беспорядках был повинен лично отец Василий, в миру Михаил Иванович Шатунов. Священник читал отпечатанные на лазерном принтере с цветными тиснеными штемпелями внизу «телеги» и ужасался – он вполне отдавал себе отчет, какова будет реакция патриархии, если вся эта грязь дойдет до суда.

– Ну-с, Михаил Иванович, – назвал его мирским именем Медведев. – Что скажете?

– Насколько мне известно, «Круиз» действительно не выполняет обещанное. По крайней мере за последние восемь месяцев никто в Испанию не уехал, а денежки взяты, – повторил он то, что когда-то слышал от главврача Кости.

– Это не имеет никакого отношения к существу жалобы, – покачал головой Медведев. – Если у кого-то есть претензии к фирме, милости просим в суд, у нас демократия... но они же стекла бьют!

– Я никого к этому не подстрекал, – ненавидя себя за то, что это говорит, выдавил отец Василий.

– Верю, – кивнул Медведев. – Но жалоба от этого в воздухе не растает, да и, как они тут пишут, – он взял очки и поднес их к глазам, – а, вот оно: «...готовы подать в суд...» Как вам это нравится?

– Никак, – честно признал священник.

– То-то и оно, – строго сказал Медведев. – Знаете, батюшка, мы с православной церковью стараемся сотрудничать. Да и патриарх ваш тоже, по всему видно, человек с понятием, но две-три таких бумаги могут очень многое в наших отношениях перечеркнуть. Как вы сами, надеюсь, понимаете, не по нашей вине.

Отец Василий снова почувствовал, как застучала в висках кровь.

– А по чьей?! – жестко перешел в наступление он. – По чьей вине занимается импортом проституток «Топ-модель»? По чьей вине сотни людей отдали деньги «Круизу» и не получили ничего, кроме обещаний? Только не надо делать вид, что вы ничего не понимаете!

– Хочу напомнить вам, что формально они ничего не нарушили, – обиделся Медведев. – Даже по налогам ни рубля долгов. Так что нечего на администрацию кивать! Мы свою работу делаем!

– Все правильно, – развел руками священник. – Главное, чтобы костюмчик сидел!

Они расстались, так ни до чего и не договорившись, совершенно измотанные напряженным, но, как оказалось, никчемным разговором. Отец Василий даже подумал, что во всем этом есть какая-то мистика, уж очень явно выпирало в последнее время желание властей с ним договориться, но по непонятным причинам это желание так и оставалось никем не реализованным. Хотя, если смотреть вглубь, не договориться они все хотят, нет... скорее уж приручить, под себя подмять. «Именно так: подмять!» – рассмеялся священник и сразу почувствовал, как ему полегчало от этого объяснения.

В этот день они с Ольгой решили домой не возвращаться. Газовики-то вентиль заменили достаточно быстро, но как они сразу предупредили, проветриваться дом будет долго – бутан вещь тяжелая, сразу из подвала не уйдет.

– Как это вас угораздило, батюшка, вентиль так изуродовать? – все допытывался бригадир.

– Не знаю, – качал головой священник. – Я бы мог на строителей подумать, но их в тот день не было. Не знаю я, кто это сделал, – и это была чистая правда.

Они с Ольгой постелили себе прямо в бухгалтерии. Нашли пару новых матрасов, отец Василий привез- таки из дома постельное белье, и сразу после вечерней службы они сели у смотрящего на запад окна, обнялись, да так и замерли.

– Давненько мы с тобой просто так не сидели, – вздохнул священник.

– Просто вы слишком давно домой так рано не возвращались, – печально отшутилась жена.

– Ты еще не жалеешь, что мы с тобой повстречались?

– Что вы, – замотала головой жена. – Я знаю, что другие живут проще, но я не встречала женщин счастливее себя.

Отец Василий крепко прижал ее к себе и подумал, что все дело в том, что она его просто любит, в том, что они... Зазвонил телефон, он неохотно приподнялся и взял трубку – в такой день, как сегодня, хороших новостей быть не могло.

– Здорово, поп! – раздался в трубке знакомый голос.

– Лось?! – Самые худшие предчувствия начали сбываться.

– Слушай меня, поп, – спокойно, немного развязно сказал бандит. – Дома лучше не ночуй.

– Это я уже понял, – усмехнулся священник, пытаясь понять, что это – угроза или... А что это может быть еще?

– И вообще, сваливать тебе надо, поп, и подальше.

– С чего бы это?

– Заказали тебя.

– Кто?! – Священник почувствовал моментально застывший в горле ком.

– Не знаю, – хмыкнул бандит. – Заказчики не представляются.

– А кому заказали? Тебе? – холодея, спросил священник.

– Если бы мне, тебя бы уже в живых не было. Это я так просто звоню – должок отдаю.

– Ну что ж, спасибо и на этом.

Похоже, Лось всерьез воспринял угрозу тогда, в коттедже, и оценил, что отец Василий не дал Коробейнику его придушить. А Санька хотел... ох как хотел!

– И это... поп, я точно не знаю, но братва говорит, ваш ментяра главный – Коваль – зуб на тебя имеет. Ты поосторожнее с этой сукой.

– Я постараюсь, – сглотнул ком священник.

– Ну, бывай.

– Бывай.

Отец Василий опустил трубку и застыл в неподвижности.

– Что случилось?! – затормошила жена. – Что произошло?!

– Ты родителей своих навестить не хочешь?

– Да что произошло, в конце концов?! – заплакала Ольга. – Вы мне объясните или нет?!

Отец Василий ничего объяснять не стал. Но наученная опытом последних месяцев Ольга и так видела, что дела плохи. Отплакавшись, она легла, и муж бережно укрыл ее отдающим то ли пропаном, то ли бутаном одеялом и, не раздеваясь, прилег рядом. Он обнял ее и вдруг подумал, что эта женщина – единственное, что по-настоящему крепко связывает его с жизнью, что он был бы готов предстать перед господом в любую секунду, если бы не тепло Олюшкиной души и если бы не новая жизнь, которую она вынашивает под своим любящим сердцем.

«Завтра же начну поститься, – решил он. – И завтра же отправлю ее к родителям». Отец Василий понимал, что отослать Ольгу к маме и папе в Зеленоград – задача не из легких, если только она сама этого не захочет, но он не мог рисковать ею. «Конечно, Лось прав. Мне и самому надо бы укрыться. Заказ – дело нешуточное, киллеры у нас условия контрактов, как правило, исполняют», – думал он и тут же себя одергивал – оставить прихожан священник уже не мог. Разумеется, подай он прошение о переводе, в патриархии пошли бы ему навстречу, особенно если рассказать о причинах этого внезапного и чрезвычайного решения, но разве он смог бы потом оправдаться перед собой? «Нет, никуда я отсюда не уеду, – с глухой тоской осознал он. – Никогда...»

Он еще долго лежал без сна, ощущая, как дышит рядом его Олюшка, и думал, думал и думал сразу обо всем. О словах иеромонаха Григория, о своей странной судьбе, о людях, которые должны были вскоре его убить. «Разве станет киллером человек, знающий, что такое счастье? – спрашивал он самого себя. – Разве может убить человек, хоть единожды испытавший настоящую любовь, хотя бы раз лежавший рядом с женщиной, вынашивающей его ребенка? Разве может родиться зло в душе, хотя бы раз ощутившей прикосновение божественной любви к себе, смертному. Но, главное, разве я, избравший этот путь, могу уклониться от исполнения господней воли – такой, какая она есть?»

Он очень плохо спал в эту ночь. Ему снились погибшие много лет назад боевые друзья Бош и Мулла, и он все спрашивал их о чем-то необычайно важном, и они отвечали, но ни что он спрашивал, ни что они ответили, отец Василий наутро не помнил. Он чувствовал себя так, словно в глаза ему сыпанули песка, и только к середине утренней службы священник вошел в свое обычное рабочее состояние и службу уже завершил как следует.