днем Варя все больше входила в роль жены. Было похоже, что природный инстинкт — иметь домашний очаг — в ней пробудился раньше, чем любовь.

— А зимой мы будем принимать гостей, — как-то заявила она, и Игорю сразу стало тревожно.

Ему исполнилось двадцать три года, и он еще побаивался серьезной связи. Он просто приютил Варю из добрых побуждений, как потерявшуюся собачонку, и был уверен, что дома у нее все не так уж плохо и он просто выручил ее в момент временных затруднений. «Мне еще рано заводить семью, — рассуждал он про себя. — А ей надо заканчивать школу. Но, похоже, она и не собирается возвращаться к матери. Нужно что- то придумать. Пожалуй, лучше всего вернуть ее домой и изредка встречаться».

На другой день Игорь объявил Варе, что уезжает на месяц в командировку. Она сразу сникла, опустила голову и за весь вечер не сказала ни слова.

До автовокзала она тоже молчала. Игорь записал ее адрес и обещал заехать, когда вернется, потом купил ей билет до рабочего поселка и посадил в автобус.

Больше они не виделись. Несколько раз Игорь собирался съездить в поселок, но ни зимой, ни весной так и не поехал — боялся начинать все сначала. «Наверно, уже закончила школу и дома у нее все наладилось», — решил он, в полной уверенности, что когда-то совершил почти благородный поступок. Вскоре он познакомился на комбинате с художницей Таней и летнее приключение забыл совсем.

Спустя два года в июле Игорь получил очередной отпуск; некоторое время пожил в Москве у родителей, потом на даче у Тани, которая к этому времени уже считалась его невестой; когда до выхода на работу оставалась неделя, он решил поудить рыбу на Селигере.

Поезд прибыл на станцию Осташков в полдень. Выйдя из вагона, Игорь вскинул рюкзак и пошел в сторону пристани.

Пароход в верховье озер шел только на следующий день, но через час на турбазу отправлялась самоходная баржа; ее капитан, мужик в промасленной тельняшке, согласился подбросить Игоря до станции Неприе.

— Только бери бутылец для смазки движка, а то его никак не запустишь, — капитан кивнул на продмаг.

Через час Игорь сидел на подрагивающей палубе баржи и смотрел на проплывающие назад острова с песчаными отмелями и соснами. Около пристани Неприе подошли к берегу, и капитан сказал:

— Здесь и рыбалка хорошая, и вон, видишь, лес подходит к воде.

На косогоре под высоченными тополями виднелось несколько изб, к которым вели выбитые петляющие тропы.

У крайнего дома Игорь заметил молодую женщину в сарафане.

— Здравствуйте! Нельзя ли у кого-нибудь снять комнату?

— Да у нас уже живут дачники. А у соседей родственники приехали. Вон в тот дом зайди. Там хозяин Трофим Миронов. У него, кажется, освободилась комната, его дачники вроде съехали.

Трофим, высокий, худой старик, встретил Игоря радушно.

— Живи в свое удовольствие… Комната вон за печкой. Располагайся, отдыхай на здоровье. Там, правда, ходики на стене удавились, но тебе-то время и ни к чему. Вставай по солнышку и за грибами или рыбаль. Лучше в затоне… Читать у меня, правда, нечего. Были хорошие книжки, да пацаны разодрали на кульки под ягоды… Места у нас хорошие. В лесу щас колосовики пошли. Ведерко всегда наберешь…

После завтрака Игорь взял удочки, насобирал в иле червяков-ручейников, сел в лодку Трофима и поплыл к затону. Остановился среди остролиста, закинул две удочки с наживкой и закурил. Солнце еще не поднялось над лесом, но уже было жарко. Спустя некоторое время со стороны Осташкова послышалось тарахтенье дизеля, и вскоре мимо Неприе медленно прошла самоходная баржа, груженная поленницами дров. На борту, свесив босые ноги, сидели девчонки подростки в одинаковых синих халатах; они только что искупались: отжимали волосы, отлепляли халаты от мокрых тел.

— Эй, рыбачок, смотри! — одна из девчонок вскочила на ноги и задрала подол халата. Ее подруги засмеялись. — Когда стыкуемся?! Прям припекло! Вступай в наш кружок «Шаловливые девчонки»!

На корме баржи Игорь заметил девчонку в соломенной шляпе. Она стояла, прислонившись к дровам; из-под шляпы на Игоря смотрели тревожные темные глаза.

Днем Игорь рассказал Трофиму про необычную баржу.

— Так это ж малолетки из Нилова монастыря, — объяснил старик. — Там щас колония. Случается, шалят, канальи. Убегут из колонии, своруют что-нибудь.

— А где этот монастырь?

— В соседней деревне. Туда можно подъехать через верхние озера, а можно напрямик по копанке. Она начинается прям от затона, где ты рыбалил. Ее еще в былые времена монахи прокопали… Щас-то она пришла в негодность… Следить-то за ней никому нет надобности, но на лодке проплыть можно.

На следующее утро, подъехав на лодке к затону, Игорь отыскал среди камыша узкую протоку. К протоке вплотную подступали деревья, их ветви переплелись и образовали темный тоннель. Отталкиваясь веслом о дно, Игорь вплыл в зеленоватый полумрак. С полчаса он продирался сквозь заросли, потом над головой начало светлеть, потянул ветерок — и перед носом лодки открылось большое чистое озеро. Прямо напротив копанки на высоком берегу виднелись дома, среди них возвышался краснокирпичный монастырь.

Подъехав к берегу, Игорь заметил, что стены монастыря кое-где разрушены, часть окон забита досками. На окраине села девчонки в синих халатах босиком мотыжили картофельное поле, слышалось глухое тюканье мотыг, скрежет железа о камни, крепкие словечки, смех. Игорь подплыл к крайнему дому и поставил лодку под ивой, и сразу среди девчонок увидел ту, в соломенной шляпе, которую он видел на барже. Ему показалось, что он уже где-то встречал эти пухлые губы и большие глаза. Точно почувствовав взгляд, девчонка перестала мотыжить и пристально посмотрела на иву. Заметила Игоря, бросила мотыгу, отошла в сторону и легла на траву, поставив один кулак на другой и положив на них подбородок.

Вечером Игорь снова рыбачил в затоне; вдруг услышал, как на берегу хрустнули ветки — кто-то подошел к воде и наблюдал за ним. Подплыв к берегу, Игорь раздвинул камыш и увидел ее — она вышагивала от дерева к дереву и смотрела Игорю прямо в глаза. Она сильно изменилась: походка уверенная, голову держит высоко, вместо кудряшек — длинные волосы — не девчонка, а молодая женщина в ярком платье с модной сумкой через плечо.

— Привет, — небрежно бросила она и впрыгнула в лодку. — Я тебя сразу узнала.

Она села на носу лодки, закинула ногу на ногу, достала из сумки сигареты и зажигалку, размяла сигарету, закурила, выпустив дым Игорю прямо в лицо.

— Как интересно! — хмыкнула. — Надо ж, свиделись!

— Как ты попала сюда?

— Случайно. Приехала подружку навестить. Она здесь, в колонии. Ну и помогла ей… поработать, — в ее голосе чувствовалась неестественная развязность. — Теперь работаю манекенщицей. Замужем за инженером. Отличный муж. Все прекрасно и удивительно! — она надрывно засмеялась и проговорила считалку, которую говорила когда-то: — Эники-беники ели вареники, — и вдруг едко спросила: — Ну и что? Начнем все сначала? Ты все так же берешь женщин на улице? И как теперь принимаешь своих женщин? С чего начинаешь? Музыка, коньяк? Или тебе сразу показать стриптиз? — она зло усмехнулась. — Белье у меня теперь французское.

Больше играть она не смогла, и вся ее злость вылилась в рыданье. Игорь протянул флягу с водой, отвернулся. Она отпила глоток.

— Я так верила тебе… А знаешь ли ты, что бросил меня беременную? Целый месяц была в больнице… Чуть не умерла… Писала тебе письма, но не получала ответа… Вышла из больницы и все ждала, когда ты придешь… С тех пор ненавижу всех мужчин…

Пробормотав: «Если бы я знал», Игорь нервно закурил. Она тоже закурила, съежилась и затихла; потом глубоко вздохнула и отвела глаза.

— Когда я от тебя вернулась домой и узнала, что будет ребенок, я поняла, что меня с тобой связывает серьезное… В один миг повзрослела… После больницы пыталась тебя разыскать…

— Я потом снимал комнату в другом месте, — начал оправдываться Игорь, ощущая какую-то полувину — про себя-то он сразу подумал: «Хорошо, что ничего не знал, наверняка струсил бы, только этого мне тогда и не хватало. Ну что было бы, если б стали жить вместе? Мы же не любили друг друга».