-то ветку и прислала мне, и я ответила:
Я вспомнила, что при жизни покойный часто говорил: «Печали никогда не иссякают».
В самом конце 1001 г. умерла бывшая императрица Сэнси (мать императора Итидзё), и столица облачилась в траур.
«Дама, уже с прошлого года носившая траурное платье (сама Мурасаки. –
И ответила:
В течение нескольких лет Мурасаки жила одиноко в своем доме у Столичного предела. Вскоре после смерти Нобутака появился какой-то человек, искавший союза с ней, скорее всего наместник одной из западных провинций, но, судя по всему, Мурасаки его отвергла.
«Человек, тщетно стучавший в ворота и принужденный уйти ни с чем, на следующее утро попенял мне:
Я же ответила:
Примерно в то же время заболела ее дочь Кэнси, и это рождало в душе новые тревоги…
«Женщина, у которой внезапно заболело дитя, печалилась о непостоянстве мира и, как-то глядя на дам, молившихся возле вазы с черным бамбуком, произнесла:
Между тем после волнений, связанных со стихийными бедствиями и эпидемиями 1001–1002 гг., в столице наступило относительное затишье. Фудзивара Митинага, влияние которого усиливалось с каждым годом, снова приблизил ко двору ученых, во дворце часто устраивались поэтические вечера, в которых принимал участие и Тамэтоки. Нобунори в 1004 г. получил должность младшего писаря (конайки), и в семье наступило относительное благополучие.
Только Мурасаки тосковала по-прежнему, размышляя о том, сколь все непостоянно и шатко в этом мире:
«Как-то раз, вспоминая о том, как горько сетовала поначалу на свои неудачи и как потом, смирившись, обрела душевный покой, я сложила:
А вот еще:
Примерно через пять лет после смерти Нобутака, в конце 1005 г., Мурасаки поступила на службу во дворец, став придворной дамой императрицы Сёси.
В императорском дворце и в домах высшей знати обычно прислуживали дамы, принадлежавшие к средним слоям аристократии. Их называли нёбо. Живя тут же, в доме своей госпожи, в комнатах, отделенных перегородками или занавесями от главных покоев, дамы-нёбо помогали госпоже коротать часы досуга, выполняли ее поручения, принимали гостей, отвечали на письма, воспитывали детей. Каждая из них имела своих собственных прислужниц, не допускавшихся к госпоже.
Стараясь усилить влияние Сёси, которая в 1000 г. стала императрицей-супругой, Митинага собрал в ее покоях все самое лучшее – от утвари до прислуживающих дам, тем более что на первых порах Сёси имела рядом с собой довольно серьезную соперницу – отставленную императрицу Тэйси (скончавшуюся в конце 1000 г.), в свите которой было немало прославленных поэтесс, не говоря уже об авторе появившихся в том же, 1000 г. «Записок у изголовья» Сэй Сёнагон. Митинага позаботился, чтобы у его дочери было не менее блестящее окружение.
Одновременно с Мурасаки в услужение к Сёси поступили Идзуми Сикибу, Акадзомэ Эмон и другие прославленные поэтессы. Большое значение Митинага придавал поэтическим турнирам (которых с 1002 по 1006 г. было проведено более 20). Во дворце часто устраивались торжественные молебствия, чтения сутр, проводились музыкальные вечера, лучшие каллиграфы столицы переписывали для императрицы поэтические антологии.
Отца Мурасаки Митинага знал давно, ценил как ученого и поэта и часто приглашал во дворец. Может быть, прослышав о том, сколь хорошо знакома дочь Тамэтоки с китайской классикой, он рассчитывал, что
