Меня всегда волновала и притягивала таинственная связь между кажущейся случайностью событий и предопределениями судьбы, когда вроде бы изолированные, разрозненные факты и явления выстраиваются вдруг в неразрывную цепочку и приводят к закономерным свершениям. Почему, например, Алексей Алексеевич избрал именно этот маршрут? Я думал — только из целесообразия. Ан, нет. За городом Истрой параллельно железной дороге тянется небольшая и очень живописная речка Маглуша. Я был несколько удивлен, когда в деревне Филатово наш командир приказал отряду остановиться на отдых, а меня взял с собой для рекогносцировки. Ехали мы верхом вдоль речки. Алексей Алексеевич был заметно возбужден, дышал часто, как при сильной жаре, поправляя изжелта-седые усы.
Впереди, в широкой долине, возник силуэт пирамидального храма. Я бросил взгляд на картину: населенный пункт Глебово. Что-то знакомое, я слышал о нем когда-то, но не мог вспомнить.
Деревня как деревня. Ряды изб. Остатки барской усадьбы. А вот храм, действительно, хорош! Даже старания местных разрушителей изувечить, испохабить это старинное сооружение не смогли испортить его красоты. Шатровая колокольня, окруженная по углам четырьмя башнями-звонницами, возвышалась над деревней, над местностью, придавая всему пейзажу некую завершенность.
— Казанская церковь, — негромко произнес Брусилов, снимая фуражку с синим околышем и поднимаясь на стременах. — Чудесное место, неправда ли?.. Река Истра, ее притоки — древняя обитель наших пращуров…
— Подъедемте ближе, — предложил я.
— Нет, это было бы бестактно с моей стороны. Меня могут узнать, ответил Брусилов. — Да и смотреть нечего. Обломки, — усмехнулся невесело. На новых картах не совсем точное обозначение, Николай Алексеевич. Вернее новое название. А прежде сей населенный пункт был известен как Глебово-Брусилово. Счастливейшие дни провел я в этой усадьбе. Думал, что и похоронят здесь…
Алексей Алексеевич повернул коня, и мы поехали назад. Так попрощался он незадолго до смерти со своим прошлым. Больше мы не говорили об этом, но навсегда остался во мне храм над красивой речкой Маглушей, колокольня, устремленная в небо.
Смею сказать, что теперь я неплохо знаю ближнее и дальнее Подмосковье, столь разнообразное, что природных контрастов, живописных пейзажей, даже глухих уголков, разместившихся на этой сравнительно небольшой территории, хватило бы для западноевропейского государства средних размеров. И зная, скажу: нет для меня прекраснее мест в Подмосковье, чем бассейн реки Истры и еще та часть побережья Москвы- реки, что тяготеет к истринскому водосбору. От Звенигорода до Рублева. Благодарен я Алексею Алексеевичу Брусилову за то, что открыл мне сию неповторимую жемчужину в природном ожерелье столицы. В свою очередь очень хотелось мне приобщить к этим местам Иосифа Виссарионовича, чтобы познал и полюбил прелесть нашей Центральной России. Нет в ней чрезмерной восточной пышности, нет яркой, ошеломляющей назойливости юга, но уж если откроет она кому свою застенчивую, величавую красоту, если кто увидит и поймет суровую нежность и постоянство, тот никогда не забудет ее, не изменит ей. А Сталин, как ни странно, изъездив Сибирь, побывав за границей, долго работая в Москве, почти не знал, не видел окрестностей нашей столицы. Это же противоестественно! Вот и задумал я организовать неутомительное путешествие на лодках по Истре. Тем более, что и Бехтерев советовал: смена впечатлений, разрядка, отдых на природе очень нужны Иосифу Виссарионовичу. А что может быть лучше отдыха по речке в теплый летний день!
Надежда Сергеевна поддержала эту идею и обещала уговорить Сталина, чтобы он хоть на краткий срок оторвался от работы. А его, к нашему с ней удивлению, и уговаривать не пришлось. Он познакомился с маршрутом, усмехнулся в усы: 'Очень своевременное предложение. Считаю, что с нами должен поехать Анастас Иванович Микоян'… Я подумал: при хорошем настроении попал к Иосифу Виссарионовичу. Но потом выяснилось, что была веская причина для столь быстрого согласия. Все же никто и никогда не знал, что у Сталина на уме.
Из Кремля выехали в шесть утра на двух автомашинах. Несмотря на такую рань, солнце уже припекало. Меня радовала погода: на небе ни единого облачка. Хочу тут, между делом, опровергнуть одно довольно распространенное мнение: Сталин, дескать, не любил солнца, яркого света. Это неправда, пущенная в обиход поверхностными наблюдателями. Не надо смешивать разные вещи. Да, он работал обычно с закрытыми шторами, чтобы не отвлекали ни свет, ни звуки. К старости у него побаливали глаза — это верно. При обнажающем беспощадном освещении он вроде бы стеснялся среди посторонних своей заурядной внешности. Всяко бывало. Но с другой стороны, Сталин любил прогуливаться в одиночку или с близкими, привычными людьми не в пасмурную, а именно в солнечную погоду. И на юге, и в Подмосковье. Нравились ему прогулки по зимнему лесу, когда сияет солнце и ослепительно блестит снег. А после войны в такие дни любил сиживать со мной на открытой террасе, закутавшись в теплый тулуп. В эти минуты он продолжал работать — думал.
Вернемся к нашему путешествию. Автомобили доставили нас в Павловскую Слободу, где поджидали хорошие просмоленные плоскодонные лодки: для неглубокой капризной Истры нужны были такие. Погрузившись в них возле Лешковской горы, мы начали свой водный поход средь высоких, заросших старым лесом берегов. Зелень была густая и свежая, вода чистейшая и прохладная. Воздух — прелесть. Березки на прибрежных полянах лукаво манили водить хоровод вместе с ними.
Путешественники были довольны и веселы. Ворошилов на первой лодке грянул вдруг 'Из-за острова на стрежень…' Присоединилась и Надежда Сергеевна. Сталин подпевал им. Слух у него был хороший, сказывалась и подготовка в духовной семинарии. Обычно монотонный, приглушенный голос его менялся при пении, звучал проникновенно и чисто.
На нашей лодке хористов не оказалось. С тех пор, как отзвучали романсы моей первой жены, незабвенной Веры, я почти не слушал вокалистов и музыкантов, только марши да солдатские песни. По крайней мере, определенность есть в них. Николай Власик по своей должности привык редко открывать рот. Третий в лодке, Анастас Иванович Микоян, проявил любопытство к тем местам, мимо которых мы проплывали, расспрашивал меня.
Как выяснилось, Анастас Иванович плохо представлял себе быт среднерусского крестьянства, мало смыслил в сельском хозяйстве. Ну, скажите, как можно заниматься продовольственными вопросами, сырьем, снабжением, не умея отличить на поле рожь от овса, лен от конопли?! А ведь надо заботиться об урожайности, о сохранении собранного. Анастас Иванович отвечал полушутливо, что урожай и государственная политика — это не совсем одно и то же, что он имеет дело в основном с цифрами да руководящими товарищами, но недостатки свои постарается исправить. Тем более что Михаил Иванович Калинин обещает свозить его в родную деревню на жатву, а заодно показать, как растут в лесу боровики, подосиновики и рыжики, не говоря пока о других грибах, в которых сразу не разберешься. Ну, конечно, такой прогресс в расширении специальных познаний нашего выдающегося деятеля в области легкой и пищевой промышленности несколько успокоил меня.
Итак, мы плыли по Истре мимо чудесных берегов, заросших ивняком. Об отсутствии рыболовов и купальщиков позаботился Власик. Но вот Климент Ефремович и Иосиф Виссарионович решили поменяться на веслах, их лодка резко накренилась. Власик ахнул, не удержался от упрека:
— Потопят, разбойники, королеву!
У меня вырвалось:
— Без вашей помощи не получится. Это вы мастер по затоплению речных деревянных судов!
Власик глянул удивленно, насупился. Спустя несколько минут, когда Микоян свесился за борт, разглядывая какого-то жука на воде, произнес укоряюще:
— Вы это самое, Николай Алексеевич, чем кумушек считать, вы бы того…
И надолго отвел взгляд…
Я оценил по достоинству его возросший культурный уровень, его юмор, а главное — потенциальную опасность. Можно понять, почему Иосиф Виссарионович не любил свидетелей, даже если это очень хорошие люди. Лучше покойники с доброй славой, чем живые, многознающие соратники. Гуманной такую точку зрения не назовешь, но и с категорическим осуждением я бы не стал торопиться. Жизнь сложна. Тем более — жизнь крупнейшего политического деятеля.
К полудню путешественники явно устали, жара давала себя знать. На высоких холмах открылась деревня Тимошино. По левую руку, невидимое за лесом, лежало село Степановское. Висячий мостик, соединявший здесь берега, как над кавказскими горными реками, привлек внимание и Сталина, и Микояна.
