положения. Они заняли позиции вокруг базы хранения военной техники на окраине Мамонова и упорно отбивали все попытки фрицев выбить их оттуда.

Вскоре, установив взаимодействие с «зелеными фуражками», командир батальона решил сначала помотать фрицам нервы. Выяснив у пограничников, рядом с какими ориентирами расположены засеченные ими средства усиления противника, командир приказал выдвигать вперед короткими бросками одну-две «коробочки», гасить обнаруженные цели огнем «КПВТ» или автоматических пушек и тут же отводить «коробочки» назад, в не простреливаемую противником зону.

Однако пока налаживалось взаимодействие, пока уточнялись цели, пока отдавались приказы, вермахт решил продвинуться вперед. На наши позиции стали падать мины, загрохотала фрицевская артиллерия, и после двадцатиминутного огневого налета из-за окраинных домов Мамонова выползли несколько «артштурмов», перед которыми двигались цепи немецкой пехоты. Нам пришлось на своем горьком опыте убедиться, что 30-мм автоматическая пушка БМП-2, действуя в борт, конечно, способна помножить эту самоходку на ноль, но и короткоствольная 75-мм пушка «артштурмов» первых модификаций, в свою очередь, при удачном попадании может превратить БМП в груду металлолома. Наша рота потеряла одну БМП и один БТР, слишком увлекшиеся стрельбой по бронированным целям и прореживанием немецкой пехоты.

Первые цепи немцев подошли к нашим позициям метров на 600, и тогда дружно застучали взводные «ПК» наших «партизан» и соседней роты. Автоматы пока молчали, и лишь когда небольшая группа фрицев, опередив свои цепи, внезапно показалась из ложбинки метрах в двухстах перед нами, загрохотали стволы чуть ли не всей роты. Стрельба была — в белый свет как в копеечку. Я, стараясь не терять самообладания, старательно выцеливал фигурки, казавшиеся в прицеле очень маленькими и далекими, и выпустил всего пару скупых очередей, отсекая по паре патронов. Зацепил я сам кого или нет — не знаю, но все же десятки автоматных стволов дали приличную плотность огня — несколько фигурок упало, а остальные предпочли скрыться обратно в ложбине.

Несмотря на досадные потери нашей бронетехники, фрицам тут ничего не светило. Откуда-то из-за нашей спины раздались артиллерийские залпы. Обернувшись, я увидел на плоской высотке метрах в 800 за нашими позициями знакомые (правда, лишь по телепередачам и фотографиям) длинные стволы 100-мм «рапир». Не прошло и четверти часа, как, оставив перед нашими позициями шесть подбитых Stug-III (из них четыре «рапиры» раздолбали в хлам), фрицы откатились обратно, под прикрытие городских строений. Стороны снова перешли к вялой перестрелке.

Вскоре в ложбинке, где засело не только управление нашего взвода, но и управление роты, появился комбат. Отозвав капитана Баскакова в сторону, он весьма эмоционально принялся ему что-то втолковывать. Сначала до нас почти ничего не доносилось, но очень скоро разговор перешел на повышенные тона, и слова родного русского языка стали вполне отчетливо слышны.

— Так какого же хобота, ты, расп…й, мать твою, не вдолбил этим недоумкам, что огонь надо вести только с ходу и все время менять позиции?!

Капитан что-то пытался возражать, но комбат продолжал давить на него с неослабевающей силой:

— Это твоя задача была, так им мозги прокомпостировать, чтобы они не вздумали под фрицевские пушки подставляться! Твоя! Так что продрай всех с песочком вперехлест через колено, чтобы не вздумали лезть под прицел фрицам! Пусть лучше мажут второпях, но успевают сдернуть в укрытие, чем потом на них похоронки писать! И ремонтировать этот металлолом мне негде!

Капитан снова принялся вяло отбрехиваться, но комбат, немного понизив тон, отрезал:

— Все! Иди и наведи у себя в роте порядок!

Баскаков, заметно обескураженный, пошел сливать начальственный гнев на командиров взводов, и первому досталось бывшему у него прямо тут, под рукой, Тюрину, хотя как раз наш взвод не потерял ни одной машины. И вообще у нас потерь не было, за исключением двух легкораненых при артиллерийском налете немцев.

Мой автомат большую часть времени молчал, потому что после отражения первой атаки практически ни одной цели на расстоянии ближе 300 метров мне не попадалось, а стрелять просто так, для самоуспокоения, смысла не было. Я разглядывал время от времени вспыхивающие на окраине огоньки выстрелов и дымки, и тут кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся — к бугорку, в ложбинке за которым заняло позиции управление роты, подполз наш старшина.

— Горячий обед готов, — почему-то шепотом, хотя и довольно громким, сообщил он. Баскакова рядом не было — он торчал в командирской БМП, поддерживая радиосвязь с командиром батальона и взводами, и я послал оказавшегося под рукой сержанта к комроты, чтобы тот распорядился из каждого взвода поотделенно направлять бойцов в тыл обедать. Через час очередь дошла и до управления нашей роты. Прихватив котелки, мы уселись навернуть уже порядком остывший обед, привалясь к каткам своей БМП. Но после нескольких съеденных ложек из открытого люка крикнули:

— Комбат на связи, товарищ капитан! Требует вас!

Баскаков, негромко чертыхнувшись, полез в машину. Пробыл он там недолго, торопливо выскочил и огорошил нас известием:

— БПЛА засек — немчура пошла в обход с востока, через Липовку. Наперерез мы им выйти не сможем — они прикрыты от нас довольно паршивым оврагом. Комбат приказал нашей роте двумя взводами сдать назад, до Пятидорожного, и оттуда выдвинуться на Новоселово, чтобы блокировать параллельную дорогу. «Рапиры» нам не дают, но три «штурма» пойдут с нами.

«Штурмы», «штурмы»… Что-то такое вертелось в голове, но припомнить никак не мог. Я тронул за плечо Баскакова и тихонько поинтересовался:

— А что это за штучка такая — «штурм»? Я на сборах последний раз двадцать лет назад был.

— A-а, ничего особенного, — махнул рукой Баскаков. — Обычный МТ-ЛБ с ПТУРСом.

Ну, что же — «куда нам прикажут отцы-командиры…». Хорошо, хоть это дали. Рота, оставив 3-й взвод караулить позицию, погрузилась на броню и, держа возможно более высокую скорость, отправилась совершать здоровенный крюк, чтобы опередить фрицев. Однако когда голова колонны приблизилась к Новоселову, на дороге перед поселком показались несколько мотоциклов. БТР головного дозора прогрохотал пулеметом, мотоциклы тормознули и стали поспешно разворачиваться прямо на шоссе. «КПВТ» прогрохотал еще раз, и один из мотоциклов улетел в кювет. Наша колонна стала рассредотачиваться, броня съезжала с шоссе через кюветы прямо в поле, стараясь обойти Новоселово слева (поскольку справа вплотную к поселку примыкал тот самый паршивый овраг). Пока было неясно, есть немцы в поселке или еще нет, соваться прямо между домов было опрометчиво.

Впереди на шоссе уже были видны грузовики и несколько «артштурмов», начавших сворачивать на боковую дорогу, ведущую в Новоселово. Поспешно высаживая пехоту, наши «коробочки» увеличивали интервал между машинами и открывали огонь с ходу изо всех стволов. Мелькнули огненные хвосты противотанковых ракет, и немецкие самоходки, успев сделать лишь один-два выстрела в нашу сторону, стали выбывать из игры. Как ни странно, более грозным противником оказались 37-мм колотушки, отчаянно затявкавшие со стороны шоссе, скрываясь за невысокой насыпью — низкий силуэт делал их малозаметной целью, и дуэль с ними шла с переменным успехом. Еще две наших «коробочки» были подбиты, а два БТР отделались дырками в бортах, не сказавшимися фатально на их боеспособности. Тогда же первые потери понес наш взвод — был тяжело ранен механик-водитель в одном из БТР-70. И все же совокупная огневая мощь нескольких «КПВТ», 30-мм автоматических пушек и трех «штурмов» сделала свое дело. Тяжелое вооружение фрицев было либо выбито, либо принуждено к молчанию, и в этих условиях стало возможным один за другим заткнуть и немецкие пулеметы.

«Коробочки» пошли вперед, солдатики побежали за ними, прикрываясь броней, — вопреки боевому Уставу вообще-то, но когда у фрицев молчит артиллерия, а «фаустпатроны» еще не появились, такое нарушение Устава было вполне терпимо. Уцелевшие фрицевские пулеметчики после пары коротких очередей вынуждены были тут же менять позицию, чтобы не попасть под раздачу, как их менее везучие товарищи. При таком слабом противодействии наша броня подошла к шоссе почти вплотную и в упор расстреливала немцев, укрывшихся за насыпью. Однако многие из них сумели оттянуться назад и скрыться среди зарослей кустарника, росшего по берегам небольшого овражка с маленьким ручейком на дне. Туда отошла даже одна «колотушка», в чем мы и убедились, когда один из «штурмов», разворачивающийся на