оплетали суровые нити ранней седины...
1апреля 1808 года Кульнев со своим отрядом после фланговых поисков снова круто повернул на север и двинулся в сторону Улеаборга.
У деревни Калайоки он с ходу сшибся со шведским арьергардом. На этот раз неприятель не поспешил, как обычно, к ретираде, а выказал немалое упорство.
— Не иначе как чуют шведы у себя за спиною крупные силы, — сказал после боя Кульнев разгоряченному атакой Давыдову. — Вишь, до штыков дело дошло. Держались примерно. В сем виде оружия русскому напору изо всех неприятелей, мною виденных, противостоять достойно могут разве лишь шведы.
Не давая противнику передышки, снова устремились вперед. Кульнев вел свой отряд с особою осторожностью.
Через три дня, обнаружив значительное скопление неприятельских войск у прибрежного селения Пихайоки, он решил, как и прежде, воспользоваться внезапностью и атаковать врага разом с двух сторон, потемну, за два часа до рассвета. Пехоту и артиллерию Кульнев двинул через лес большою дорогой, а два эскадрона гродненских гусар и две сотни казаков под командою лихого майора Силина пустил в обход по льду Ботнического залива.
Расчет целиком оправдал себя. Шведы, неожиданно пробужденные пальбою, гремящей с разных сторон, переполошились и сами выкатились под русскую картечь. Кульнев, на этот раз взяв начальство над стрелками и артиллерией, столь славно повел дело, что к рассвету занял неприятельский лагерь, захватив пушки, все огневые припасы и большое количество пленных. В беспорядке ушли из-под огня только ниландские драгуны, устремившиеся к берегу. Но там, на льду залива, их встретили казаки и гусары майора Силина.
Кульнев, кликнув за собою Давыдова, погнал своего тяжелого коня туда, чтобы увидеть полное завершение дела.
Когда они вымахнули на пологий, густо усеянный припорошенными снегом валунами берег, то на льду горячая кавалерийская схватка уже была решена. В яростной атаке гусары и казаки опрокинули ниландских драгун. Лишь в одном месте неподалеку шведы еще отбивались, круто зажатые в сабельное кольцо.
Яков Петрович, не раздумывая, кинулся в гущу сражающихся и остановил сечу. Перед ним почтительно склонил голову довольно молодой еще генерал, раненный, должно быть, пикою в шею — кровь залила его воротник с кружевным жабо и богато шитый, видный из-под распахнутой шинели мундир. Рядом с ним были еще несколько высших офицеров.
Так пленен был генерал Левенгельм, личный королевский адъютант, только недавно прибывший из Стокгольма для исправления должности начальника главного штаба шведской армии. А при нем почти весь его штаб — адъютанты и колонновожатые...
Отправив столь знатный трофей с конвойными казаками к генералу Раевскому, уже выступившему на помощь своему авангарду из Вазы, Кульнев, стремясь воспользоваться как можно полнее своею победою и растерянностью пораженного неприятеля, не дав роздыха отряду, повел его на преследование спешно отходившего врага.
— Сие нужно для укрепления русского духа и для урона шведского. В глазах бегущего противника наши силы будут множиться с каждою верстою.
Преследование проходило спокойно. Лишь впереди идущие аванпостные казаки постреливали для острастки. А бережливые обозники, бодро переговариваясь, собирали брошенную на дороге добротную шведскую амуницию.
Кульнев был доволен удачно проведенным делом, острил, смеялся, то, пришпорив коня, куда-то скакал, то возвращался к Давыдову.
— Что это ты вроде, Денис Васильич, в хмурости какой-то. Об чем задумался?
— Сюрприз тебе готовлю, Яков Петрович, — хитровато прищурился Давыдов.
— Да ну? Это какой же?
— «Торжественную оду по случаю разгрому Левенгельма усатым героем Кульневым одна тысяча восемьсот восьмого года, месяца апреля, 3-го дня...» — и тут же, изобразив на лице великую значимость и важность, стал читать:
Далее следовали веселые строки о пушечной пальбе в темноте, о панической ретираде шведов, о сдаче Левенгельма на милость усатому герою...
Кульнев смеялся этому сочинению так, что чуть не падал с лошади.
Увлеченный преследованием, через день Кульнев сбил слабое шведское прикрытие у Брагештедта, вышел к местечку Сикайоки и решил атаковать открывшиеся перед ним неприятельские позиции. Он и не думал, что здесь поджидала его вся главная шведская армия во главе с Клингспором.
Поведя наступление прежде всего на вражеские фланги и уже начав было их теснить, Кульнев совершенно неожиданно получил страшной силы удар в свой центр, который и оказался прорванным. Разрозненным частям отряда грозило окружение и истребление. Русские бились с неистовой храбростью, но многократный перевес в численности был на шведской стороне. Кульнев с превеликим трудом вырвал свою конницу и пехоту из столь гибельного сражения. Урон с обеих сторон исчислялся до тысячи человек.
— Ведь и знал, что шведы армию свою вот-вот в кулак сожмут, а лез на них сломя голову, — сокрушенно говорил Кульнев Давыдову. — Поделом мне, дураку. Впредь наука...
— Да у них потери не менее, а более наших, — пытался тот утешить командира.
— В том-то и беда, что для шведов они легко восполнимы, а у нас каждый человек на счету, пополнения ждать неоткуда.
Приободренные шведы начали решительное наступление.
Превосходными силами они наваливались на русские разрозненные отряды и спешили разбить их поодиночке.
Под Револаксом, как стало известно, им удалось окружить отряд полковника Булатова, который отчаянным штыковым ударом все же смог пробить себе дорогу, но потери понес огромные.
Почти одновременно под Куопио шведы перехватили отряд полковника Обухова, при котором следовали парки и обозы, снова зажали его со всех сторон и после четырехчасового жесточайшего боя уничтожили полностью.
Этими победами неприятель открывал себе путь в глубинные районы Финляндии и угрожал сообщениям всех русских войск.
Кульневский авангард превратился теперь в арьергард и сдерживал своими плечами грозно нависшую над ним армию под водительством Клингспора. Находясь почти беспрестанно в огне, совершая чудеса храбрости и нанося врагу чувствительный урон, отряд медленно отходил вдоль побережья. И Кульневу, и
