предупредительный жест рукой:

– Это он колеса дырявит, чтобы предотвратить возможное преследование.

После этого «пятерка» сорвалась с места и помчалась по улице.

– Стой, падла! – заорал Полунин. – Оставь ребенка!

Он рванулся с места и бросился бежать за «пятеркой».

– Вот так, Иваныч, – усмехнулся ему вслед оставшийся на месте Батурин. – А ты ему поверил. Я же говорил, мочить его надо...

И «пятерка», и бежавший за ней Полунин уже скрылись за поворотом, когда Николай все же решился отправиться следом за ними. К нему присоединились выбежавшие из дома Валерий и Ольга.

Они добежали уже до поворота, когда вдруг увидели идущего им навстречу Полунина. Владимир нес на руках плачущую девочку, обнимая ее левой, свободной от оружия рукой.

Полунин передал ее матери, в чьих руках она начала потихонечку успокаиваться.

– Он высадил ее здесь, за поворотом, – прокомментировал Владимир. – Видимо, до последней минуты боялся, что я открою по нему стрельбу.

Николай бросил на Полунина пристальный взгляд:

– Не жалеешь, что упустил его? Ищи теперь ветра в поле...

Полунин, убрав пистолет в карман, достал оттуда пачку сигарет и, прикурив, с тоской посмотрел в ту сторону дороги, куда только что умчалась машина киллера.

– Он уходит от меня во второй раз, – произнес Полунин, выпуская изо рта плотную струю дыма. – И удача к нему благосклонна. Но ничего, рано или поздно она от него отвернется.

Всей группой они вернулись в дом Лобникова. Валерий и Ольга отправились укладывать спать свою дочь.

Батурин же, едва зайдя на кухню, окликнул Полунина:

– Смотри, Иваныч. Эта гнида еще жива. Хотя, похоже, ему уже недолго осталось, – произнес Николай, кивнув на лежащего на полу в луже крови Гриню.

Полунин, наклонившись над киллером, спросил его:

– Ты помнишь меня?

Тот, разлепив запекшиеся губы, произнес:

– Да. Это ты ранил Музыканта, тогда у джипа, который мы раcстреляли.

– Кто вам заказал завалить Самбиста?

Гриня слабо покачал головой.

– С заказчиками договаривался Музыкант.

– Где я могу его найти?

Гриня едва заметно усмехнулся и ответил:

– Нигде. Он уехал.

– Куда? – спросил Полунин.

– Жить нормальной жизнью, – ответил Гриня.

Губы его растянулись в улыбке. Которая вскоре так и застыла на его лице. Взгляд глаз сделался неподвижным.

– Сдох, собака! Так ничего и не рассказал, – прокомментировал Николай. – Надо бы его, Иваныч, куда- нибудь в лес отвезти. Я сменю резину на «Ауди» и подгоню машину во двор.

Через десять минут труп Грини был завернут во взятый из чулана целлофан и помещен в «Ауди». Николай выехал со двора и двинулся в сторону ближайшего леса.

К сидящему в гостиной Полунину вышел из детской Лобников. Он молча вынул из бара бутылку джина и два стакана и, расставив их на низком столике, стоящем рядом с Полуниным, разлил джин по стаканам.

– Давайте выпьем, Владимир Иванович, – предложил Лобников, протягивая тому стакан.

– За что будем пить? – спросил Полунин.

– За то, что все так хорошо закончилось.

– Еще ничего не закончено, – усмехнулся Полунин. – Во всяком случае, для меня.

– Я имел в виду то, что моя семья осталась жива и невредима. Я только сегодня понял, как это для меня важно.

Он осушил стакан, сильно сморщившись при этом, и, дождавшись, когда Полунин выпьет свой джин, продолжил:

– Но сегодня я понял и другое. Я теперь знаю, как тяжело было вам полтора года назад, когда вы потеряли свою жену и были разлучены с сыном. И еще я вам благодарен за то, что вы все же не застрелили этого мерзавца, дав ему уйти, и тем самым спасли мою дочь.

– К чему ты все это говоришь? Я не нуждаюсь в твоей благодарности, – с хмурым видом грубовато ответил Полунин.

Но Лобникова это нисколько не задело.

– Я хочу сказать вам, – произнес он, тяжело вздохнув, – что я принял решение и дам показания против Сатарова на судебном процессе. Если, конечно, таковой состоится. Кроме этого, у меня есть еще папка с секретными документами, которые хранятся в депозитарии одного из городских банков. Я отдам вам эту папку вместе с теми документами, которые вы сегодня забрали.

– Ну что ж, спасибо, – пожав плечами, сказал Полунин. – Если вы вместе с Петровым выступите как свидетели, Сатарову уже не отвертеться. Потому что один свидетель – это очень мало. В свою очередь, могу гарантировать вам вашу безопасность и безопасность вашей семьи.

– Это мое единственное условие, – ответил Лобников.

Через полчаса к дому подъехал Николай. Он вошел в гостиную и, бросив на Полунина вопросительный взгляд, спросил:

– Ну, что будем делать дальше?

– Валерий едет с нами. Он собирается переговорить со следователями из московской бригады.

Николай криво усмехнулся и сказал:

– Ну тогда погнали. Не будем терять времени.

– Ты останешься здесь до приезда охраны, – приказал ему Полунин и, поднявшись, пошел к выходу.

Однако в этот момент в кармане Лобникова зазвонил сотовый телефон. Он поднес трубку к уху и через секунду изумленно протянул ее Полунину:

– Это вас... Сатаров...

Полунин медленно взял трубку.

– Здравствуй, Иваныч, – послышался знакомый голос Сатарова.

– Я тебя слушаю, Олег, – сухо ответил Полунин.

– Не ждал, что я тебе позвоню? – спросил Сатаров с иронией в голосе.

– Я жду от тебя любых пакостей, – ответил Владимир. – Так что давай, говори. Не тяни.

– Говорят, что ты собрал немало компромата против меня благодаря моим бывшим приятелям, Лобникову и Петрову, – заявил Сатаров.

– Все это так и есть, – твердо заявил Полунин. – Завтра я отдам прокурору из Москвы большую бомбу, которая, взорвавшись, похоронит тебя и твоих дружков.

– Вместе с твоим сыном, – прервал Полунина Сатаров. – Ты забыл об этом слабом звене твоей обороны?

Лицо Полунина побледнело, глаза сузились от ярости.

– Ты что же, урод, решил в нашем споре детей использовать? – хрипло вскричал он.

– У нас, Иваныч, не спор, а война на выживание, и я не хочу в ней проиграть. Не знаю, как ты это будешь делать, но мне нужны все эти документы в ближайшее время. Да, и захвати с собой Петрова и Лобникова, если сам не можешь с ними разобраться. Шустри, Иваныч. У тебя очень мало времени. Я жду тебя в своем особняке, на улице Глинской...

Когда Сатаров отключил связь, Полунин вернул Лобникову мобильник и, тяжело вздохнув, произнес:

– Эти козлы взялись за моего сына.