— Все Любка выдумывает, — сказала Елена Вадиму. — Никакого мужа у нее нет и не было. Она старая дева. Как-то призналась, что не вышла замуж из-за стыдливости и застенчивости. Умора!.. Она давно отключилась как женщина. Ее основное занятие — вышивание собачек.
Елена все чаще устраивала вечеринки, ей казалось, что они оживляют будни, что жена художника должна иметь открытый дом, приглашать гостей. Войдя в творческую среду, она решила кое-что изменить и в своем образе жизни, искренне веря, что поднимается на высший уровень… Через некоторое время Вадиму стало надоедать это женское общество. Как только к Елене приходили подруги, он, ссылаясь на неотложные дела, садился в машину и ехал к приятелям в Дом журналистов. Самым странным для Вадима оказалось то, что Елена могла засидеться со своими подругами до полуночи, но когда однажды он пришел с приятелем, она уже в девять вечера состроила кислую мину, а потом зашептала Вадиму в ухо, прямо при госте:
— Не забывай, мне ведь вставать в семь часов.
Проводив приятеля, Вадим недовольно сказал Елене:
— Что за комендантский час в доме? Со своими дурехами болтаешь о всякой ерунде до ночи, а мы говорили о серьезном, так тебе было скучно. Весь вечер куксилась.
— По правилам хорошего тона в гости не ходят без приглашения, — вяло возразила Елена. — Мне даже вас угощать было нечем. Да и вы готовы сидеть до утра. У меня уже глаза слипались.
— Правила хорошего тона — это отсутствие всяких правил, — повысил голос Вадим. — Вести себя надо так, чтобы не доставлять другим неудобств. Кстати, шептаться в компаниях — самый дурной тон.
Это была их первая ссора; она быстро забылась, но Вадим для себя сделал вывод, что «Елене не хватает воспитания, что она оторвалась от людей с душевной глухотой, но и не примкнула к интеллигентам». Он невольно вспомнил общество Тамары, среду актеров, где люди жили искусством. «А эти подруги Елены какие-то стертые личности, — думал он. — У них в голове только одно: заграничные вещи, рестораны, получить диплом все равно какого института и, как предел мечтаний, — удачно выйти замуж. Как было бы замечательно объединить в одной женщине талант, острый и гибкий ум Тамары и легкий покладистый характер Елены. Наверно, это невозможно, я хочу совместить несовместимое, ведь обычно одно исключает другое».
В свою очередь Елене не нравились отлучки Вадима на Сокол, она не понимала, почему он не может работать в закутке-«мастерской» и тратит попусту время на разъезды. К тому же, она думала — раз Вадим художник, он будет писать ее портреты: в пальто и шляпе, в платье, обнаженную; думала, он будет замечать, что она с утра надела, как сидит, как освещена ее рука, а он съедал завтрак, заводил машину и мчал на Сокол и возвращался усталый, неразговорчивый. Долгое время все это она терпеливо сносила, но однажды все же намекнула Вадиму, что его почти не бывает дома и что он мог бы написать хотя бы один ее портрет.
— Удел женщины ждать, — отшутился Вадим. — А портрет обязательно напишу.
Про себя он размышлял: «Все-таки одно дело встречаться с человеком, другое — жить с ним. Когда мы встречаемся, мы все замечательные, а начнем совместную жизнь — уже кое-что не устраивает… Да и интересы оказываются разными, и быт засасывает. Кому-то надо нести белье в прачечную, кому-то выносить помойное ведро. Может, это все мелочи, когда люди любят друг друга, а ведь у нас с Еленой изначально было просто влечение. Пожалуй, нам не стоит расписываться. Все же брак должен быть только по любви».
Раз в месяц появлялся бывший муж Елены — Володя, тридцатилетний парикмахер. Он приходил подвыпивший с шоколадом для дочери. Простой хороший парень, он любил бывшую жену и сильно переживал их развод. С его появлением Елена становилась агрессивной; от мужа требовала только алименты и ругалась, если он приносил мало денег. Обычно с его приходом Вадим отправлялся к приятелям, но, бывало, они пили чай втроем, и тогда Вадиму приходилось успокаивать разгоряченную «гражданскую жену».
Еще раньше мать Елены рассказала Вадиму, что «зять сломался после того, как дочь ему изменила». Вадиму было жаль парня, при нем он чувствовал себя неловко, ему казалось, что он вошел в чужую жизнь и тем самым помешал Володе сохранить семью, наладить отношения с женой. Но однажды Володя сказал, что ни на что не надеется, что Елена слишком презирает его и что он приходит «просто побыть около нее». Дочерью он почти не интересовался, да и Елена старалась не подпускать ее к нему. Случалось, выпив, Володя звонил Елене поздно вечером, пытался что-то выяснить, что-то объяснить. Елена слушала, закатив глаза к потолку, вставляла едкие словечки, потом крикливо обрывала разговор и швыряла трубку. В конце концов она окончательно возненавидела мужа, и тогда он стал приходить к Вадиму. Переминаясь с ноги на ногу, объяснял Елене, что «пришел поговорить с ним». Вадим не отказывался, чтобы не причинять парню боль.
У Володи был мотороллер, и до знакомства с Вадимом Елена часто пользовалась услугами мужа: звонила ему, чтобы подвез на работу (он жил у матери на соседней улице) или к дочери в летний детсад. И Володя незамедлительно забрасывал свои дела.
— Я верчу им как хочу, как куклой, — хвасталась Елена подругам.
Как-то Вадим с Володей сидели вдвоем на кухне; разливая водку, Володя безнадежно вздыхал:
— Мне бы надо жениться снова. Их, девиц, как ты догадываешься, у меня полно. Я ведь дамский мастер, и не последний. Одно время работал в салоне. Сейчас уже не то. Руки потеряли чувствительность, ведь вожусь с мотороллером. Но девицы все равно идут ко мне, а не к женщинам мастерам. Сейчас скажу почему. Давай выпьем… Они, как бы тебе объяснить, всегда идут к мужчине мастеру. Ведь женщина мастер никогда не сделает другой женщине на уровне. Это дело тонкое. Тут надо знать психологию женщин. Настоящая прическа это ведь что? Это когда не чувствуется, что ты вышел из парикмахерской, только твоя голова приобрела аккуратность. Это, как ты догадываешься, сложное дело… Так вот, я и говорю, что у меня достаточно девиц. Полная записная книжка. И есть красотки, я тебе скажу, первоклассные… а вот хожу сюда. Ты, кстати, на меня не в обиде? Если что, скажи. Но, понимаешь, наверно, я люблю Лену. Ничего не могу с собой поделать. Да ты разливай, чего там!
В начале нового года Вадим на десять дней уехал в Дом творчества, решил в уединении закончить несколько холстов к весенней выставке, и за десять дней сделал больше, чем за иной месяц, поскольку не тратил время на разъезды по городу, не отвлекался на бытовые обязанности в Еленином доме. В Москву он вез связку из четырех картин. В электричке вместе с ним ехало еще несколько художников.
— Меня встретит на вокзале жена, — сказал один.
— А я дал телеграмму подружке, должна подойти, — объявил другой.
Вадим не просил Елену встречать его, но внезапно увидел ее на платформе — она стояла, прижавшись к фонарному столбу; больше никаких встречающих не было. В метро Вадим подумал: «И почему свое счастье всегда кажется ненастоящим, а чужое — прямо сказочным? Одна встреча Елены чего стоит!».
В последующие дни Вадим подолгу задерживался на Соколе, делал макеты журналов, открытки и одновременно подготавливал давно задуманную серию портретов «Философы России». Точно штангист, постепенно увеличивающий вес штанги, он подводил себя к пиковой форме для серии, но терзался, что теперь, взвалив на себя новую семью, несет двойную нагрузку: подготавливается к основной работе и выполняет заказы ради денег. В заказной графике он все делал на приличном уровне, но то, что первым приходило в голову. Он постоянно испытывал нехватку времени, а спешка не позволяла придумывать лучшие решения. «Использую старые, заезженные методы, — усмехался он про себя. — Центр тяжести в работе все больше смещается в сторону ремесленничества… Неужели сломался? Неужели меня покинул творческий запал?». Вадим мучился, оттого что стал повторяться, он постоянно боролся со своей совестью, хотел побыстрее разделаться с заказами и писать «для души». «Главное — сбросить этот груз, — рассуждал он. — Освободить перед собой пространство, а вдохновение придет, для него нужен всего-навсего какой- нибудь внешний импульс».
К Елене он приезжал усталый, раздраженный, но она не понимала его состояния, спокойно ставила перед ним суп и с довольной улыбкой спрашивала:
— Ну, как продвигаются макеты, открытки? Скоро закончишь? Может, на эти деньги купить тебе и мне по дубленке?
Как-то Вадим вернулся с Сокола ночью и от перенапряжения долго не мог уснуть, но рано утром Елена разбудила его:
