которой гордо сидели гипсовые львы, похожие на сердитых котов.

Киллер поймал в прицел сначала одну фигурку и плавно нажал на спусковой крючок. Потом перевел прицел на другой силуэт и быстро сделал два выстрела. Вновь вернулся к первой фигуре, которая, завалившись набок, падала на удивленного льва, и произвел контрольный выстрел. Положил винтовку на пол автобуса, бросил туда же перчатки и маску, поднял воротник и вышел из автобуса.

Воронов лежал лицом вниз, обняв льва, как ребенок прижимает во сне любимую игрушку. Военный завалился на спину. Остановившиеся глаза с немым вопросом удивленно смотрели на вывеску ресторана.

С нетерпением и опаской Ратов вошел в Кремль. К счастью, он тут же попал в кабинет Дюка, который от перегрузок побледнел, но выглядел вполне довольным.

Пропев первые слова популярной некогда песни, Дюк проникновенно потряс руку Ратову:

– Извини, больше слов не помню. С возвращением!

– Спасибо на добром слове. Погода на Сахалине ужасная. Несколько дней назад была чудовищная метель, все остановилось, – сказал Ратов.

– Да, я читал. Стихийное бедствие. Но быстро справились. Для Сахалина – обычная ситуация. Мне тут подарили альбом сахалинского фотохудожника... в буквальном смысле слова «страшная красота». Колоритно, но жутковато. Там всегда торосы и снежные заносы. Что-то я стихами сегодня говорю.

– Значит, дела идут неплохо.

– Не жалуемся. Кстати, поздравляю. Твой документ вызвал большой интерес. И президент отметил, и на совещании у премьера его цитировали. Качественная работа. Приятно.

– Как говорил один поэт, не важно, есть ли у тебя исследователи, а важно, есть ли у тебя последователи.

– Справедливо. Твои выводы одобрили. Но процесс не завершен. Включайся, – улыбнулся Дюк.

– Как в целом обстановка? – спросил Ратов.

– Масштабных кадровых чисток не будет. Это принципиально. Хотим показать, что система работает. Если в экономике кризис, то это не повод все бросить на полпути. Тут некоторые, в том числе в Кремле, требуют заново все переделать, создать новые институты, но сейчас не пройдет.

– Что с Национальным советом по инвестициям? – забеспокоился Ратов.

– Он систему не меняет? – коварно спросил Дюк.

– Да нет, вроде бы ничего взрывоопасного.

– Я считаю, весьма актуальное предложение. В выступлениях президента одни цифры приводятся, а у премьера – другие. Нужно совместить. А то все чаще эффект раздвоения возникает. И получается как на Сахалине. Давление скачет. М-да, скачет, меняется давление, – задумчиво произнес Дюк, оставив Ратову возможность самому догадаться, чем чреваты атмосферные перепады и колебания. Тем более что после поездки на Сахалин у него самые свежие впечатления.

– Проект мегахолдинга продвигается?

– Подвис, – мстительно заметил Дюк. – Когда коммерсанты поймут элементарные вещи! На самый верх нужно выходить с консолидированной позицией. Договорились между собой, сгладили острые углы и сделали солидное предложение. А они пытаются свои разногласия через Кремль или правительство решать. Не выйдет, не получится! Вообще у нас бизнес-сообщество разобщено как никогда. Все стоят с протянутой рукой. Только напряжение вносят.

– А есть напряжение? – осторожно поинтересовался Ратов.

– Вроде как бы и нет. Президент мегапроект поддержал, а премьер отверг. Опять раздвоение. Ничего драматического, рабочий момент. Но возникает вопрос: кто виноват? Вот я и злюсь: этого можно было избежать. При разумном подходе, – вздохнул Дюк.

– А мне кажется, разногласия вполне реальные.

– Какие разногласия? – насторожился Дюк.

– Между олигархами.

– А, ну да... между олигархами. И твой Морев напакостил. И проект сгубил, шельмец. – Дюк внимательно посмотрел на Ратова. – А почему бы тебе это дело не довести до конца? Ты начинал, тебе и завершать. Разберись с Моревым. А потом, глядишь, вернемся к мегапроекту.

– Охотно, – кивнул Ратов.

Узнав о предстоящей встрече с Ратовым, Морев подумал, что пора, пока не поздно, приобрести авиабилет и срочно свалить за границу.

Но куда? В Лондоне уже скопилась целая группа олигархов, выдачи которых требовала Россия. Вряд ли британцы захотят пополнять эту коллекцию.

В роскошную Марбелью на юге Испании, где Морев приобрел шикарный особняк в окружении крутых вилл новых русских, западных миллиардеров и звезд шоу-бизнеса? Красиво, удобно, солнечно и, к сожалению, очень опасно. Испанская полиция устраивает одну охоту за другой, вылавливая главарей русской мафии, беглых бизнесменов, а иногда достопочтенных депутатов.

«Как с цепи сорвались, – огорченно подумал Морев. – У вас нет, случайно, другого глобуса?»

Конечно, если уйти на дно и притаиться, поводя усами и закрыв глаза, как сом под корягой, то мест для этого времепрепровождения можно сыскать немало. Но Морев не собирался переходить на нелегальное положение или превращаться в затурканного эмигранта. А желание сохранить себя для активной жизни резко сужало выбор.

«Не арестуют же меня прямо в здании Администрации, – успокаивал себя Морев. – Не сталинские времена, когда брали за «шкирдан» прямо в высоких кабинетах. Выходили из шкафа или комнаты отдыха оперативники с запахом пота и одеколона «Шипр». И привет родителям!»

Встревоженный Морев с болью в сердце вспомнил соседа по родительской даче, настоящего полковника НКВД, пережившего террор, оттепель и застой, чтобы благополучно уйти на заслуженную пенсию и наслаждаться нехитрыми радостями.

Устроившись в теньке под яблонями и попивая охлажденную водочку с запотевшим кваском и свежими огурчиками прямо с грядки, густо приправленными крупной солью и мелко нарезанной петрушкой, «полкан» с блаженной улыбкой любил вспоминать истории, от которых даже юного Морева пробивал пот, несмотря на летний зной. Может, именно с тех далеких времен он зауважал все, что связано с контрразведкой и ее методами.

«Времена, правда, изменились, но не настолько же!» – одновременно успокаивал и пугал себя Морев.

– Кабинет у меня был напротив здания, где газеты размещались. По другую сторону Пушкинской площади, – потягивался на лавочке отставной «полкан». – Я еще молодой был. Только входил в курс дела. Должность тогда была смешная – помощник младшего оперуполномоченного. А мой начальник, уже матерый, постарше, в тридцать седьмом году журналистами занимался. Не только, конечно, пишущей братией, но вообще интеллигенцией. Ты журналистом не хочешь стать?

– Нет-нет! – клялся юный Морев, решительно отметая даже намек на подобные намерения.

– Аресты шли каждый день, – продолжал успокоившийся «полкан». – Дела были тоненькие, но с грифом «хранить вечно». Постановление о заведении дела, агентурное сообщение, обычно одно-единственное, редко два, а на обороте мелким, таким бисерным почерком написано: «Приговор приведен в исполнение». И подпись – младший оперуполномоченный такой-то. Потом, когда взялись реабилитировать, сложно было. Ни постановления суда, ни... Некогда было оформлять.

Юный Морев, которого уже звали родители к ужину, не отрываясь слушал разомлевшего «полкана» и запоминал.

– Вызывает очередного писаку мой начальник. Официально представляется: «Вы не могли бы ко мне сейчас зайти? Я в аккурат напротив вашего здания сижу. По другую сторону площади».

Никто не отказывал. А он любил в окно посмотреть: «Вон, видишь. Выбегает. По площади прошмыгнул. Волнуется, торопится. Куда ты спешишь? Знал бы, что тебя ждет. Погулял бы лучше. Напоследок».

«Не те времена, не те», – успокаивал себя Морев.

И вытирал пот со лба. Как в детстве.